Ознакомительная версия.
Илья Никитич кивнул и принялся задумчиво жевать квашеную капусту с клюквой, но вкуса почти не чувствовал.
«Мама, как всегда, преувеличивает и усложняет, связи между маньяком и журналистом нет, — подумал он, — ну, разве что оба страдали сексуальной озабоченностью, однако журналист Бутейко не маньяк, в отличие от кинорежиссера Рафика Тенаяна».
Между прочим, Рафик на какое-то время стал настоящим героем для прессы, журналисты рвались снимать его, брать интервью. Вполне возможно, в их рядах был и Бутейко.
Илья Никитич не сомневался, что нет никакой связи, однако дело четырехлетней давности отчетливо прокрутилось у него в голове. Рафик Тенаян, армянин московского происхождения, кинорежиссер то образованию, подлавливал на улицах хорошеньких несовершеннолетних девок, предлагал им сниматься в кино, даже показывал удостоверение члена Союза кинематографистов, для первой фотопробы приглашал к себе в квартиру, поил снотворным и насиловал. Одна из последних его жертв, семнадцатилетняя Варвара Богданова, чудом осталась жива и привела оперативников прямо в квартиру к чудовищу, потом спокойно и четко давала свидетельские показания, участвовала в следственных экспериментах.
Жертв оказалось всего тринадцать. Две девочки погибли от передозировки снотворного. Одна сошла с ума. Варя Богданова без колебаний согласилась выступать на заседаниях суда, вела себя удивительно хладнокровно и мужественно, ни слезинки не уронила, ни разу не сорвалась. Собственно, благодаря этой девочке, а не самоотверженным усилиям правоохранительных органов и тонкому аналитическому уму следователя ублюдок был арестован и вина его полностью доказана.
Через два дня после оглашения приговора Варя кинулась в воду на Краснопресненской набережной. Был март, по Москве-реке плавали грязные тонкие льдины. Слава Богу неподалеку остановилась патрульная милицейская машина. Молодой капитан милиции спас девочку.
Маньяка приговорили к пятнадцати годам. У него был отличный адвокат. Илья Никитич знал, что в зоне маньяк зарекомендовал себя отлично. Характеристики просто блестящие: дисциплинированный, трудолюбивый, активно участвует в художественной самодеятельности. Встал на путь исправления. Конечно, зеки уже давно свершили над ним свой собственный суд, Рафика «опустили». Однако, судя по отзывам администрации, он вполне спокойно пережил эту процедуру и смирился со своим новым статусом. Такие, как он, удивительно живучи, они легко адаптируются в любой социальной среде и в любой обстановке. Возможно, примерный «петушок» будет освобожден при очередной амнистии.
— Илья, тебе чай наливать? — услышал он недовольный голос мамы. — Я в третий раз тебя спрашиваю, а ты меня не слышишь.
— Да, мама, извини…
— Я, между прочим, говорю об интересных вещах. Это, конечно, чисто теоретические рассуждения, к тому же совершенно дилетантские… Что ты делаешь? Я уже положила тебе сахар!
— Да, мамочка, спасибо. Я тебя внимательно слушаю.
— Илья, ты действительно слушаешь меня? Или только делаешь вид? — Лидия Николаевна грозно взглянула на него поверх очков. — Вот ты сказал: «не вижу связи». А между прочим, последней каплей для Вари стала встреча с коллегой твоего нынешнего трупа.
— Подожди, мамочка, я не понял…
— Что же непонятного? Ты помнишь, как активно вокруг того грязного дела топталась пресса? Маньяк стал настоящим героем, о нем сняли несколько телевизионных сюжетов, потом еще документальный фильм, а сколько было газетных и журнальных статей! Я даже слышала, о нем написана книга, целое документальное исследование. Хотя что там исследовать, не понимаю. Почему людей так привлекает всякая гадость? Из пошлого, примитивного чудовища сделали чуть ли не национального героя, как, впрочем, из других чудовищ, маньяков, воров в законе, наемных убийц.
— Ну, мама. Ты преувеличиваешь, — вяло возразил Илья Никитич, — конечно, патологическая жестокость вызывает острое любопытство, но все-таки не у всех, а у людей с пониженным интеллектуальным развитием. Они пока еще не составляют большинство нации, поэтому сексуальные маньяки все-таки не становятся национальными героями.
— Ох, Илюша, если по телевизору будут по всем каналам каждый день показывать ток-шоу, посвященные мастурбации, проституции, эрекции и прочим простым радостям бытия, то очень скоро люди окончательно сойдут с ума. О каком-нибудь Чикатило сегодня написано уже, вероятно, больше, чем о Федоре Михайловиче Достоевском. Спроси любого школьника, кто такие Солоник и Япончик, он тебе без запинки расскажет. А попробуй спросить, кто такие Врубель, Левитан, Кустодиев и чем ни друг от друга отличаются, в ответ сегодняшний подросток в лучшем случае поймет плечами, а скорее всего просто покрутит пальцем у виска. Тебе не приходило в голову, что это огромная тема для социально-психологического исследования?
