– Ну-с, давай знакомиться, Михаил Колосков, - начал Огнев, закуривая и удобно откидываясь на спинку кресла. Все-таки первая встреча.
– Дай бог, и последняя, - охотно поддержал разговор Уксус, хотя его и неприятно удивило, что уголовный розыск уже знает его имя и фамилию. Этого студент им сообщить не мог. Что же они еще про него знают в таком случае?
Вечный и проклятый вопрос: "Что они знают?", а в связи с этим как вести себя на допросе, что скрывать, а что охотно и как бы искренне рассказывать, в чем немедленно признаваться, - вопрос этот начинал все больше мучить Уксуса. Он решил пока что оттянуть время и, в свою очередь, как можно беззаботнее сказал:
– А раз знакомиться, то разрешите и вашу фамилию...
– Что ж, моя - Огнев.
Ого, Огнев!.. О нем предупреждал Резаный. И невольно у Уксуса вырвалось:
– Тот самый?..
– Другого нет, - усмехнулся Огнев. - А что?
– Наслышан.
– Ну вот и прекрасно! И я о тебе... наслышан.
Поэтому давай, Колосков, решать сразу: сам все расскажешь, или уличать тебя надо?
– Что рассказывать-то? - с глуповатым и как будто искренним удивлением спросил Уксус.
Огнев пожал плечами.
– Да все, что случилось с тобой, начиная... ну, скажем, со вторника.
Вторник... Тот самый день, когда Резаный ограбил магазин. И при мысли, что Огнев все это знает и увязывает с ним, у Уксуса холодок прошел по спине.
– Ничего со мной не случилось, - резко ответил он.
– Вот как? - Лицо Огнева стало строгим. - Давай, Колосков, играть в открытую, а? Не люблю я, знаешь, эти жмурки.
– А мне что? Валяйте.
– Так вот картина. Во вторник был ограблен магазин и убит сторож. Из пистолета. Вот он.
Огнев достал из ящика стола пистолет и положил перед Уксусом.
– Узнаешь?
– Нет!
– Плохо. Молодой, а память уже того... Это тот самый пистолет, из которого ты потом стрелял на корабле в среду. Вот показания свидетелей, вот акт баллистической экспертизы.
Огнев открыл одну из папок и придвинул несколько бумаг через стол к Укcycy. Тот даже не взглянул на них. Огнев усмехнулся.
– Пойдем дальше, - тем же ровным тоном продолжал он. Только что в твоей машине нашли вещи с этой самой кражи. Вывод? Вывод один. Ограбил магазин и убил сторожа ты. Это, брат, называется поймать с поличным. Лучших доказательств и не надо.
– Никого я не убивал, - зло сверкнул глазами Уксус. - И магазин не грабил.
– Тогда объясни. Опровергни факты.
Уксус испугался. Ему "шьют" нешуточное дело.
За такое могут дать и расстрел. О том, что Резаный убил сторожа, он не знал. Но на всякий случай Уксус решил для начала "толкнуть" свою версию, хотя внутренне он уже не верил в удачу.
– Пистолет этот я нашел. А чемоданы студент один подкинуть просил. Я и не знал, что в них.
– Та-ак, - как будто даже удовлетворенно произнес Огнев. - Здорово у тебя получается. Ну, а что ты делал в ночь со вторника на сред"?
– Не помню, - и, подмигнув, Уксус добавил: - Может, где и задержался, человек я холостой.
Огнев добродушно спросил:
– Где же твоя зазноба живет?
– Да тут недалеко, почтового адреса не знаю.
– То-то, что недалеко. А в ту ночь тебя на машине задержали. Вот рапорт.
Огнев открыл было снова папку, но Уксус, словно только сейчас вспомнив, воскликнул:
– Да!.. В ту ночь я из колхоза возвращался. Путевка была в порядочке.
– В порядочке? - Огнев достал из папки не одну, а две бумаги. - Ну так вот рапорт старшины милиции. А вот справка из гаража. Путевочка-то, брат, была фальшивая.
Уксус растерялся. Никогда он еще не сталкивался с такими делами и такими допросами. Это было совсем не похоже на допрос в дежурке отделения милиции по поводу какой-нибудь драки. Это что-то совсем другое.
И Огнев, словно прочитав его мысли, строго сказал:
– Глупо ведешь себя, Колосков. А может...
Нервы Уксуса были напряжены до предела. И он не выдержал:
– Что может?
– Может, ты, дуралей, чужую вину на себя берешь?
Огнев спросил это так доверительно, с такой подкупающей искренностью, что Уксус вдруг необычайно ясно понял: он действительно ведет себя как последний дурак, хуже просто не придумаешь. Брать на себя такое дело, идти, может, под расстрел за Резаного, а тот будет себе спокойно разгуливать на свободе?
