Ознакомительная версия.
– Так вы виделись в тот день с Аделиной? – спросила Дагурова и уточнила: – Я имею в виду воскресенье, когда произошло убийство…
– Нет, не видел… Говорю же вам, я шел к ней…
И старик неожиданно расплакался по-настоящему, по-детски всхлипывая и повторяя: «Аделина мне этого никогда не простит».
Но Ольга Арчиловна так и не добилась, что он имеет в виду, какую вину чувствует перед Кучумовой. Дагурова решила закончить этот несуразный допрос. И попросила Флейту подписать протокол. Он взял дрожащими руками шариковую ручку.
– Пожалуйста, разборчиво,– попросила Ольга Арчиловна осторожно, все еще надеясь, что подпись задержанного, возможно, даст какой-нибудь ключ для будущей почерковедческой экспертизы.
Но из-под авторучки бича выходили лишь волнистые линии.
Следователь вызвала конвоира. Флейту увели. А Ольга Арчиловна все еще продолжала сидеть в комнате, где только что провела трудный, утомительный допрос. И непонятный по своим результатам.
Все, казалось бы, сходится: убийца сознался, это подтверждают и неопровержимые улики. Отпечатки его пальцев на ружье Авдонина, которое он бросил в тайге вместе с бумажником; листок бумаги с блатными стихами, оброненный Флейтой. Даже деньги, которые он передал Чекулаевой, явно были из авдонинского бумажника. Дагурова сравнила пятидесятки с купюрами, оставленными Эдгаром Евгеньевичем Гаю для покупки авиабилета. Номера тех и других шли по порядку, как их выдали Авдонину в кассе.
Но оставалась еще масса вопросов, на которые она должна иметь четкий ответ. Первое: с какой целью совершено убийство? Объяснение старика явно неубедительно. С одной стороны, с целью ограбления, с другой… Какая-то чертовщина: встретил человека, выстрелил, а уж потом воспользовался случаем и ограбил. Может, он просто убийца-маньяк?
Второе: из какого же ружья стрелял Флейта? Если не из авдонинского, то куда дел свое?
Третье: где так называемый (по выражению Флейты) вещмешок московского доцента?
Четвертое: не было ли у Флейты сообщников?
Пятое… Можно было перечислять еще и еще. Но самый главный вопрос особенно не давал покоя Дагуровой – личность убийцы. И почему он так упорно скрывает свою фамилию, имя и отчество?
Было еще одно обстоятельство – Аделина Кучумова, о вине перед которой говорил задержанный.
«Ох уж эта Аделина»,– подумала Ольга Арчиловна.
– Ну что? – заглянул в комнату Арсений Николаевич, прервав ее размышления.
– Придется еще поработать,– сказала Дагурова. И дала капитану ознакомиться с протоколом допроса Флейты.
Резвых читал внимательно, отстранив бумагу подальше от глаз. Ольга Арчиловна уже успела заметить: у Арсения Николаевича, видно, плохое зрение. Но бравый служака не подает вида. Во всяком случае, очков на нем Дагурова не видела никогда.
– Что-то темнит,– произнес участковый инспектор, кончив читать.– Вообще он, кажется, не того,– покрутил пальцем у виска капитан,– или придуряется.
– Алкоголик,– констатировала Дагурова.– Они все немного того… Хочу направить его на судебно-психиатрическое обследование.
– В Москву?
– Пока пусть здесь посмотрят.
– Не только горькую, но и молоко, значит, любит…– усмехнулся капитан.
– Ой, только ли из-за молочка привязался он к Аделине? – задумчиво произнесла следователь.– А чем расплатился?
Арсений Николаевич внимательно посмотрел на Дагурову: что она имеет в виду?
– Вот сижу, ломаю голову,– поделилась Ольга Арчиловна.– Не завязана ли Кучумова тут каким узелком… Вы не знаете, ружье у Аделины есть?
– Никогда не видел, чтобы она ходила с ружьем,– ответил Резвых.– Впрочем, когда была лесником, ей было положено иметь его. Но, наверное, сдала… Так вы утверждаете…– Резвых не договорил.
– Пока только предполагаю, Арсений Николаевич,– улыбнулась Дагурова.– Оснований утверждать не имеется… А вот неясные отношения Кучумовой с Авдониным…– Она посерьезнела.– Ведь орудием убийства может быть не только оружие, но и человек, который держал ружье во время выстрела.
– Выходит, Аделина использовала этого старика. Так?
– Надо эту версию проверить… Опять всплывает тот рюкзак или мешок, прямо не знаю, как его назвать. Ведь Осетров тоже утверждает, что Авдонин что-то пес… Что в нем было? Флейта говорит – набит шкурками… Почему же он взял только две? Сколько их было всего?