— Мам, ты начала говорить, что последней каплей для Вари Богдановой стала встреча с каким-то журналистом, — осторожно напомнил Илья Никитич, — расскажи, пожалуйста, немного подробней. Это действительно любопытно.
— Ну, Илюша, ты уже большой мальчик, — засмеялась Лидия Николаевна, — неужели ты думаешь, что та давнишняя история имеет отношение к твоему убитому журналисту? Четыре года назад какой-то мерзавец с телекамерой преследовал несчастную девочку, чтобы вытянуть у нее подробности трагедии, которые ему казались пикантными. Да, возможно, если бы он не набросился на нее со своими ублюдочными вопросами, она не решилась бы кинуться в воду. Между прочим, он и потом не оставил ее в покое, прорывался в больницу, все хотел взять интервью.
— Ты мне этого не рассказывала.
— Ну конечно! Все я тебе рассказывала, просто ты, как Шерлок Холмс, удерживаешь в голове только ту информацию, которую считаешь необходимой для работы. Экономишь место, будто твоя голова что-то вроде книжного шкафа.
— Шерлок Холмс сравнивал память с чердаком, а не с книжным шкафом.
— Ну, все равно. Иногда то, что сегодня тебе кажется незначительным, завтра может оказаться необходимым звеном в цепи расследования. А не завтра, так через год. Но я говорю сейчас не об этом. Ты становишься черствым и бессердечным, Илюша. Не только события, но и живых людей ты начинаешь сортировать по степени необходимости для очередного расследования. Я понимаю, ты экономишь силы, я тебя отлично понимаю, но так нельзя. Бессердечный человек перестает ориентироваться в пространстве, теряет чувство реальности. Настанет момент, когда это будет мешать тебе работать.
— И все-таки про мерзавца с телекамерой, который преследовал Варю Богданову, ты мне ничего не говорила, мамочка, — быстро произнес Илья Никитич.
— Говорила, Илюша. Несколько раз рассказывала. Ты меня не слышал. Просто у тебя тогда не было дела об убийстве скандального журналиста.
— Что случилось, господин Красавченко? Вы же собирались улетать, — произнесла Лиза по-английски, смерив его холодным равнодушным взглядом.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он тоже по-английски и, не дожидаясь приглашения, уселся к ним за столик. — Я так волновался за вас, вы вчера плохо выглядели, были бледной, очень рассеянной. Вам не кажется, — обратился он к американке с доверительной улыбкой, — что русские женщины слишком загружают себя работой и совсем не думают об отдыхе?
— Вероятно, вы правы, — холодно кивнула Керри и поднялась, — перерыв кончается через пять минут. Жду вас в зале, Лиза, — она посмотрела на нее долгим многозначительным взглядом и ушла, оставив их вдвоем.
— Я написала заявление в местную полицию, — тихо сказала Лиза по-русски, — мне уже сделали анализ крови, через несколько часов будет установлено вещество, которое вы добавили в вино.
— Анализ вам делали прямо в полицейском участке? — деловито осведомился Красавченко.
— Да, там есть врач.
— Кровь брали из пальца или из вены?
— Из вены.
Он ловко схватил ее за левую кисть и закатал рукав до локтя. Она вырвала руку, он попытался схватить правую, но она вскочила и произнесла довольно громко по-английски:
— Вы слишком много выпили с утра, сэр! Вы ведете себя неприлично!
Два молодых японца за соседним столиком обернулись.
— Сядьте, Лиза. Сядьте и успокойтесь, — в его глазах не было ни тени испуга. Он смотрел на нее с холодным любопытством, как на лабораторную мышь. — Вы даже не сумеете ответить мне, где находится ближайший полицейский участок.
— Через два квартала, за собором Святой Екатерины.
— Не надо блефовать, это не в ваших интересах. Ни в какую полицию вы не обращались, и делать этого не станете. Вам просто не о чем заявлять. К тому же через два дня вы возвращаетесь домой. Вас ждет работа, семья и еще один человек, по которому вы так соскучились. А в полиции здесь, как и везде, сплошные бюрократы. Если предположить невозможное и заявление ваше будет принято, начнется волокита, вам придется задержаться в Канаде, причем за собственный счет. Это дорого, хлопотно, а главное, совершенно бесполезно. Нет признаков преступления. Вы живы, здоровы, отлично выглядите, у вас ничего ни пропало. А меня уже сегодня здесь не будет.
Ознакомительная версия.
