Старушка увидела возле плиты шелуху, подняла ее и бросила в ведро.
— Не везло ему, Рудольфу... Хороший человек был, а все как-то не везло...
В дверь кухни постучали, и появился Арнис.
— Пришла какая-то женщина... Требует начальника... Хорошо бы вы, товарищ полковник, с ней поговорили... Удивительно настойчивая...
— У вас там еще надолго?
— Скоро кончим.
— Есть что-нибудь интересное?
— Абсолютно ничего.
— Пусть эта женщина войдет.
— Пройдите сюда, — сказал Арнис кому-то в коридоре, пропустил ожидающую мимо себя в кухню, а сам ушел опять в комнату Димды.
Женщине было лет сорок, больше сухощавая, чем стройная, хорошо одетая, но довольно экстравагантно. Ярко-красные сапоги на высоких каблуках. Вся как напряженная струна. Кратким кивком поздоровалась с Паулой и тут же обратилась к Ульфу:
— Я его жена!
— Как жена?
— Я жена Рудольфа Димды. Моя фамилия тоже Димда.
— Ты, Цилда, бывшая его жена, — вмешалась старушка. Голос ее зазвучал вдруг сильно и строго.
— Насколько я знаю, Паула, других жен у него нет, есть только любовницы!
— Вы хотели мне что-то сказать? — спросил Ульф.
— Я хотела бы сейчас же получить документы на машину и ключи от гаража. И чтобы вы комнату непременно опечатали.
— Как стервятник какой. Человек еще и остыть не успел, а она уже тут, — с отвращением скривилась Паула, но Цилда хладнокровно пропустила это мимо ушей.
— У Димды должны быть ценные вещи и порядочно денег, — пояснила бывшая жена Димды.
Старушка покачнулась на стуле и взглянула на нее с нескрываемым удивлением.
— Двести пятьдесят в месяц... И еще халтура... Разные там балы и свадьбы снимал, — продолжала Цилда. — Вот и должно скопиться! Не раздавал же он калекам всяким!
— Ты Карлиса не трогай! Он и сам хорошо зарабатывает!
— Я никого не обвиняю, я только должна быть уверена, что здесь никто ничего не сможет утащить! — При виде усмехающейся старушки она взвилась еще больше: — Да, Паула, мне нужны деньги! Я должна воспитывать его ребенка. Ребенка этого повесы и бабника!
— Ты-то ему тоже ничего, кроме рогов, не приносила!
И вдруг старушка мелко и звонко засмеялась:
— Вот уж у тебя, Цилда, денег никогда не было и не будет. Слишком уж ты за ними гонишься!
— Товарищ начальник, так могу я сейчас получить ключи от гаража?
Ульф задумчиво смотрел во двор. В окна все еще высовывались люди, видимо, в ожидании еще каких-то зрелищ.
— Вы, может быть, предполагаете, кто это мог сделать? Может быть, у вас есть подозрения? Может быть, у него есть враги? Не грозил ли кто-нибудь посчитаться с ним?
— Не знаю. Меня это не интересует.
— А меня интересует.
— Но я действительно не знаю. Ну, разве что какой-нибудь ревнивый муж. Но ведь таких мужчин больше уже нет. Тряпки! И представить не могу, кому понадобилось прикончить его... С последними подонками он все-таки не водился, для крупного мошенника был глуповат...
— Товарищ начальник! — поднялась старушка. — Я этого больше не могу слушать... Я пойду к Валдеру, пока вы тут беседуете...
И, не дожидаясь разрешения, пошла к двери, потом вернулась и прошипела Цилде прямо в лицо:
— Ты поганка в красных сапогах!
— Да садитесь же! — кивнул Конрад, когда они остались вдвоем. — Кто вам сказал, что Рудольф Димда мертв?
— Не знаю. — Женщина села, закинув ногу на ногу. Стройные, довольно красивые ноги.
— Как это не знаете?
— У нас была договоренность, что я позвоню ему на работу сразу же после обеда. Трубку взял кто-то другой — откуда мне знать кто, их там много — и сказал, что с Рудольфом дома случилось большое несчастье. Я отпросилась с работы и помчалась сюда, у ворот встретила соседей, и они мне все рассказали.
— По какому поводу вы ему звонили?
— Он обещал выплатить мне алименты... — Женщина замялась. — У меня предвиделись кое-какие расходы. Скажите, а формальности с наследством долго протянутся? У него никого больше нет, только дочь. Да, насчет ключей от гаража...
— Какую сумму вы должны были от него получить?
— Мы говорили о трехстах... Ему взбрело в голову дать мне сразу за шесть месяцев. — И женщина деланно улыбнулась.
