Ознакомительная версия.
Без его кивка нельзя было сдвинуть с места в его стране и в некоторых странах поблизости ни один крупный проект, ни продать большой пакет акций, ни изменить соотношение сил в банках и финансовых группах. Ему преданно заглядывали в рот те, кто, по мнению многих, был спесивым толстосумом или наглым политиканом, или тем и другим одновременно.
Именно Товарищ Шея был одним из тех, кто устроил в своей стране два глобальных кризиса, заработав на них, пожалуй, самые крупные свои деньги.
Я вообще-то в этом деле разбираюсь слабо, а все, что вспоминаю, слышал еще от одного своего знакомого, старого бельгийца, изучавшего всю свою бессмысленную жизнь именно этот рынок торговли «погодой в Техасе». Когда я ему назвал настоящее имя Товарища Шеи, он быстро заморгал, сбросил с носа лупы очков и всплеснул руками.
— Ты, парень, хочешь сказать, этот тип у вас?
Я пожал плечами, а потом все же кивнул.
— То-то, я гляжу, с рынка пару месяцев назад исчезли кое-какие важные игроки. Впрочем, такое бывает с фантомами. Но эти-то были связаны с ним! Несомненно, именно с ним! — Он вдруг весело рассмеялся. — Смотрите, как бы он в одно прекрасное утро не купил вас с потрохами! И не перепродал бы потом по частям…
Я ничего не ответил, а только усмехнулся. Это потому что нас невозможно купить. Мы такие же фантомы, как все, с кем он имел дело и кем, по существу, является сам.
На него посмотришь — пьяница и деградированный тип. Спит там, где застанет ночь, жрет то, что найдет или что ему принесут, за исключением того, на чем вдруг начинает настаивать. Он по-прежнему трезвеет так же быстро, как пьянеет. Никогда не скажешь, что это тот самый человек, к пальцам которого когда-то были привязаны сотни нитей, управлявших сочленениями надменных марионеток в политике. На публике они раздувают щеки, пугают человечество и самих себя эпатажными выходками, а перед такими, как он, трусливо поджимают хвост. Но уж если он допустит хотя бы одну ошибку, они порвут его на куски, растащат все, что найдут, и тут же заведут себе нового продавца «погоды». Без этого они не могут существовать, но и с этим им тошно и страшно.
Он всегда знал, когда и где созревает вооруженный конфликт, как его загасить и как возобновить. Если нужно, подталкивал его, скупая и перепродавая то, что могло повлиять на развитие понятной лишь единицам глобальной идеи. Даже необязательно в этой части света.
Миллионы людей, участвовавшие в войнах, в массовых демонстрациях, в широких общественных акциях и протестах, не могли даже предположить, что это именно он и несколько его партнеров, не имеющих привязанностей к какой-либо одной культуре, давно уже расписали жалкую роль каждого из этих миллионов. Расписали, перепродали и похоронили, и это несмотря на то что воспринимали и воспринимают до сих пор эти миллионы одним размытым существом, у которого нет чувств, нет прошлого и нет будущего. Есть только настоящее как сиюминутная цена деловой акции.
Я задал себе вопрос: с чего начал Товарищ Шея? Каким образом кто-то согласился с такой его функцией? И кто это был?
На данный вопрос я ответить не сумел. Ему доверили первые крупные деньги люди, имена которых не треплют на страницах газет и на экранах телевизоров. Они опознали Товарища Шею, идентифицировали его и дали шанс провести первую серьезную операцию. Он все рассчитал вроде правильно…
Однако правильно ли? Ведь он теперь здесь. А там, за пределами парк-отеля «Х», по-прежнему идут продажи «погоды» и торги «воздухом», но уже без него. Значит, где-то он все же допустил ошибку, и те же люди, которых не знают и никогда не узнают овцы как своих истинных пастухов, решили, что его время истекло. На каких языках они изъясняются? Каких взглядов придерживаются? В каких крепостях встречаются? Как выглядят? Кто их наследник и кто их предшественник?
Каждый, кто коротает время в нашем парк-отеле «Х», так или иначе когда-то был избран ими, а наивно считал, что его выдавила из миллиона пасущихся овец слепая судьба.
Скажете, конспирология? Ну и говорите!
Скажете, простой случай? Что ж, пусть будет так.
Но ведь кто-то умный и незаметный и теперь торгует воздухом, а тот, в свою очередь, выдувает из реальности жизни миллионов и миллионов людей.
Так заговор или случайность?
Тогда кто же нанимает таких, как я, в парк-отель «Х», которого нет ни на одной карте мира?