Дудки!.. Но выдавать его? А вдруг его не расстреляют, и он когда-нибудь выйдет на свободу? У него хорошая память!.. Что же делать?.. И тут вдруг изворотливый, хитрый ум Уксуса подсказал ему, кажется, один-единственный выход. Что ж, он, так и быть, "продаст" Резаного, но взять его они, пожалуй, не возьмут. Конечно, ие возьмут!
И, ликуя в душе, он с самым убитым видом сказал:
– Ладно! На чистоту так на чистоту. Дело сделал не я, а другой человек. Могу сказать, где он схоронился.
– Вот это уже серьезный разговор, - одобрительно кивнул головой Огнев.
Огнев понимал: время терять нельзя. Баракин уже встревожен, ведь Уксус еще час назад должен был вернуться с деньгами. Скоро он поймет, что стряслась беда, и улизнет из города.
Поэтому ровно через двадцать минут после того, как Уксус назвал адрес, где скрывался Баракин, маленький домик на безлюдной и тихой пригородной улице был окружен.
Но Огнев слишком хорошо знал своего "крестника", чтобы вот так, просто, подойти и постучать в дверь, рассчитывая, что Баракин немедленно откроет, и тут же схватить его. Нет, он не откроет. Для этого нужен особый сигнал, заранее с Уксусом согласованный.
Поэтому, получив сообщение, что дом окружен, Огнев и задал этот последний вопрос:
– А теперь скажи, как стучать, чтобы открыл.
– Да никак особенно не стучать, - махнул рукой Уксус. Он через дверь спрашивает, а я отвечаю, что, мол, свой, Уксус.
Он и пускает.
Он врал вдохновенно и нагло. Но Огнев слишком спешил и... поверил. Что ж, возможно, Баракин пускает "на голос", вполне возможно.
Через минуту Огнев уже мчался в машине на окраину города.
Был двенадцатый час ночи.
Кольцо окружения вокруг домика начали постепенно стягивать все туже и туже. Сотрудники с разных сторон проникли в чернильную темноту двора, неслышно стали у всех пяти окон, взяли под наблюдение крышу. В двух окнах за плотными занавесями горел свет.
К единственной двери первым подошел Коваленко и постучал осторожно, настойчиво.
Дверь не открывали.
Коваленко терпеливо подождал, потом постучал снова, еще осторожнее и еще настойчивее.
В это время к Огневу приблизился один из сотрудников и, кивнув головой на темное окно, возле которого он дежурил, тихо доложил:
– Храпит там кто-то.
Неужто Баракин? Нет. Он сейчас не может спать, он ждет Уксуса, ждет нетерпеливо, уже тревожатся и давно злится. Может быть, это хозяин домика? Пока вообще неизвестно, чей это дом, кто в нем постоянно живет.
Но размышлять долго не пришлось. Все, находившиеся во дворе, вдруг увидели, как в обоих окнах домика неожиданно погас свет.
Огнев стоял у самого крыльца и не спускал глаз с Коваленко, который постучал уже в третий раз и тут же предостерегающе поднял руку: он услышал за дверью какой-то шорох, будто подкрался к ней человек, дышит тяжело, беспокойно и ждет, чего-то ждет.
Коваленко тоже минуту выждал, потом глухо и торопливо, словно задыхаясь от волнения, произнес:
– Открой. Это я, Уксус. Ну!..
Секунда... И за дверью осторожно звякнул затвор. Она медленно приоткрылась, но на пороге, в черном ее проеме, никого не оказалось.
Прежде чем Огнев успел его остановить, Коваленко бросился в темноту коридора. И тут же раздался его крик, короткий, отчаянный, сразу перешедший в хрип.
На Огнева метнулась какая-то тень, отбросила его в сторону. Но он все же успел рукояткой пистолета ударить неизвестного, и тот, покачнувшись, глухо выругался. Огнев узнал Баракина.
В этот момент кто-то из сотрудников крикнул:
– Стой! Стрелять буду!
И через секунду опять:
– Стой, тебе говорят!
Огнев был уже в коридоре, где, раненный ножом в спину, лежал Коваленко, когда во дворе грохнул выстрел. Всего один выстрел, но его оказалось достаточно. Сотрудники Огнева умели стрелять.
Когда увезли раненого Коваленко, оперативная группа приступила к тщательному обыску. Пьяного старика хозяина разбудить не удалось.
Огнев зашел в одну из комнат, где на кушетке лежало тело Баракина. Злость и удивление застыли на его лице.
Следующий день был воскресенье.
С утра в районном штабе народных дружин было особенно людно.
Огнев остановился на пороге, огляделся и, заметив стоявших возле окна Артамонова и Николая Вехова, направился к ним.
– Ну, что нового в вашем хозяйстве? - спросил он, здороваясь.
– Вот суд чести вчера у них был, - Артамонов кивнул на Николая. - Проработали одного паренька так, что я, признаться, даже не ожидал.