– Соболиные вы имеете в виду? Да, непонятно. Одна сырая, отстрелянная совсем недавно,– со знанием дела сказал капитан.– Еще не выделанная, только присолена, чтобы не испортилась. Другая отлично выделана, следовательно, давно…
– Где их добыли – в Кедровом или другом месте – вот в чем вопрос,– сказала Дагурова.
– Так это можно определить. Специалисты точно скажут. По окрасу, густоте…
– Да-да,– согласно закивала Ольга Арчиловна.– Надо срочно на экспертизу… Ведь какая штука: насколько я знаю, у Авдонина было разрешение на отстрел. Допустим, это та, свежая шкурка. Но откуда другая, как вы говорите, давно добытая? И одна ли она такая была в злополучном, пока что мифическом мешке?… Может быть, Авдонин у кого-нибудь купил ту, давно выделанную шкурку? А может, тот, кто продал, и выстрелил? Не исключен и такой поворот…
Наметив несколько неотложных мероприятий по делу, следователь и капитан перешли наконец к тому, с чего Арсений Николаевич начал: с обсуждения результатов своей поездки на БАМ.
– Получается,– закончил Резвых,– висит у нас Жигайлов в воздухе. А я ведь и адрес узнал, где он обычно останавливается в Москве.
– Да, хорошо бы отработать версию с этим Жаном из Парижа до конца. А вдруг он и есть тот, кто продал Авдонину шкурку, а потом пулю ему в придачу,– согласилась Дагурова.– Но как, Арсений Николаевич, разорваться? Вы сами видите, что тут…
– Оно конечно,– сказал капитан.– Может, попросить товарищей из Москвы? Отдельным требованием, а?
Ольга Арчиловна на секунду задумалась.
– Один-два дня подождем. А вдруг здесь все окончательно прояснится…
Зная, с каким нетерпением ждет от нее сообщений начальник следственного отдела облпрокуратуры, Ольга Арчиловна позвонила Бударину.
– Как вы думаете поступить с ним? – спросил Бударин, имея в виду Флейту.
– Ну, сначала выйдем с Флейтой на место происшествия. А чтобы потом не отпирался, сфотографируем, запишем показания на магнитофон.
– Зачем на магнитофон? – воскликнул Бударин.– У нас такая техника, а мы не используем, привыкли по старинке… Видеомагнитофон – это дело! И видно и слышно. Как в кино. Главное – сразу смотри, показывай, доказывай. Тут уж действительно не отвертишься. И в суде – солидно…
– Завтра вылечу и только послезавтра назад,– заметила Ольга Арчиловна.
– Зачем вылетать? Насколько я вас понял, обстоятельства пока запутаны, так?
– Есть немного,– согласилась следователь.
– В ваших же интересах поскорее распутать до конца… Я считаю, Аркадий Степанович сможет в этом помочь. Как, а?
– Новожилов? О, это было бы здорово!
– И на месте решите, что и как в дальнейшем. Договорились?
– Вполне.
– Да, Ольга Арчиловна,– сказал Бударин.– Тут еще такое дело…
Начальник следственного отдела замолчал, что-то, видимо, обдумывая. И у Ольги Арчиловны вдруг мелькнула мысль: опять, наверное, о Груздеве… Но Бударин неожиданно закончил:
– Ладно, приедете – поговорим… До свидания.
– Всего хорошего…
Затем Дагурова позвонила Мозговой, передала привет от Меженцева. На этот раз психиатр разговаривала с Ольгой Арчиловной как со старой знакомой.
– Понимаете, Ксения Павловна,– начала следователь,– хотелось бы знать ваше мнение об одном задержанном…
– Преступник, что ли? – спросила Мозговая своим хриплым прокуренным голосом.
– Пока только подозреваемый,– уклончиво ответила Дагурова.– Странно себя ведет… То плачет, то смеется, то чушь несет несусветную…
– Когда его надо увидеть? – перебила Мозговая.
– Да, в общем, если у вас есть время…
– Куда мне прийти, милочка? – снова перебила Дагурову психиатр.
– В милицию.
– Буду через полчаса.
И действительно, она появилась ровно через тридцать минут в своем ярком платье с апельсиновым бантом. Напудренная, с ярко накрашенными губами. В руках у нее был щегольской чемоданчик-«дип-ломат».
Мозговая энергично пожала руку следователю, заметив при этом, что форма к лицу Ольге Арчиловне.
– Думаете, симулирует? – спросила психиатр в лоб.
– Есть подозрение,– кивнула Дагурова.
Она вкратце рассказала свои впечатления о задержанном, а затем проводила Ксению Павловну в камеру, где он содержался.
Флейта лежал на койке лицом вверх, длинный и худой как жердь. При виде Мозговой, которая вынула из «дипломата» ослепительно белый халат, он, извинившись, сел.
Ознакомительная версия.