Какими бы различными ни были люди, с которыми следователям приходится сталкиваться в повседневной практике и задавать им вопросы, отличий в их ответах и жестах немного. Пусть эти люди представляют различные социальные слои, пусть имеют совершенно различный уровень образования — все они сразу же подпадают под следовательскую — зачастую он и сам этого не сознает — классификацию, в зависимости от того, как держатся со следователем. Это может быть надменный ответ: «Я не знаю!», — хотя в действительности человек хочет сказать: «Вам не удастся ничего доказать!» Это может быть плачущее: «Я не помню...» вместо того, чтобы сказать: «Я не хочу закладывать друга...» Есть категория произносящих это кокетливо, чтобы следователь непременно уловил второй смысл. И дружка «заложил», и до конца дней может клясться и документально доказывать, что он сказал всего лишь: «Я не помню...»
Конрад Ульф допросил и разгадал куда больше людей, чем его молодые сотрудники, поэтому его классификационная система была разработана куда основательнее. Когда Цилда Димда выхватила из сумочки крохотный платочек, приложила его к глазам и всхлипнула, Конрад Ульф подумал: в чем-то она проговорилась и сейчас постарается утопить ошибку. Скорее всего попытается дать дополнение к уже выложенной информации.
— Ему так было удобнее, сразу за шесть месяцев... Он платил за прошлые месяцы, а не вперед!
— Почему вы на это соглашались?
— Потому что дура! Он всегда крутил мной как хотел! — Женщина вновь всхлипнула, но уже не так демонстративно. — Товарищ начальник, эти деньги должны быть у него в кармане, если он шел на работу. Он мне сказал, что перед обедом снимет их с книжки, а после обеда чтобы я позвонила, тогда договоримся, где нам лучше встретиться... Фактически это деньги ребенка... Девочке уже двенадцать лет... То школьные принадлежности нужны, то всякое другое... У меня зарплата маленькая, я продавщицей работаю... Мыло, лосьон, всякая мелочь... Сейчас у нас есть лезвия «Полсилвер». Вы безопасной бреетесь?
— В кармане у Рудольфа Димды было только несколько рублей, — сказал Конрад. — А в комнате вообще никаких денег не обнаружено.
— Не может этого быть! — воскликнула Цилда. — Если Рудольф сказал, что после обеда деньги будут, значит, так оно и есть! Уж в чем в чем, а в таких делах он был пунктуален.
Ульф нервно пожал плечами. Не верил он, что Рудольфа Димду убили из-за этих трехсот рублей, но какую-то роль эти триста рублей должны играть, потому что именно эту сумму Димда снял сегодня с книжки. Сберкнижка найдена в письменном столе, а денег нет.
— Кому вы сказали, что получите от Димды деньги после обеда?
— Н-н... никому...
— Даже дочери?
— Нет.
— Подумайте, подумайте.
— Один человек об этом знал... Но... Но он вне подозрений. Это директор нашего магазина. Я звонила Рудольфу из его кабинета, он сидел рядом...
— Вы полагаете, что директор мог уловить из вашего разговора, что речь идет о трехстах рублях?
— Нет... Нам удалось как-то так насчет этих денег выразиться, вообще... Я между прочим это сказала...
— Зачем вам нужны были эти деньги? — спросил Конрад.
Цилда слегка вздрогнула, словно ее на чем-то поймали, но спокойно продолжала:
— А почему вы думаете, что это мне нужны деньги? Деньги нужны не мне, а ребенку! Ребенку есть надо! Бог с ними, с деньгами, отдайте только ключ от гаража!
— Во-первых, я не имею права этого делать, он уже занесен в протокол осмотра.
— Но ведь ключи висели здесь, на кухне!
— Да, Карлис Валдер предъявил их и сказал, что они принадлежат Рудольфу Димде.
Цилда выразила сожаление, что Конрад ее не понял или не хочет понять. Напряжение ее стало проходить, она обмякла, ее категоричность исчезла. Она даже сказала, что юридически Конрад, конечно, прав, и, по сути дела, неважно, получит она машину сейчас или позднее, когда дочь введут в права наследования. У Рудольфа Димды действительно нет больше наследников, кроме дочери, это могут засвидетельствовать и Паула, и Карлис Валдер, а если надо, то и у него на работе, в «Фоторекламе». Формальности могут продлиться все лето, какой же смысл машине весь сезон ржаветь в гараже? Водительские права у нее есть, и если бы она имела возможность пользоваться этой старой «Волгой», дочка хотя бы по вечерам или в конце недели могла подышать воздухом за городом...
— Я и без того столько пережила всяких несправедливостей. — И губа ее уже задергалась. — Когда разводились, суд присудил мне две тысячи, а машину оставил мужу. Тогда на рынке меньше чем за десять «Волгу» нельзя было получить. И тогда она была еще совсем новенькая, теперь и говорить-то о ней не стоит. Но на ходу все же, вот Рудольф и ездил. И нам с дочерью хватило бы...
