Чтобы отогнать грустные мысли, за обедом Таня много пила, тем более что изысканный вкус вина тому способствовал. Голова приятно кружилась, и действительность представлялась приятней, чем на самом деле. И даже казалось, что напротив нее сидит не маньяк-араб с атомной бомбой, а милый, красивый, остроумный и уверенный в себе человек…
Наконец Ансар налил им в качестве диджестива коньяку чуть ли не столетней выдержки, предложил сигару (Таня отказалась), присел на рукоятку ее кресла и стал гладить ее лицо и шею.
– Ансар, – спросила она, снимая со своего плеча его руку (язык ее слегка заплетался), – скажи мне, зачем тебе бомба? Что ты собираешься с ней делать?
– Позже, – хриплым от вожделения голосом сказал шейх. – Я обязательно тебе все расскажу, но – после. А сейчас – пойдем.
«Все на свете надо испытать, – утешала себя Таня, – в том числе и секс с мужчиной, которого больше не любишь».
И хотя с точки зрения техники Ансар оказался на высоте (его в этот раз подстегивало, видимо, собственное ощущение победителя) и тело Тани послушно откликнулось на его манипуляции привычным фейерверком чувственности, душа ее оставалась ледяной. Нет, нет, она его действительно больше не любила!
…А когда ее любовник вернулся из душа (лишь белое полотенце прикрывало его совершенное смуглое тело) и присел на кровать, Таня, рассеянно поглаживая пальчиками его ногу, снова спросила (должен же быть какой-то прок от того, что она отдалась ему!):
– Ансарчик, а все-таки: что ты собираешься делать с бомбой?
Шейх стал отвечать – как почти всегда, издалека и цветисто:
– В свое время в университете я брал курс драматургии, кстати, искусство, изучить которое не помешает каждому политику, да и простому человеку тоже. Рекомендую и тебе, дорогая Таня… Так вот, ваш знаменитый писатель Чехов вывел очень хороший закон, который он, с присущей большому художнику образностью, сформулировал примерно так: если на сцене висит ружье, то оно непременно, рано или поздно, должно выстрелить…
Ансар замолчал – и только через пару секунд Татьяна поняла, что он (в его понимании) уже ей ответил. И тогда она пробормотала:
– Я не могу поверить… Неужели ты хочешь ее взорвать?
– А для чего вы, соотечественники гуманиста Чехова, размещали здесь супербомбу?
– Насколько я понимаю, – в памяти девушки всплыл полузабытый термин, – для ядерного сдерживания…
– Нет, – усмехнулся шейх. – Вы поместили термоядерное устройство здесь ради того, чтобы в один прекрасный день (или ночь) оно выстрелило. Чтобы специальная торпеда донесла его до Флориды, а супервзрыв, радиация и приливная волна разнесли в клочья половину Соединенных Штатов.
Он хищно и победительно улыбнулся.
Таня содрогнулась. Только сейчас она поняла, насколько реальна и велика исходящая от шейха угроза. У нее вырвалось:
– Но ведь во Флориде живут миллионы людей…
«И родной брат моего Тома… – подумала она. – И родители Кейвина… И сотни тысяч пенсионеров – и не только американских, но и русских тоже… И миллионы кубинцев, сбежавших от Кастро…»
– Знаешь, Таня, – с оттенком высокомерия заявил Ансар, – я, в отличие от тебя, образованный человек…
«Уже второй, после Зета, мужик за последнее время кичится тем, что превосходит меня в образованности… Да что ж такое творится?! По-моему, проблемы – у Ансара с Зетом, а не у меня. У шейха точно уже крыша съехала. И, кажется, настоящая мания величия началась!»
– Я, например, знаю, – продолжал араб, – что, согласно социологическим исследованиям, шесть из каждых десяти русских ненавидят американцев… Неплохо, да? А сколько таковых среди французов, итальянцев? Я уж не говорю о моих соотечественниках, об афганцах, иракцах, палестинцах… Уничтожив миллионы америкосов, я только исполню волю большинства населения Земли. И твоих соотечественников – в том числе. И они будут аплодировать моему подвигу. Ты хотя бы на миг осознаешь, сколько людей по всему миру обрадуются тому, что ядерная бомба наконец взорвется в США? Американцы давно напрашиваются. Давно это заслужили.
«Да, кое-кто ядерному взрыву в Штатах будет радоваться. Это не люди, а нелюди. Настоящие уроды», – подумала Таня, но спорить с безумцем на гуманистические темы не стала: все равно не поймет.
– А ты просчитывал последствия? – она решила апеллировать к его инстинкту самосохранения. К наверняка живущему внутри мультимиллионера чувству хозяина. – Что будет с нами? Мы с тобой не слишком близко окажемся к эпицентру ядерного взрыва? Пройдет цунами, выпадут радиоактивные осадки… Что станет с нашими островами?.. Я, знаешь ли, – сказала она кокетливо-капризным тоном, – совсем недавно стала владеть островом, и мне вовсе не хочется, чтобы его смыло волной…
– Знаешь, Таня, – ухмыльнулся Ансар, – как говаривал Мао Цзэдун? Это был, – пояснил он, – китайский лидер времен коммунизма…
– Я знаю, кто такой Мао, – буркнула девушка.
