– Как? – удивилась Ольга. – В одном Евангелии написано, что Иисус и Иоанн родственники, а в другом, что они никогда друг друга в глаза не видели?
– Истинная правда. Написано. И не только это написано. Легко можно проследить, как на всем протяжении евангельской истории действуют именно два персонажа.
– А как же суд и казнь? – заметила Ольга. – Тут вроде бы все один к одному?
– Суд и казнь? Давайте вспомним… Иисус синоптических Евангелий задерживается служителями Храма, а в Евангелии Иоанна его арестовывают римляне. Синоптики говорят о заседании суда, Иоанн сообщает только о краткой встрече Иисуса с Первосвященником. Наконец, расхождение относительно даты ареста – в сам праздник или накануне? Кроме того, там еще и масса деталей расходится. Например, крест синоптического Иисуса несет Симон Киринеянин, а Иисус Иоанна несет свой крест сам. Или синоптического Иисуса не успевают помазать перед погребением, и жены-мироносицы собираются это сделать в воскресение утром, а «богословского» Иисуса Никодим, как положено, помазывает сотней литров «смирны и алоя». Очевидно же, что это два разных человека.
– О-о-чень интересно... – протянула Ольга. – Но если честно, я не понимаю, как можно верить в двух Иисусов и оставаться при этом христианином.... Я знакома с одним православным священником, который на все лады поносит экуменическое движение... Так вот он говорит, что любое единство христиан, кроме евхаристического, лживо и иллюзорно... Что он скажет, когда услышит, что, по вашей мысли, таких единств вообще два? Что церковной схизме предшествует схизма самого Христа? Если я правильно понимаю христианскую идею, то ваша теория бьет ее в солнечное сплетение...
– Это очень серьезная проблема, – поспешно согласился Андрей. – Тайная вечеря с хлебопреломлением описана только у синоптиков, но, с другой стороны, в Евангелии от Иоанна излагается идея евхаристии...
– И эта проблема, как я вижу, не единственная... Разве Бог может воплотиться дважды? Насколько я опять же понимаю христианскую идею, это также совершенно немыслимо.
– Конечно, немыслимо... Это тоже проблема. – Андрей поднял на Ольгу взволнованный взгляд. – Я действительно еще не понимаю всего, но я понимаю, что уже не могу воспринимать синоптического и Иоанного Иисусов как одно лицо.
– Но это и хорошо, – вступил уже я. – На протяжении тысячелетий вы, христиане, обвиняли нас, евреев, в том, что мы не доросли до идеи воплощения, что мы не можем понять величия Бога, ставшего младенцем и лежащего в хлеву в овечьей кормушке. Но на самом деле это просто вы не доросли до идеи невидимого Бога и придумали это воплощение, чтобы иметь возможность продолжать ютиться в своем привычном языческом мире. Сейчас, наконец, христианский мир эррозирует, вера в божественность человека теряет силу, и твое, Андрей, открытие, что Иисусов два – это знамение времени.
– Мне кажется, Юра совершенно прав, – поддержала меня Ольга.
– Вы ничего не понимаете! На идее воплощения слишком много завязано, – горячо возразил Андрей. – Именно на основе христианской теологии были совершены величайшие прорывы человеческой цивилизации... Наука зародилась в Оксфорде, а не в Багдаде... Пользоваться благами демократии и технического прогресса и при этом отвергать породившую их христианскую теологию – значит встать в позу какого-нибудь Бин Ладена! Подайте сюда Калашникова и подавитесь своим Чеховым!.. Так что ли?
– Я ничего не понимаю. Ты же сам говоришь, что твои два Иисуса разрушают эту теологию?
– Значит, нужно строить альтернативную... Для нее усматриваются свои основания... Сын Соломона был ориентирован на весь мир, на все человечество. При рождении его приветствовали восточные волхвы. Сын Натана, которого при рождении приветствовали местные пастухи, преследовал более узкие национальные цели. Я могу, например, допустить, что Иисус – сын Соломона – это Мессия народов, в котором классические христиане могут видеть Бога во плоти, а Иисус – сын Натана – это Мессия евреев, он заведомо обыкновенный человек. Кстати, вот вам еще одно различие между ними: Если об Иисусе синоптиков невозможно вообразить, будто он считал себя самим Богом, то об Иисусе Иоанна невозможно подумать, что он считал себя просто человеком, по меньшей мере каким-то ангелом.
– Нет, – запротестовал я. – Пусть ваша теология самая продвинутая на свете, но давайте Мессию мы себе уже как-нибудь сами выберем.
