— Он сегодня не приедет, езжай домой, — наконец очень тихо, почти шепотом сказал старец.
— Что, что вы сказали? Кто «он»? — опешил Гансов.
— Ты все понял. Езжай домой. Этот человек будет жить.
— Кто ты такой, чтобы… — начал было Гришаня, но осекся.
— Я никто, и ты никто. Он, — старец показал правой рукой на небо, — Все! Он дает тебе шанс. Пришло твое время, раб Божий Семен, пришло время выбирать: жить как человеку или умереть как собаке.
— Откуда вы… как… я не пони… — слова застревали в горле киллера, он стоял и тупо смотрел на удаляющуюся спину старика.
Гришаня даже не запомнил, как ехал обратно во Псков, его мысли путались, но слова старца впечатались в мозг подобно надписи, вырубленной на камне. Он помнил этот разговор до самой мельчайшей подробности, до вздоха, до жеста.
Оказавшись на вокзале, киллер позвонил заказчику и уточнил, что все остается в силе. Но в ожидаемом поезде клиента не оказалось. Гансову пришлось-таки ехать в гостиницу, а утром он узнал от заказчика, что клиента схватил приступ аппендицита, его сняли с поезда где-то по дороге. Гансов вернулся в Москву, а через два дня клиент отменил заказ. В тот день Гришаня впервые в жизни напился до беспамятства. Ночью ему снились кошмары, а на утро он решил завязать со своей работой. Как только решение было принято, зазвонил телефон, и один из «постоянных» заказчиков попросил сделать «совсем легкую работу», а Гансов почему-то согласился. Это и был «заказ» на Дениса Заречина.
Обыкновенный мобильный телефон, лежащий на столе перед киллером, ожил мелодичной трелью.
— Алло.
— Это Стас, есть новости.
— Говори.
— Его видели в это воскресенье в местной русской церкви. Он разговаривал с местным попом, с ним же и уехал. Куда неизвестно.
— С попом не говорили?
— Нет, не стали, побоялись спугнуть.
— Молодцы. За домом попа наблюдаете?
— Обижаешь! Мы еще установили круг его ближайших знакомых, сейчас отрабатываем их адреса — может, он там у кого-то прячется.
— Хорошо, действуйте. Если будет что-то новое, звоните. Кстати, когда следующее собрание у них?
— Служба. Следующая служба в субботу вечером. Начнется в 17.00, а кончится около 19–19.30 вечера.
— Ну что же, не исключено, что там я с ним и повстречаюсь.
— В субботу помощь нужна?
— Нет, мне лишние свидетели не нужны. Отбой.
Помещение бара сотряс оглушающий истеричный хохот. Бармен выронил из руки бокал, который протирал уже пару минут, а бедный англичанин за соседним столиком поперхнулся джином с тоником. Смех прекратился так же резко, как и начался. Мужчина сидел абсолютно серьезный, глядя безумными глазами прямо перед собой. Его губы еле слышно шептали:
— Ну что, ублюдочный старик, где твой Бог? Где Он? Ты хотел, чтобы я подобно Диоклетиану стал выращивать капусту? Ты ЭТО называешь жизнью? Да хрен тебе! Я буду убивать! Буду! Буду! Буду! И никто меня не остановит! Ни ты, ни этот придурок следователь, ни твой Бог. Этот щенок вон побежал к Нему, ища защиты. И что? Что он нашел? Он нашел меня! Потому что я и есть бог! В моих руках жизни человеческие! Я решаю, кому жить, а кому умереть. И этот щенок умрет! Умрет на крыльце дома твоего Бога! Я так решил, и так будет! — Гансов грохнул кулаком об стол и быстрым шагом вышел из бара.
* * *
Впереди показался Лимассол, и я неожиданно остановился. Какая-то неясная еще мысль не давала покоя. Ну да. В моих карманах лежали два мобильных телефона, которые могли выдать мое месторасположение с точностью до нескольких метров. Я понимал, что, возможно, это паранойя, но решил не рисковать. Сначала я позвонил отцу и предупредил его, что выходить на связь буду сам, а в перерывах телефон будет отключен. Потом позвонил Глебу и отцу Михаилу, сообщив о своем решении. Отключив телефоны и отсоединив аккумуляторы, я двинулся дальше. Въехав в город, я проехал по хайвэю поближе к храму и свернул в горы, медленно продвигаясь по узким улочкам, вьющимся между частными домами. Искать мне пришлось недолго: буквально минут через 5 я увидел вполне приличный двухэтажный дом с небольшим участком соток в шесть с табличкой «Сдается», ниже был указан мобильный телефон. Я припарковал машину рядом с низким симпатичным забором, внимательнее осмотрел дом и, оказавшись удовлетворенным увиденным, машинально вытащил аппарат. Появилось сильное желание плюнуть на предосторожность и воспользоваться маленьким помощником: как быстро мы привыкаем к благам цивилизации! Пересилив себя, я отправился в соседний дом. К счастью, там я и нашел хозяина сдающегося жилища. Пожилой англичанин повел меня осматривать дом, который внутри оказался таким же добротным, как и снаружи: все чисто, функционально, ничего лишнего, очень уютно и комфортно. Мы быстро договорились о цене. К счастью, англичанин даже не заикнулся по поводу моего паспорта, тем более, что я без разговоров расплатился с ним наличными за неделю вперед. «Вот и твой новый дом, Денис», — я уже начинал разговаривать сам с собой. Я перенес свои немногочисленные вещи из машины в дом и начал обживать помещение.
