– Лиз!
Он протянул руки, и она упала в его ладони картинкой на невесомом листочке белого картона.
Сдерживая дрожь, Нил вгляделся в лицо наездницы. Рисунок был очень точен.
– Кто это на лошади?
– А. Это Лиз, Элизабет Дальбер. Когда-то я уговорила ее остаться учиться в России. Может быть, и зря уговорила… Хотя, наверное, ничего в этой жизни не бывает зря…
Таня Захаржевская взяла рисунок из дрожащих пальцев Нила и положила на откидной столик рисунком вниз. Белая изнанка была девственно чиста.
– Прошлое все равно остается с нами, Нил, – сказала Таня. – И если сегодня мы живы, если способны любить и быть любимыми, значит, нет в этом прошлом ничего такого, о чем стоит жалеть.
Она откинулась на плюшевую спинку дивана и замолчала.
«Увидеть Париж и умереть, увидеть Париж и умереть…» – настукивали где-то внизу колеса.
– Таня… А куда идет этот поезд?
Таня подышала на вагонное стекло, и на помутневшей поверхности проступило слово «Занаду»…
Асуров тряс Нила за плечо.
– Ну давай же, очнись, ты, чучело! Твоя очередь…
Нил вздрогнул, встряхнулся.
– Ах да, извините…
– Баренцев Нил Романович! – повторил председательствующий.
Нил стал пробираться к проходу. Бойцы невидимого фронта поджимали ноги, пропуская его.
– За мужество и героизм, проявленные при выполнении особо важного задания Родины… – чеканил голос с трибуны.
Нил сошел с ковровой дорожки и сделал первый шаг по блистающему наборному паркету. До трибуны оставалось еще с десяток.
– Орденом Красной Звезды…
Ноги на скользких подошвах выстрелили вперед одновременно. Нил взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и под оглушительный треск лопающихся швов, медленно и красиво, как в кино, опрокинулся навзничь и покатился вперед, набирая скорость. Ноги, как две крылатые ракеты, неслись прямо на трибуну. Председательствующий согнулся, прикрываясь руками и пронзительно, по-бабьи заверещал.
Острые носы лаковых штиблет протаранили трибуну и, не встретив сопротивления, с ускорением въехали в стену, протащив сквозь древнюю кладку и всего остального Нила.
Он пролетел над кремлевской стеной, над приплюснутым кубиком мавзолея, над Красной площадью, прямо в пламенеющий закат.
Холодные лучи на мгновение ослепили его, а потом он увидел, впереди и внизу, аквамариновую морскую безбрежность и крохотный зеленовато-коричневый треугольник суши. Островок стремительно приближался, вырастая навстречу, и уже был виден кремовый купол Занаду, и цветники, и радужный фонтан, и три человеческие фигурки перед фонтаном. Стройная рыжеволосая женщина, седобородый старик, и между ними – беленький, вихрастый мальчишка. Подняв головы, они смотрели на его приближение, улыбались и махали руками…
Ворон был очень большой, очень черный и очень наглый.
Он сидел на макушке массивного гранитного креста и смотрел на Нила круглым агатовым глазом.
– Здравствуй, брат, – тихо сказал Нил. – Видишь, какая история… Линда, потом Лиза, теперь вот Таня… Судьба, значит, такая – кружить черным вороном над могилами любимых…
– Мр-рак, мр-рак! – картаво согласился ворон.
Оградки возле креста не было, и цветы лежали прямо на траве. Нил наклонился, присовокупил свое подношение – пышную белую розу на длинном стебле. Разгибаясь, в который раз встретился взглядом с позолотой букв, высеченных на кресте:
«Tanya Darling.
1956–1988.
Blessed Are the Meek for They Shall Inherit…[14]»
– Кыш-ш!
Нил обернулся на шипение за спиной.
Кладбищенский служитель, старый и морщинистый, в черной ливрее с серебряным позументом согнал ворона с креста. Впрочем, тот улетел недалеко – опустился на соседнюю могилку и оттуда наблюдал, что же будет дальше.
– Зря вы его, – сказал Нил. – Мы так славно беседовали…
– Непорядок, сэр, – отозвался служитель. – Развелось их тут. Галдят, гадят, беспокоят клиентов…
– Да неужели?
– Я о посетителях, сэр.
Нил отвернулся, но служитель явно не хотел прекращать беседу.
– Вы из родственников будете, сэр, или из поклонников? – Нил промолчал, но служителя это нисколько не смутило. – Да, популярнейшая, скажу я вам, была личность, наша миссис Дарлинг. Уж несколько месяцев прошло, как бедняжки не стало, а смотрите, сколько цветов, и все свежие.
– И чем же это она была так популярна?
– Как, сэр, неужели вы не знаете? Быть того не может!
– Видите ли, я не здешний. Друг детства.