Андрей не ответил. В эту минуту воздух пронзил стократно усиленный динамиками тянущийся на одной ноте крик муэдзина:
– А-а-а-а-лла...
К нему немедленно присоединился второй и третий. После того как эта завораживающая, режущая уши перекличка внезапно оборвалась, мы еще некоторое время сидели в полном молчании, зачарованно смотря на Храмовую гору.
Солнце село, и позолота на куполе потускнела. Я опять увидел как бы тень от стройной колоннады на том месте, где должен стоять Храм.
– Если прищуриться в сумерки, то на месте купола можно увидеть Храм, – сказал я. – У тебя когда-нибудь это получалось? – спросил я Ольгу.
Ольга вздрогнула и как-то странно посмотрела на меня. Глаза ее сверкнули, но я не понял, что это значило.
– А я и не пробовала. Я всегда вижу только реальность. А реальность – вот она, – протянула она вперед руку. – На самом святом месте, в святая святых, стоит Золотой Купол, нравится нам это или нет.
Она поежилась и добавила:
– Холодно что-то стало, пойдемте-ка по домам. Очень приятно было познакомиться, – она улыбнулась, пожала Андрею руку, и мы стали спускаться на землю.
***
Накануне вылета Андрей на всякий случай еще раз перезвонил Сарит на ее мобильный. Оказалось, что она уже вернулась с Синая и согласилась в тот же вечер встретиться с ним в центре Иерусалима.
Я договорился подхватить Андрея на площади Давидка двумя часами позже и отвезти домой.
Когда я подъехал, он уже поджидал меня на условленном месте.
– Ну как? – спросил я, выезжая на улицу Невиим. – Как она?
– Не знаю, что тебе и ответить. Выглядела она веселой, хотя, возможно, и была излишне возбуждена. Рассказала о поездке. Показала фотографии, как они там вместе с Пинхасом на Синае отдыхали, на берегу Красного моря. Дочка у них подросла – первый раз в первый класс. О тебе расспрашивала. Интересовалась, не появилась ли у тебя подруга.
– А ты что сказал?
– Сказал, что не знаю, но вроде бы нет.
– Что ж. Верно ответил.
– Понимаешь, я хотел ее расспросить о том, что случилось. Хотел ее понять. Но она торопилась, и я не стал этого разговора даже затевать. В общем как-то они с Пинхасом ужились.
– Ужились?.. Не думаю, что это верное слово. Что-то она сломала в себе. Она была в тяжелом состоянии до этого своего возвращения. Я ее поступка все-таки до конца не понимаю.
– А не до конца, что ты понял? Как она могла к нему вернуться?
– Одним из мотивов, конечно, было желание не связывать меня. Не мало значило, разумеется, стремление избавить от страданий Тамар. Ну и определенное уважение к Пинхасу она в общем-то всегда питала. Многие женщины способны этим довольствоваться.
– Сарит совсем на такую женщину не похожа. Может быть, Пинхас действительно любит ее? На одной фотографии, которую она мне показывала, они стоят в обнимку. Сарит на ней как-то не очень вышла, а Пинхас, ты знаешь, просто сиял. Выглядел страшно довольным. Чувствуется – это от того, что он рядом с ней.
– Но при чем здесь любовь? Хотя ты знаешь, возможно, это возвращение Сарит к Пинхасу как-то связано с тем романом, который тот пишет. Сарит романом этим очень восхищалась, а Пинхас, по ее словам, как будто бы нуждался в ее помощи. Может, действительно тут что-то зарыто?
– Какой еще роман?! – заинтересовался Андрей. – О чем он?
– Пинхас придумал, будто бы от Йешуа и Магдалины произошел род каких-то выдающихся раввинов.
– Что за дикая фантазия!
– Мне тоже это кажется какой-то глупостью. Но Сарит под большим впечатлением.
– Не знаю даже, что тебе и сказать...
***В конце августа вскоре после отъезда Андрея женился мой брат Давид. После совместной поездки в Южную Америку Ципора как будто поняла, что она является слабостью моего брата, и со временем стала относиться к этой его слабости снисходительно. После свадьбы они решили поселиться в секторе Газа, где Давид проходил в свое время воинскую службу.
Караванный поселок Шират-аям, где поселились Давид и Ципора, располагался на самом берегу, буквально в сотне метров от моря!
Во второй половине дня, когда жара немного спала, я, Давид, его жена и ее подруга Двора, жившая по соседству, вышли посидеть на берегу в шезлонгах. Вид моря, счастливого брата, а также прекрасной девушки Дворы явственно на меня подействовал, и я испытал сильный душевный подъем.