Выпив крепкого чаю, я разобрал свою сумку. Взяв в руки Евангелие, я с удивлением подумал о том, что совсем недавно — перед Крещением — прочитал его полностью, но сейчас не помнил оттуда практически ничего. «Как такое может быть?» — моему недоумению не было предела. Я открыл книгу наугад. В этом месте начиналась первая глава Евангелия от Луки: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен». Эта фраза неожиданно захватила меня. Я увидел в Евангелии не какой-то отвлеченный текст, некое изложение Истины, лишенное конкретной логической связи (увы, именно таким мне показалось Евангелие в прошлый раз), но передо мной было конкретное изложение реально произошедших событий. Я вдруг со всей отчетливостью понял, что здесь, в этой Книге, рассказывается о событиях, которые происходили на самом деле. Все, что здесь написано — правда. То есть не только Истина, а еще и совершенно конкретная историческая правда.
Вот передо мной семейная пара, муж и жена — Захария и Елисавета. Они уже немолоды, а детей нет. Они очень переживали по этому поводу. Священник молится в храме, а ему является Ангел. Захария испугался, но Ангел успокоил его и сообщил радостную весть: у Елисаветы родится сын! И не просто сын, а великий пророк Божий. Муж смущен, ведь они с супругой уже стары, он сомневается. И тогда Ангел говорит, что за это неверие Захария не сможет говорить, пока не случится это событие — пока не родится сын. Эта сцена настолько ярко предстала перед моими глазами, я так живо ощутил чувства Захарии: страх, сомнение и радость, радость от того, что наконец сбудется их с супругой мечта, что наконец Бог услышал его молитву!
Я уже не мог оторваться: никогда в жизни не читал ничего прекраснее! Вот предо мной старец Иосиф и его молодая Жена, Которая вот-вот должна родить. Они послушно идут на перепись в другой город, в далекий Вифлеем. Святому семейству не нашлось свободной комнаты, и беременная Женщина с мужем располагаются в загоне для скота при гостинице. Слезы наворачиваются мне на глаза. Я невольно вспомнил фразу, процитированную отцом Михаилом: «Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли». И вот происходит чудо, оно происходит тихо так, обыденно: рождается Царь мира — крохотного Младенца держит на руках Женщина, Она кладет Его в «ясли» — туда обычно кладут корм для скота. Я представил, что в самой гостинице кто-то уже спал, кто-то что-то праздновал, люди занимались своими делами, добрыми и злыми, а рядом Небо пришло на землю! Удивительно, но первыми об этом узнали пастухи: простые люди, которые тяжким трудом вынуждены зарабатывать свой хлеб. Ангелы Господни явились к ним и сообщили радостную весть. Пастухи с благоговением пошли и нашли пещеру, и поклонились Младенцу, а Мать, как драгоценное сокровище, запоминала каждое слово, сказанное о Ее любимом Чаде. Иисус Христос вырос, начинается Его служение. Насколько Его любит большинство простого народа, настолько ненавидит духовная элита еврейского общества. Они ждали земного Царя, который возвеличит Израиль, решит все проблемы и сделает нацию евреев самой могущественной на земле. Но пришел Плотник из Назарета, который заявил, что «Царствие Мое не от мира сего». Нет, этого Ему не смогли простить!
Глаза мои слипались, и, коротко помолившись перед иконой в углу спальни, я лег спать.
Ночью опять приснилась мама. Она сидела на богато украшенном троне в ярко-красном одеянии. Ее лицо было возвышенно-величественное, если не сказать гордое, а вокруг находилось множество молодых юношей, взиравших на нее с подобострастием. Сон почему-то был мне неприятен с самого начала: и мамино выражение лица, и ее окружение как-то диссонировали с тем маминым образом, который у меня сложился по предыдущим снам. Мама посмотрела на меня внимательно и грустно произнесла:
