— Хочу кофе. — Линда зевнула. — А ты?
Они пошли в вагон-ресторан и просидели там до самого Хеслехольма. Впервые Валландер рассказал дочери всю правду о двух своих прошлогодних поездках в Ригу. Линда слушала как завороженная.
— Такое ощущение, будто речь совсем не о тебе, — сказала она, когда он закончил.
— И мне так кажется.
— Ты ведь мог умереть. Ты не думал обо мне и о маме?
— О тебе думал, — ответил он. — Но о твоей матери все-таки нет.
В Мальмё они пробыли недолго: дизельный поезд до Истада отходил через полчаса. Около четырех оба уже входили в квартиру Валландера. Он решил устроить Линду в гостиной и, разыскивая чистые простыни, вспомнил, что напрочь забыл про свою очередь на стирку. Примерно в семь они поужинали в пиццерии на Хамнгатан. Оба устали и уже около девяти вернулись домой.
Линда позвонила деду, а Валландер стоял рядом и слушал их разговор. Она обещала на следующий день навестить старика.
Он удивился — с ней его отец говорил совсем другим голосом.
Вообще-то надо бы позвонить Лувену, подумал Валландер. Но отказался от этой мысли, потому что еще не решил, как объяснить, почему не связался с полицией сразу после происшествий на кладбище. Он и сам этого не понимал. Служебное упущение, иначе не назовешь. Неужели он теряет над собой контроль и не способен правильно оценить ситуацию? Или страх полностью парализовал его волю?
Когда Линда уснула, он долго стоял и смотрел в окно на пустынную улицу.
В голове мелькали мысли об африканце и о Коноваленко.
В то самое время, когда Валландер стоял в Истаде у окна, Владимир Рыков убедился, что полиция по-прежнему проявляет интерес к его квартире. Находился он в том же доме, только двумя этажами выше. В свое время Коноваленко предложил организовать запасной вариант на случай, если пользоваться обычной квартирой по какой-то причине будет нельзя. Он же объяснил, что самое надежное укрытие отнюдь не всегда нужно искать за тридевять земель. Лучше сделать то, чего не ждут. И Рыков снял на Танино имя точно такую же квартиру двумя этажами выше. Перенести туда все необходимое не составит труда.
Накануне Коноваленко сказал, что из этой квартиры пора сматываться. Устроив Тане и Владимиру перекрестный допрос, он пришел к выводу, что истадский полицейский определенно умен. Недооценивать его никак нельзя. Кроме того, надо учитывать, что полиция может явиться с обыском. Но более всего Коноваленко опасался, что Владимира и Таню подвергнут серьезному допросу. А у него не было уверенности, что они при этом не брякнут что-нибудь, чего говорить не следует.
Коноваленко даже прикинул, не лучше ли пристрелить обоих. Но решил, что нужды в этом нет. И без Владимира ему пока не обойтись. Вдобавок полиция совсем рассвирепеет.
В тот же вечер они перебрались в другую квартиру. И Коноваленко строго-настрого приказал Владимиру и Тане в ближайшие дни носа оттуда не высовывать.
Как начинающий сотрудник КГБ Коноваленко первым делом усвоил, что и в тайном мире разведслужб существуют свои смертные грехи. Секретная служба — это братство, устав которого записан симпатическими чернилами. Самый страшный грех, конечно, двойная измена — предать собственную организацию, вдобавок сознательно, оказывая услугу чужой державе. Такие диверсанты находились едва ли не в девятом круге того призрачного ада, который разведка сама же себе и создала.
Были и другие смертные грехи. В том числе — опоздание.
Не только на условленную встречу, к тайному почтовому ящику, с похищением или просто с отъездом. Не менее тяжкий проступок — нарушить сроки собственного плана, собственного решения.
И все же именно это произошло с Коноваленко рано утром в четверг, 7 мая. Ошибка заключалась в том, что он слишком положился на свой БМВ. Когда он начинал работать в КГБ, его учили всегда отводить на дорогу больше времени, чем предусматривают два параллельных варианта. Если одна машина станет, должно остаться достаточно времени, чтобы переключиться на второй вариант. Но когда БМВ вдруг заглох у моста Святого Эрика и упорно не хотел заводиться, запасного варианта у Коноваленко не было. Конечно, он мог взять такси или поехать на метро. Но он не знал, когда полицейский с дочерью выйдут из квартиры в Бромме и выйдут ли вообще, и потому вполне мог опоздать. Так или иначе, ошибку совершил он, и виноват он, а не машина. Почти двадцать минут он пытался завести мотор — так сказать, безуспешно занимался реанимацией. Но БМВ сдох.