– «Зарина», сэр. Лучшее заведение во всей Англии. Миссис Дарлинг была настоящая леди, и ее девочки были – высший класс. Без преувеличений заявляю, сэр, на похороны пришла половина Лондона. Многие рыдали, а с одной журналисткой была форменная истерика. Представляете, сэр, бросилась в открытую могилу и кричала, чтобы ее тоже закопали вместе с миссис Дарлинг. Пришлось вытаскивать силой. Говорят, она в тот же вечер отравилась газом… Да, скажу я вам, повезло этому черномазому, что сразу в окошко сиганул, а то люди бы его на клочки порвали!
– Какому черномазому?
– Бишопу, будь он проклят, Джулиану Бишопу. Она его, можно сказать, из грязи вытащила, человеком сделала, солидным бизнесменом, а он бедняжку топором!
– Топором?
– Да, сэр. На кусочки разрубил, так что хоронили в закрытом гробу. А «Зарину» на другой же день выкупили какие-то арабы, недвижимость перепродали, а весь персонал в два счета вывезли к себе в Эмираты. И теперь во всем Лондоне ни одного приличного борделя не осталось, так знающие люди говорят.
– Спасибо за рассказ, любезный. Вот вам…
Нил рассеянно сунул бумажку в протянутую с готовностью руку служителя.
– А вы не ошиблись, сэр? Здесь пятьдесят квидов, у меня и сдачи не найдется… – Нил махнул рукой, и служитель поспешно спрятал купюру в карман. – Благодарю вас, сэр.
И Нил вновь остался наедине с Таней.
Закрытый гроб… Два самоубийства… Поспешная ликвидация предприятия… Этот мрачный гранитный крест, никак не гармонирующий с солнечной, языческой, веселой и беспощадной аурой Тани… Надгробная надпись, издевательская в своей полной несовместимости с объектом и к тому же так многозначно оборванная… «Блаженны кроткие, ибо они наследуют…» Наследуют что? Три квадратных метра земли, в которые будут зарыты? А что наследуют некроткие?
Как совместить правду общепризнанного факта с пророческой правдой его видения?
Нил поднял голову на шорох крыльев. На крест возвратился ворон.
– Ну что, вещий брат, может, ты скажешь, правда это все, – Нил обвел рукой черный крест с именем Тани Дарлинг, усыпанную цветами могилку, – или враки?
– Врр-рак! Врр-рак! – Ворон тяжело взмахнул крыльями, вознесся на ветку соседнего ясеня и оттуда повторил: – Врр-рак!
– Спасибо, птица.
Тихо улыбаясь, Нил двинулся к выходу.
Закат отбрасывал ему под ноги пятнистую тень деревьев.
– Черный ворон, что ты вьешься над моею головой…
Нил пел во весь голос. Возмущаться было некому, к этому часу Ньюгейтское кладбище опустело.
– Ты добычи не добьешься. Черный ворон, мы не твой, – уверенно допел Нил.
Мы не твой…
Санкт-Петербург, 2002
Привет! Который час? А вы берите яблоко, пожалуйста, у меня еще есть. Ой, простите, вы же не понимаете по-французски, это я еще не проснулась. (франц.)
Уже десять, спасибо, но яблоко, это так, случайно, я его спасал от падения. Я выйду, вы одевайтесь. (франц.)
Я люблю тебя, моя река!(франц.)
Добрый вечер, мой дорогой Макс. Прошу меня простить… (нем.)
Добро пожаловать в Кальвадос(франц.)
Боже праведный! (нем.)
О, нет… – (франц.)
Хорошо… Итак, мсье Рабе, я…(франц.)
И приказал Кубла-Хан воздвигнуть храм земных утех в Занаду, где течет Альф, священная река(англ.)
Скват – помещение, арендуемое без оформления аренды. (примеч. автора)
… «А знаешь, я все-таки так и не смогла ни с кем быть после тебя, понимаешь, это какое-то психическое заболевание. Или ты отравил меня собой. Есть и неплохие парни и даже очень хорошие, но как только начинается тема любви и близости, ты как будто встаешь рядом со мной, и у меня пропадает всякое желание. Мне даже жалко всех, кто ухаживает за мной. Они, дурачки, надеются и страдают совершенно напрасно. Я твоя, Нил, даже если пройдет вся жизнь в ожидании, но я точно знаю, что наш поезд опять застучит по рельсам, и мы будем смотреть в окно, пить чай из стаканов, помнишь, в таких смешных железных подставках, и вспоминать и смеяться, конечно, смеяться, что так глупо все у нас было в прошлом. А венчаться мы будем в Париже, я непременно надену белые перчатки, и маленькие девочки в кружевных платьях будут нести букетики из флердоранжа. Да, я забыла тебя спросить, умеешь ли ты играть в шахматы. Я бы очень хотела, чтобы ты научил нашего сына. Я так и вижу, что вы сидите на веранде и двигаете эти волшебные фигурки, и дома тихо-тихо, потому что я вам не буду никогда мешать. Только бы поскорее ты вернулся… или я…» (франц.)
