Ознакомительная версия.
– Ну вот, Саша, – проговорил он. – С тобой все ясно.
Андрей уже сунул было патроны в карман, но спохватился и бросил их в общую кучу на полу. И тут услышал то, чего больше всего боялся, – в дверь кто-то вставлял ключ. В ужаcе Андрей оглянулся – в метнувшемся луче фонарика блеснул баллончик дихлофоса. На его боку была изображена не то муха, не то еще какое-то зловредное насекомое. Сорвав крышку с баллончика, Андрей нажал кнопку. Ударила свежая струя яда, значит, годится в дело. Применить топорик он не решился, ему и в голову не пришло воспользоваться им.
Кто-то спокойно и уверенно продолжал возиться с замком. Вот дверь открылась, вспыхнул свет в прихожей. Слышалось тяжелое дыхание – человеку, видимо, нелегко дался лестничный подъем. То ли толстый, то ли старый, успел подумать Андрей. Человек уже проходил мимо, но что-то его насторожило. Он остановился, постоял, прислушиваясь. А когда открыл дверь в темный туалет, Андрей направил сильную струю дихлофоса в широко раскрытые, удивленные глаза ночного гостя.
Дикий крик боли пронзил спокойный воздух квартиры. Закрыв лицо руками, пожилой человек бросился в комнату. Оглянувшись напоследок, Андрей вдруг увидел на полу в прихожей небольшой черный чемоданчик. Раньше его здесь не было. Значит, принес этот тип. Не раздумывая, Андрей схватил чемоданчик, на ходу изловчился открыть замок, распахнул дверь и выскочил на площадку. Толкнув дверь за собой, он, не оглядываясь, побежал вниз по лестнице. Выскочив из подъезда, сразу нырнул в кусты и тут же наткнулся на Свету. И только тогда увидел в своей руке баллончик дихлофоса. Забросив его подальше в кусты через забор детского сада, сел на заднее сиденье мотоцикла.
– Жми, Светка! Жми что есть силы, – выдохнул он ей в ухо. – Подальше отсюда, подальше.
– А я красивая?
– Даже в темноте!
– Особенно в темноте, Андрей. Особенно.
Мотоцикл рванул с места так резко, что Андрей едва удержался. Холодный ночной воздух снова бил в лицо, трепал волосы, а он, обхватив Свету и прижавшись к ней, кажется, даже поскуливал от волнений, которые пришлось пережить в последний час. Закрыв глаза и вспоминая последние секунды в квартире Заварзина, ужас, охвативший его при звуках поворачивающегося ключа в замке, а потом дикий вопль незнакомца, Андрей подумал, что где-то видел этого человека, где-то он его видел...
Света тем временем вырулила на трассу и уже через несколько минут заглушила мотор среди бетонных стен.
– Нашел? – спросила она, отбросив шлем.
– Да.
– Взял?
– Нет, нельзя было... Он бы догадался.
– Правильно. Молодец.
– Ты видела, в подъезд кто-то заходил?
– Он тоже вошел в его квартиру? И видел тебя?
– Не успел.
– Ты с ним что-то сделал?!
– Немного... Дихлофос подвернулся... Ничего, отойдет. Это не смертельно. Свет, вот моя добыча. Чемоданчик... Можешь посмотреть, но ничего не бери. Ох, чуть не забыл. – И Андрей отдал ей пачки сторублевок.
– Да ты удачливый грабитель! – восхитилась Света.
– Немного есть.
– Не тем ты занимался до сих пор, Андрей! Ох, не тем!
– Ну вот и вышел на свою дорогу. – Он усмехнулся. – Отвези в нашу берлогу и спрячь. В подвале, в картошку зарой. И мотай оттуда. А днем я тебя найду дома.
– Заметано, – ответила Света и, опустив стекло шлема, села в седло. На этот раз Андрей даже не сделал попытки поцеловать ее. Включив мотор, она почти бесшумно выехала на трассу и только там набрала скорость.
Пробравшись к гаражам, Андрей некоторое время лежал за оградой, но ничего подозрительного не увидел. Окна были погашены, «Мерседес» стоял посреди двора с распахнутыми дверцами. Перевалив через ограду, он нашел в темноте железную дверь, протиснулся в нее. Постоял, прислушиваясь, и проскользнул к своему лежаку. «Неужели обошлось?» – подумал. Над крышей гаража звезды сияли по-летнему густо и ясно, но узкий месяц побледнел, сместился к городу и теперь отражался в перламутровой крыше «Мерседеса». Прошумел утренний ветер в ветвях деревьев. На фоне светлеющего неба раскачивались колючие листья чертополоха, лиловые кисти тяжелых цветов.
«Ключи!» – вспомнил Андрей. Нащупав в кармане связку, он поднялся, чуть враскачку вышел на середину двора и, проходя мимо «Мерседеса», уронил ключи в пыль. Не останавливаясь, прошел к водопроводному крану и, подставив голову под холодную струю, еще раз осмотрел двор. Напился, ополоснул руки, смывая с них ночные похождения. Вернувшись, снова лег и закрыл глаза.