В конце концов Коноваленко бросил его и поймал такси. По плану он рассчитывал быть возле краснокирпичного дома самое позднее в семь. А попал туда лишь около без четверти восемь.
Вычислить, что у Валландера есть дочь и что живет она в Бромме, было несложно. Под видом полицейского он позвонил в истадскую полицию и узнал, что в Стокгольме Валландер остановился в гостинице «Сентраль». Потом отправился в эту гостиницу и долго говорил с портье насчет предварительного заказа номеров для большой группы туристов, которая прибудет через несколько месяцев. Улучив минуту, он незаметно придвинул к себе записку, адресованную Валландеру, и запомнил имя Линда и номер телефона. Выйдя из гостиницы, он очень скоро установил адрес в Бромме. Съездил туда, поговорил в подъезде с какой-то женщиной и все выяснил.
В это утро Коноваленко ждал на улице до половины девятого. Наконец из подъезда вышла пожилая женщина. Он поспешил к ней, поздоровался, и она тотчас узнала приятного господина, которого уже видела раньше.
— Они уехали рано утром, — сказала она в ответ на его вопрос.
— Вдвоем?
— Да.
— Их долго не будет?
— Она обещала позвонить.
— Вы, наверно, знаете, куда они собирались?
— Куда-то за границу, в отпуск. Но куда именно, я не поняла.
Коноваленко видел, что она очень старается вспомнить. И терпеливо ждал.
— Кажется, во Францию, — наконец сказала она. — Впрочем, я не уверена.
Коноваленко поблагодарил за помощь и зашагал прочь. Попозже надо будет послать Рыкова обыскать квартиру.
Теперь необходимо подумать, и он, не торопясь, направился к площади Броммаплан, на стоянку такси. БМВ свое отслужил, Рыкову придется сегодня же добыть ему новую машину.
Коноваленко ни секунды не сомневался, что за границу Валландер с дочерью не уезжали. Полицейский из Истада — человек умный и расчетливый. Выяснив, что накануне старую даму кто-то расспрашивал, он намеренно проложил ложный след во Францию.
Куда же они уехали? — размышлял Коноваленко. Скорее всего, полицейский увез дочь в Истад. Но вполне мог выбрать и любое другое место, которое мне не найти.
Случайный огрех. Дам ему фору, а потом наверстаю.
Коноваленко сделал и еще один вывод. Полицейский встревожен. В противном случае он бы не увез дочь с собой.
Коноваленко легонько усмехнулся: как же сходно они оба думают, этот ничтожный полицейский по фамилии Валландер и он сам. И тотчас вспомнил слова некоего полковника КГБ, которые слышал на заре своей долгой карьеры. Высшее образование, хорошая наследственность и даже острый ум отнюдь не гарантируют, что ты станешь выдающимся шахматистом.
Теперь самое главное — найти Виктора Мабашу, думал он. Пристрелить его, покончить с делом, которое не удалось выполнить ни в дискотеке, ни на кладбище.
С легким беспокойством он перебрал в памяти события минувшего вечера.
Около полуночи, тщательно все продумав, он позвонил в ЮАР и переговорил с Яном Клейном. Никаких оправданий тому, что Виктор Мабаша до сих пор жив, он привести не мог и вынужден был солгать. Сказал, что накануне покончил с Виктором Мабашей. Подложил ему в бензобак гранату. Когда бензин разъел резинку, удерживавшую чеку, машина взорвалась. А с ней и Виктор Мабаша.
Тем не менее Коноваленко показалось, что Ян Клейн недоволен. Неужели конфликт доверия между ним и южноафриканской разведслужбой? Конфликт, который он не мог устранить. А ведь это может поставить под удар все его будущее.
Коноваленко прибавил шагу. Время не ждет. Виктора Мабашу надо выследить и прикончить в ближайшие сутки.
Странные сумерки опускались тихо и медленно. Но Виктор Мабаша их не замечал.
Порой он думал о человеке, которого должен убить. Ян Клейн поймет. И не отстранит его от задания. В один прекрасный день он увидит в перекрестье прицела президента ЮАР. И рука у него не дрогнет, он выполнит миссию, которую взял на себя.
Интересно, думал он, сознаёт ли президент, что скоро умрет. Есть ли у белых свои сонгомы, которые говорят с ними во сне?
В конце концов он решил, что наверняка есть. Разве человек может жить без контакта с иным миром, который властвует над жизнью, властвует над живыми и мертвыми?
Но на этот раз духи к нему благосклонны. Они сказали ему, что нужно делать.