– Так вот, великий кормчий заявлял: не надо бояться третьей мировой войны: пусть половина человечества погибнет, зато оставшаяся будет жить при коммунизме…
– Ты что, борешься за светлое будущее? – усмехнулась Садовникова.
Тонко улыбнувшись, Ансар заметил:
– Коммунизм – как Санта-Клаус: в него верят, однако это не меняет того обстоятельства, что его просто не может быть на свете… Я нисколько не огорчусь, если на Земле погибнет каждый второй – при том, конечно, что они будут американцами и другими представителями растленного Запада.
Таня внимательно посмотрела на шейха: нет, он не шутит. Он вещает всерьез… Да он настоящий безумец! Как она могла так ошибаться, прежде считая его всего лишь жестким, беспринципным, но при этом – в какой-то степени даже благородным?!
– А как ты собираешься доставить бомбу к побережью Флориды?
Ансар пристально посмотрел на нее:
– Слишком много вопросов! Может, ты, моя дорогая, – шпионка?
Таня надменно улыбнулась:
– А ты хотел бы снова переспать со шпионкой, да? Как тогда, семь лет назад, когда заказывал Чехову вывести на тебя «прекрасную русскую агентессу»? Нет, мой дорогой, я совсем не разведчица, а запутавшаяся девчонка. И еще – я боюсь за свою жизнь. И за твою – тоже. И, если честно, мне небезразлична судьба этих прекрасных мест. Тем более что у меня здесь появилась собственная недвижимость.
– Не волнуйся. Когда настанет «час икс», мы с тобой окажемся далеко отсюда. Я позабочусь.
– А что, если бомба рванет, как только вы попытаетесь ее сдвинуть с места?
– Ну, тогда у тебя на один остров станет меньше. И у меня – тоже. Да и Кубе, Гаити и прочим Доминиканам не поздоровится… Но главное-то не это… Ты еще не поняла? Главное: приливная волна – а она составит в высоту несколько десятков метров – смоет, к чертовой матери, и Флориду, и Луизиану с Новым Орлеаном, а может, и до Нью-Йорка доберется.
Вещал об этом Ансар совершенно серьезно, Таня еще раз глянула на него и уверилась, что шейх, конечно, превратился в неуправляемого маньяка. Он сумасшедший, но не с бритвой в руке, как в стихе Тарковского-отца, а в миллиарды раз страшнее и опаснее – с атомной бомбой.
Татьяна даже на мгновение поплыла, утратила связь с реальностью – и ей показалось, что она наблюдает за происходящим со стороны. Видит и спальню шейха, выдержанную в красноватых тонах, и его самого, и себя, словно в страшном сне или на киноэкране. Как будто ненормальность шейха была заразительна и в тело девушки, вместе с его поцелуями, влился вирус горячки. А может, она выпила нынче слишком много вина…
А дальше совсем крыша поехала: ей на секунду показалось, что она находится не здесь, на неизвестном и чуждом тропическом острове, а в холодной, заснеженной России, где-то в бане лесника, «хозяина озера»… И рядом с ней не Ансар, а милый, родной Димочка Полуянов… И он – как тогда – читает ей стихи:
… Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке… [18]
Да уж… Судьба за нею, за Таней, крадется уже второй месяц без перерыва… Грозит своей бритвой… Вот-вот настигнет…
– Ах, Ансар, – в забытьи шепчет она, – прикажи отвезти меня домой…
О, как ей хотелось бы, чтобы он отправил ее домой, в Москву, однако шейх, конечно, понимает ее слова по-своему и холодно ответствует:
– Ты хочешь уехать? Прямо сейчас?
Она кивает.
– Хорошо, я велю подать катер… Я тоже не очень люблю засыпать рядом с кем бы то ни было…
* * *
Тане снова снились кошмары.
Она проснулась разбитая, невыспавшаяся, вся в поту. И первой ее мыслью после пробуждения была одна, холодная и ясная: «Я должна убить Ансара. И – сбежать отсюда. Предупредить всех».
Татьяна немедленно вскочила, потому что почти сразу, как пришла в себя, ее охватило гадливое ощущение, что Ансар опять ее использовал. Как семь лет назад, когда он играл в любовь, а на деле хотел превратить ее в террористку… Он повторил свой трюк, инсценировав взрыв на «Пилар», когда она оказалась ему нужна только для того, чтобы засвидетельствовать его якобы гибель… А потом он перевез ее сюда лишь для того, чтобы она сообщила координаты советской супербомбы… И теперь, когда ему потребовалось удовлетворить свою страсть, обострившуюся после того, как он достиг своей вершины – заполучил мощнейшее сверхоружие, он снова ее употребил…