Сна не было, опасность выветрила остатки хмеля, и он смог восстановить каждый свой шаг. Даже теперь, вспоминая неожиданную встречу в квартире Заварзина, Андрей чувствовал, как сердце его начинало биться учащенно. Хорошо все-таки, что не пришлось применить топорик. Он вспомнил, что был в перчатках – Света увезла их вместе с чемоданчиком. Значит, и здесь вроде ничего не забыл.
С этой мыслью Андрей заснул. Ему снилось, что он бежал босиком по холодной проселочной дороге, над ним при ясном дне горели неправдоподобно громадные звезды. А бежал он длинными тягучими прыжками, стремясь как можно реже касаться дороги – в пыли время от времени попадались торчащие гвозди. Ему везло – гвоздь он замечал рядом со ступней, в метре, а то он оказывался как раз между пальцами. Гвозди торчали из дороги все гуще, но он оставался неуязвимым, ему везло. И что-то заставляло его бежать, не останавливаясь, дальше, дальше... А проснулся он, когда все уже были на ногах, неприкаянно бродили по двору, прикладываясь то к водопроводному крану, то к остаткам пива.
Заварзин медленно прошел по своей обесчещенной квартире, поддал ногой коробку, запутался в какой-то тряпке, с раздражением отцепил ее от ноги. Внимательно осмотрел подоконник, форточку, пол возле окон – никаких следов. Включив свет в прихожей, долго рассматривал диковинные замки, которые, казалось, обещали жизнь спокойную и надежную. И на замках не нашел ни царапины. Вздохнув, Заварзин прошел в ванную и подставил голову под струю холодной воды. Боль в затылке отпускала, но совсем не исчезала и через несколько минут наваливалась снова. Заварзин знал, что теперь до самого вечера ему придется страдать – похмелье он переносил тяжело. Утренняя рюмка не помогала, от нее становилось еще хуже. После короткого облегчения боль возвращалась, к тому же угнетало ощущение подавленности, бессмысленности существования, а это было еще неприятнее. Он знал – маяться ему часов до пяти вечера, потом можно выпить немного водки, вот тогда она поможет, не раньше.
Заварзин прошел в комнату, нащупал кресло и осторожно опустился в него. Глаза его, казалось, не могли двигаться, и, чтобы посмотреть в сторону, он вынужден был поворачивать голову, а каждое движение оживляло задремавшую боль, она вспыхивала, медленно набухала, раздувалась и вот уже, округлая и несуразная, ворочалась где-то в затылке, перемещалась к виску, и было такое ощущение, будто бугром выпирала изо лба. Заварзин некоторое время сидел с закрытыми глазами, но все-таки нашел в себе силы собраться.
– Хватит, – сказал он как-то искаженно, но, поняв, что слово это получилось у него невнятно, повторил уже четче: – Хватит стонать. Рассказывайте, Илья Матвеевич.
Перед ним сидел человек, который, похоже, страдал не меньше – лицо его было закрыто мокрым полотенцем, изредка он тихо, сквозь зубы не то постанывал, не то поскуливал. Голдобов пошевелился, подтянул к себе вытянутые ноги, распрямился в кресле, снял с лица полотенце. Было такое впечатление, что он сутки напролет рыдал – красные опухшие глаза, пятна на щеках, бесформенный нос. Но ночные страдания отразились не только на глазах Голдобова, он словно потерял уверенность в себе, выглядел слабым, почти беспомощным.
– Саша... Значит, так... Все как договаривались. После двух я подошел к дому...
– Кого-нибудь встретили?
– Никого. Ни единой души.
– Дальше, – Заварзин снова откинул голову на спинку кресла, глядя на посверкивающую хрусталиками люстру. Колкие искорки отдались в голове новой болью, и он прикрыл глаза.
– Вхожу. Что-то меня насторожило... То ли скрип какой, то ли шорох, не знаю. Включаю в прихожей свет – все спокойно. И тут увидел возле туалета, у самой двери... Вроде как мусор, набросано, беспорядок, коробки валяются. Подумал, может быть, кот... Но у тебя нет кота. Дверь в туалет прикрыта не полностью, коробки не позволяли. Заглядываю в туалет... И тут мне в глаза струя какой-то гадости... Боль дикая... Я закрываю глаза и чувствую, что струя бьет мне в нос, в рот. Рванул в комнату, упал на пол, катаюсь по этому ковру... Сколько это продолжалось – не знаю, не могу сказать.
– А дальше?
– Вдоль стен пополз в ванную. Знаешь, было такое чувство, что если они еще в квартире – пусть добивают.
– Сколько их было?
– Не знаю. В какой-то момент я пробрался к двери и убедился – заперта. Значит, ушли. Чемодан исчез. Когда в глаза плеснули, я стоял с чемоданом. И выронил. Наверно, они и прихватили, уходя.
Ознакомительная версия.
