По окончании её четырехминутного разговора, она выглядела подавленной и усталой. Когда мистер Лейдин заговорил с ней, она покачала головой и пожала плечами.
Затем, за двадцать минут до отлета самолета из Дарвина в Сингапур мистер Лейдин вновь возобновил свою инициативу.
В этот момент вмешался Кислицын, но Петрова произнесла по-английски: Нет, я пойду с ним. Она и Лейдин вошли в офис аэропорта и закрыли за собой дверь, а полицейские и сотрудники Службы встали снаружи в качестве охраны.
Карпинский и Жарков безучастно сидели на скамье в зале аэропорта, флегматично глядя в пространство. Кислицын все ещё протестовал против ухода Петровой, когда к нему подошел высокопоставленный представитель судебного ведомства Сообщества в Дарвине мистер К. Эдмундс и произнес: Миссис Петрова и мистер Лейдин уехали на автомашине в резиденцию губернатора провинции.
С какой целью ? крикнул Кислицын.
Она хочет сделать остановку в этом городе Австралии, ответил Эдмундс.
Кислицын невероятно заволновался.
Это провокация, закричал он. Ее похитили.
Мой план удался, хотя я этого ещё не знал. Когда все это ещё происходило, я провел ночь без сна и приехал в г. Дарвин рано утром следующего дня. День продолжался, а я не чувствовал усталости. Сейчас Дуся должна была быть в Дарвине. Решающий момент уже наступил и, возможно, уже прошел. Я бесцельно брел вдоль Питт Стрит в толпе людей, отправившихся за покупками. Вскоре я все узнаю, так как газеты появятся в продаже через несколько минут. На углу улицы Кинг Стрит я остановился и посмотрел на проезжающий автофургон. На его боковой стороне был плакат: ОНА ОСТАЕТСЯ.
Я понял, что никакая газета мне теперь уже не нужна.
Глава Тридцать первая
Если два простых слова ОНА ОСТАЕТСЯ оказались для меня личным посланием, принесшим облегчение, то для общественности они сыграли роль запала в бочке с порохом.
Манифестация в аэропорту Маскот была бурной, но хорошо, что она произошла. Она продемонстрировала людям наглядный пример того, что может произойти, когда нарушаются основные свободы граждан. Немедленно в парламентах всех австралийских штатов на министров посыпался град вопросов по поводу того, почему раньше не было предпринято никаких действий для спасения миссис Петровой. Повсюду люди требовали принятия действенных мер и в жесткой форме запрашивали , что делает правительство в этом направлении. Газеты публиковали острые редакционные статьи.
На улицах больших и малых городов совсем чужие люди обсуждали это дело и воинственно объявляли о том, что бы они сделали, если бы решение вопроса зависело от них. Даже обычно сдержанные мужчины распрямляли плечи и говорили, что, если бы у них была возможность, они бы по-своему поговорили с такими-растакими сопровождающими миссис Петровой. А женщины со слезами на глазах рассказывали о "бедняжке миссис Петровой".
Значение этой благородной эмоциональной реакции на события для общественной морали просто невозможно было переоценить. Но на этом все не закончилось. Когда гнев поостыл, и эмоции начали утихать, многие стали оценивать политическое значение всего этого дела.
В политическом плане этот инцидент, как никогда, объединил людей в активном неприятии коммунизма и всего связанного с ним. Когда Петрову тащили в самолет, коммунизм в Австралии получил самое тяжелое поражение со времени его появления там.
Я уверен, что в аэропорту, несмотря на жесткие действия сотрудников советского посольства, Петрова, при всем её тяжелом моральном состоянии, была готова добровольно сесть на самолет. Ошибка сопровождавших её лиц заключалась в том, что они грубо обращались с ней на глазах у толпы. Петрова, неправильно истолковав настроение демонстрантов, испугалась их, но её также возмутили и грубые действия, с помощью которых её сопровождающие фактически тащили её в самолет.
К тому времени, когда Петрова вошла в самолет, она уже ясно поняла, что функция её сопровождающих заключалась не в её защите. В действительности они охраняли её, как заключенную, и если бы она продолжила полет, то прибыла бы в Москву именно в таком качестве. Если у неё ещё и оставались какие-то сомнения, то после взлета самолета они окончательно рассеялись. Она поняла, что может передвигаться по самолету только в сопровождении двух вооруженных гориллоподобных охранников. Ко времени прибытия в Дарвин она в достаточной мере пришла в себя. По-видимому, она поняла, что если вернется в Советский Союз, то никого она не спасет.
