Ло Манто вытащил из деревянной подставки большой кухонный нож и разрезал один пакет с героином, а затем открыл его, бросил в раковину и стал смотреть, как тает белый порошок, растворяясь под сильной струей воды и стекая в сливное отверстие. Подняв глаза на противника, он увидел на его лице смесь страха, злости и растерянности.
— Расслабься, гнида, — проговорил Ло Манто. — Ты же не думаешь, что боссы обвинят в пропаже столь ценной партии первоклассного товара тебя. Скорее всего, они, как и ты, решат, что во всем виноваты черные и пуэрториканцы.
— Не могу дождаться того момента, когда я убью тебя! — От волнения голос Головоногого охрип. — Твоя смерть станет еще мучительнее, чем смерть старого еврея. Ты будешь визжать, как свинья, с которой заживо сдирают кожу.
Ло Манто надрезал второй пакет с наркотиком, вывалил его содержимое в раковину и переложил нож в левую руку. Правой он вытащил из–за пояса пистолет, вернулся в гостиную и остановился в двух футах от Головоногого.
— Говорят, полицейский не может применить силу против безоружного человека, — сказал он. — Слышал про это?
Головоногий кивнул, переведя взгляд с Ло Манто на Макгроу, который стоял уже на пороге гостиной.
— Да. Ну и что с того?
— А то, что это правило действует только в Нью—Йорке. Мы в Неаполе не обращаем внимания на такие глупости.
Первая пуля впилась гангстеру в ногу, заставив его сложиться пополам. Из маленького отверстия в джинсах, чуть ниже коленной чашечки, толчками хлестала кровь. Красные ручейки потекли вниз и вскоре образовали лужицу на оранжевом ковре. Головоногий был слишком потрясен, чтобы кричать, его глаза расширились, из прокушенной нижней губы тоже потекла струйка крови.
Ло Манто повернул голову и взглянул на тень, что двигалась слева от него, а затем развернулся и выпустил в сторону прихожей четыре пули, три из которых попали в Джоуи Макгроу, причем одна — точнехонько в сердце. Оба пистолета, которые Тягач держал в руках, упали на пол, а в следующий миг за ними последовал и он — уже бездыханный.
Сзади на Ло Манто налетел Головоногий, впившись обеими руками в шею детектива и упершись здоровым коленом ему в поясницу. От неожиданности Ло Манто выронил пистолет, от нехватки воздуха у него потемнело в глазах.
— Отведай–ка этого, коп! — рычал Головоногий. — Готовься к смерти!
Ло Манто присел и изо всех сил ударил локтем в раненое колено гангстера. Боль заставила Головоногого ослабить хватку, и тогда, мгновенно развернувшись на 180 градусов, Ло Манто всадил в живот противника кухонный нож, который держал в левой руке. Несколько бесконечных секунд он не шевелился, а затем рванул нож кверху, разрезая плоть и мелкие кости — так что лезвие оказалось в груди подонка. Руки Головоногого повисли вдоль тела, голова затряслась, глаза вылезли из орбит и покраснели. Из его рта пошла белая пена, а на шее вздулись тугие синие вены. Ло Манто слегка оттолкнул Головоногого, сделал шаг назад, а затем сильным ударом правой ноги вогнал нож еще глубже в грудь врага. Гангстер упал спиной на диван, его голова свесилась вниз, глаза были все еще открыты, но уже мертвы.
Ло Манто посмотрел на труп, покачал головой и негромко проговорил:
— Простите, что я так долго тянул с этим, мистер Зальцман.
Затем, переступив через тело Джоуи Тягача Макгроу, он вернулся в кухню, чтобы покончить с двумя оставшимися пакетами героина.
* * *Дженнифер сидела на скамейке в зоопарке Бронкса, прямо напротив загона с белыми медведями. В руках она держала маленький пакетик с жареными орешками. Утреннее солнце согревало ее лицо, слабый ветерок ерошил пряди волос. Она улыбнулась, увидев процессию ребятишек, возглавляемую исполненными чувства долга родителями. И дети, и взрослые с одинаковым восторгом смотрели на обитателей Арктики, перенесенных вопреки их воле в этот жаркий, удушливый город. Некоторые животные самозабвенно плескались в холодной воде, другие нежились на мокрых камнях загона, ставшего для них новым домом. Зоопарк Бронкса всегда являлся для Дженнифер чем–то вроде святилища, местом, где она отдыхала душой в те моменты, когда груз повседневных проблем начинал казаться невыносимым. В накрахмаленном форменном платьице, она часто приходила сюда еще девочкой, когда училась в католической школе, чтобы поглазеть на тигров, похихикать над уморительными ужимками обезьян и повизжать от страха в темных закоулках серпентария. Чаще всего она приходила сюда одна, чтобы посидеть на скамейке, подумать и принять то или иное важное решение. Она приходила сюда в то утро, когда ее приняли в полицейскую академию, и в тот день, когда ей присвоили звание детектива третьего класса. Четыре долгих дня она, словно примерзнув к скамейке, просидела напротив вольера со слонами после своей первой перестрелки. А еще она приходила сюда на следующий день после похорон матери.