Личная жизнь у Товарища Шеи не сложилась. Были дети, были жены, но не было привязанностей. Он с самого начала стал математической функцией, которой было оставлено лишь одно человеческое качество — напиваться тогда, когда он этого хочет. Но оставлено с одним лишь условием — трезветь тогда, когда этого захотят дела.
Он научился (или же был с этим рожден?) пережевывать, перемалывать все своими стальными челюстями, включая человеческое мясо, бумагу, железо. Запивать это нефтью, морской и пресной водой, засыпать снегами и песком, покрывать туманом газа… Он переваривал все и ждал лишь того часа, когда переварят и его самого. Потому и пил с утра до ночи и с ночи до утра. А страх не давал ему опьянеть.
Он действительно не человек, а функция. Человека заменить нельзя, а функцию можно.
Один индеец, старый мудрец из нашего квартала в Сан-Паулу, рассказал мне когда-то одну коротенькую притчу. Я был тогда еще ребенком, но крепко ее запомнил.
«Спросили волка и льва: «Кто учил вас рвать зубами овцу?» «Голод», — ответили звери. И съели вопрошающего».
Кто научил нас опустошать материнскую грудь, потом с жадностью поглощать взрослую пищу, потом со страстью любить женщин и мужчин, потом до крови оборонять себя и свое пространство, а потом тихо лечь и помереть?
Отвечаю: «Голод!»
Именно голод — на еду, на любовь, на воздух… на все — жестоко учит нас рвать ближнего и дальнего крепкими зубами. Мы голодны, а значит, живы. Как только голод пропадает, мы — мертвы. И тогда нас самих пожирают земля, море, огонь.
Но мы бываем мертвы даже раньше, чем испускаем свой последний вздох. Как только у хищника выпадают клыки, он уже сам падаль. Так решил господь! Люди вторили ему — ведь они созданы по образу и подобию его.
Человек не успевает привыкнуть к жизни, потому что большую часть времени он с ней несовместим.
Вот что за мудрость доверил мне тогда пожилой индеец.
А пожилой русский, прозванный Товарищем Шеей, уже почти мертв. Из всех чувств у него сохранилось пока одно — жажда.
Но и это чувство кто-нибудь загасит.
* * *
Вот и все истории некоторых наших постояльцев.
Я знаю больше, но мне, слепому и глухому бразильскому мулату-полукровке, как той французской проститутке Мадлен, почему-то запомнились более всего именно эти.
Почему? Да потому, что они все как мелкие морские гады, выкинутые на берег штормом, по которым можно судить о том, что происходит под толщей воды в большом океане, порой — в таком царственно величественном и презрительно надменном.
Один скучный тип из наших постояльцев как-то сказал мне кое-что, на его взгляд, важное. Он занимался глобальными компьютерными технологиями и что-то здорово напутал и в жизни, и в тех технологиях.
Это был американец средних лет, занудный очкарик с миллиардным капиталом.
Так вот, он сказал, задирая свой надменный нос англосакса:
— Жизнь похожа на ваш карнавал, бразильянец. Шума много, а воспоминаний чуть, да и те чаще всего омерзительные.
Нужно ли ему вообще было жить и брать от этой жизни все, до чего дотягивался, если засыпал и просыпался с убеждением, что все воспоминания в любом случае будут омерзительными?
У него все смешалось в слишком умной (для по-настоящему умного человека) голове.
Подобные угрюмые особи гадят там, где тысячелетиями живут целые народы.
Сначала эти особи были обыкновенными прожорливыми тараканами, потом неосмотрительные люди раскормили их, и они превратились в крыс, а затем — в акул.
А крысы, тараканы и акулы — самые живучие твари на земле. Мелкими грязными тараканами полны офисы по всему миру, крысы рвутся в руководство на среднем уровне, а акулы уже занимают высшие строчки в современной табели о рангах.
Остальные же, на их взгляд, всего лишь еда.
Много лет назад, в самом начале девяностых годов двадцатого столетия, в одной живописной стране Юго-Восточной Европы вокруг огромного отрезка земли на берегу синего моря началась настоящая война. С одной стороны собирались шайки из местной уголовной среды, выходцы из которой только накануне, вследствие крушения одного режима и восхождения другого, были освобождены из тюрем, а с другой — банды, куда входили бывшие военные, сотрудники безопасности и полиции и даже частные консультанты из военного ведомства, когда-то известного как Варшавский пакт.
Те и другие методов не выбирали. Те и другие были необыкновенно сильны и блестяще вооружены.
Ознакомительная версия.