Когда ей предоставили шанс остаться в Австралии, она приняла единственное логичное для неё решение. Был бы телефонный звонок от Владимира, или его не было бы, она, по-видимому, все равно бы осталась. Дуся ведь реалист.
Дусе потребовалось не очень много времени для того, чтобы прийти в себя после такого тяжелого испытания. Я увидел её через несколько недель после того, как она сошла с самолета в Дарвине 13 мая 1954 года, и она выглядела превосходно. У неё уже стали появляться признаки, свидетельствующие о том, что она успешно адаптируется к новой жизни в новой стране. Норт организовал визит Петровых ко мне на новую квартиру, которую я теперь снимал.
В 8 часов вечера раздался стук в мою дверь. Это был Норт с Дусей и Владимиром. Дуся выглядела нарядной и привлекательной в хорошо сшитом костюме, и когда она увидела меня, то протянула ко мне руки.
Я взял её за руки, а она произнесла улыбаясь: - Мне бы следовало дать вам пощечину, Майкл. Почему вы не сказали мне правду о Владимире, когда я разговаривала с вами по телефону из посольства ? Я с ума сходила от тревожных мыслей.
Она продолжала осыпать меня шутливыми обвинениями и в гостиной, куда мы прошли вместе с Владимиром, Нортом и ещё одним сотрудником Службы безопасности, который неотступно следовал за нами.
Я приготовил привычные для каждого напитки; для Дуси - как всегда бренди, Владимир предпочел шотландский виски. После недолгого общего разговора, Дуся принялась рассказывать нам о том, что произошло с ней после ухода Петрова из посольства.
По её словам, 6 апреля, через три дня после исчезновения Петрова, её вызвали в посольство и приказали взять с собой из дома все её личные вещи. С этого времени она фактически превратилась в заключенную, и её никогда не оставляли без охраны. Никому не разрешалось с ней разговаривать, и в течение двух дней она оставалась совсем без еды.
Посол неоднократно опрашивал её в отношении Петрова и, как я и подозревал в то время, по телефону ко мне позвонил один из сотрудников посольства, находившихся рядом с ней.
Говоря о телефонном звонке, Дуся сказала : - Я почувствовала, что Владимир находился в контакте с вами, особенно когда вы произнесли, что "человек не может так просто пропасть."
Дуся ненадолго замолчала, и я воспользовался этой возможностью, чтобы наполнить её бокал. Когда я снова сел, она прямо посмотрела на меня, а затем подмигнула. - Скажите мне, Майкл, вы работаете на Службу безопасности? Говорите, не стесняйтесь. Теперь от этого уже не будет вреда.
- Нет, Дуся, как вы можете такое говорить?
Дуся сделала жест в сторону Норта, который безмятежно сидел, потягивая из стакана апельсиновый сок.
- Я часто задаю ему этот вопрос, - сказала она, - но он, конечно, не скажет мне ничего. Я начала подозревать вас в этом, когда вы приехали к нам в Канберру и предложили мне не возвращаться в Советский Союз, а остаться здесь с вами. Помните?
- Любой ваш друг в тех обстоятельствах сказал бы то же самое, заметил я.
- Это был не очень подходящий сюжет для беседы, и я постарался перевести разговор на другую тему.
Встреча закончилась довольно рано, но перед уходом Дуся вновь завела речь о своем: - Майкл, скажите мне честно, правильно ли я поступила ?
- Конечно правильно. Это было единственное, что вам следовало сделать. Вы хорошо знаете, что с вами бы произошло, если бы вы вернулись на родину, а кроме того, вы не принесли бы вашей семье ничего хорошего. У вас с Владимиром будет здесь хорошая жизнь. Даже не думайте, что вы сделали что-то такое, о чем потом придется сожалеть. Вы имеете полное право жить своей собственной жизнью. Любая система, любой режим, который уничтожает человека из-за его убеждений, не стоит того, чтобы из-за него переживать.
- Спасибо вам, Майкл ! - и Дуся, похлопав меня по плечу, присоединилась к остальным.
Владимир, Дуся и я продолжали время от времени встречаться, когда в июне в Службе безопасности мне сказали, что пришло время раскрыть перед Петровым мою принадлежность к Службе в качестве агента. Они сказали, что привезут Владимира ко мне на квартиру, а остальное - моя задача. Владимир приехал с Дусей и двумя сопровождающими из Службы. Я хорошо помню, что это было 11 июня 1954 года, и я приготовил к их приезду прекрасный ужин с большим количеством спиртных напитков. Мы изрядно выпили, и когда я увидел, что Владимир достаточно расслабился, я вызвал его в прихожую.