Дженнифер с хрустом разгрызла орех, бросила скорлупу в мусорное ведро, стоявшее справа от скамейки, и стала смотреть, как к ней медленно приближается Ассунта.
— Я думала, вы не придете, — сказала она, — но рада, что ошиблась.
— Автобусы шли с опозданием, — пояснила старая женщина, глядя на счастливые лица ребятишек. — Кроме того, я уже не так резва, как в молодости.
— А я слышала, что совсем недавно вы двигались с завидной быстротой, — с улыбкой проговорила Дженнифер. — Убежали от одного стрелка и прикончили другого.
— Но сейчас, когда я направлялась в зоопарк, за мной не гнались мужчины с пистолетами, — ответила Ассунта, улыбнувшись девочке с коротким «хвостиком», которая задорно помахала ей рукой. — В противном случае я оказалась бы здесь раньше вас.
— Я решила, что это вполне подходящее место, где мы могли бы побеседовать, — сказала Дженнифер. — Здесь спокойно и безопасно. А если мы проголодаемся, то без труда найдем место, где можно перекусить.
— Я ем только у себя дома и только то, что приготовила своими руками, — слегка скривилась Ассунта. — Терпеть не могу грязных кухонь и неприятных сюрпризов.
— Расскажите мне про Ло Манто, — попросила Дженнифер. — Но только не то, что я уже знаю или могу выяснить сама. Я хочу узнать то, что скрыто, о чем никогда не говорят. То, что знают и помнят лишь единицы.
Ассунта повернула голову и посмотрела на молодую женщину–полицейского. Старой итальянке нравилось ее тонко очерченное лицо, теплый взгляд, за которым таились решимость и упрямство. Она чувствовала, что Ло Манто небезразличен Дженнифер, и они во многом похожи, особенно в отношении к работе и сдержанности. Ассунта прожила на свете достаточно долго, чтобы понимать: рядом с ней сидит женщина, у которой хватает своих секретов, которая сама снедаема жаждой мщения.
— Для того, чтобы узнать все эти вещи, чтобы правильно понять их, чтобы у тебя не осталось вопросов, — Ассунта незаметно перешла на дружеский, почти материнский тон, — ты должна узнать нечто большее, чем один только Ло Манто.
— Что же это? — спросила Дженнифер, бросив пустой пакет из–под орешков в урну.
— Ты должна узнать все о каморре.
Правление каморры началось в шестнадцатом веке, после завоевания Италии испанцами. Именно тогда появилось тайное преступное общество под названием «Гардуна» — средневековый прототип неаполитанской каморры. То, что начиналось с невинных еженедельных встреч горстки местных жителей, стремившихся занять более прочное положение в своей захваченной неприятелем и разоренной стране, в течение веков и под покровом зловещего молчания превратилось в одну из самых мощных ветвей международной преступности. Испокон века всей деятельностью каморры руководила узкая группа боссов, называвших себя Великим правящим советом.
Если сицилийская мафия стремилась распространять свое влияние на маленькие провинциальные городки, то каморру интересовали в первую очередь крупные города — такие, как Неаполь и Нью—Йорк. Первым из известных каморристов в Нью—Йорк в 1916 году прибыл некто Алессандро Воллеро, который быстро организовал в городе Большого яблока бизнес рэкета. Настоящую охоту за ним устроил Джозеф Пет–рочино — американец итальянского происхождения, первый полицейский герой Америки начала прошлого века. Упрямый молодой детектив, объявивший войну хищникам, которые не давали житья простым людям, под конец отправился в Неаполь, чтобы сразиться с каморрой на ее территории, и был убит.
Ло Манто тщательно изучил способы и приемы, которые использовал Петрочино, и приспособил их к своей тактике полицейской работы, добавив изрядную дозу весьма жестких методов. В тот день, когда Ло Манто присвоили звание детектива, инспектор Бартони подарил ему взятую в рамку фотографию Петрочино — как постоянное напоминание о войне, которую он ведет, и о жертвах, которых она может потребовать. Ло Манто поставил фотографию в своей гостиной.
Со временем каморра полностью подчинила себе Неаполь и все итальянские кварталы Нью—Йорка, решая, кто будет работать, а кто — нет, кому суждено поужинать, а кому придется остаться голодным, кто будет жить, а кто умрет. Боссы, возглавлявшие различные банды, без колебаний проливали кровь как чужих, так и своих, легенды об их жестокости преодолевали огромные расстояния, и с каждым новым убийством их могущество росло и укреплялось.
