– Господин Апышко, – растроганная Мура испытывала признательность к этому человеку, еще у Стасова показавшемуся ей весьма достойным, – присылайте ваш агрегат для блинов – я уговорю папу помочь вам.
– Благодарю вас, мадемуазель, – поклонился ей на ходу Апышко, – но где эта проклятая записка с просьбой о выкупе?
– Дома, у папы, – поспешно ответила Мура.
– А полиция, полиция о ней знает? – В вопросе хлеботорговца промелькнула робкая надежда.
– Не знает, наверное, если за время моего отсутствия ничего не изменилось.
– Очень хорошо, очень, – потер руки Апышко, – есть свет в конце тоннеля. Слушайте меня Внимательно, господа. Если вы не хотите неприятностей, то предлагаю возместить профессору Муромцеву моральный ущерб. Какую цену назначил этот лицедей?
– Десять тысяч, – прошептала Мура, не сводя глаз с представителя торгового дома «Апышко и сыновья». – Очень много.
– Да уж, батенька, аппетиты у вас не слабые, – крякнул с досадой Апышко в сторону переминающегося с ноги на ногу актера.
– Слишком высокая цена за идиотизм этого Лира, – возразил Шлегер. – Мы и так несем большие убытки, а впереди осуществление дорогостоящего проекта к юбилею столицы!
– Господин Шлегер, вы бы лучше подумали, чем вы лично можете искупить свою вину перед Брунтильдой Николаевной. Я понимаю так: вы действовали не под влиянием творческого порыва, а весьма расчетливо и жестоко, – нахмурился Апышко Шлегер с холодной усмешкой в глазах уставился на несчастную Брунгильду:
– Надеюсь, барышня нас простит – огласка не в ее интересах.
Брунгильда неторопливо, не сводя со Шлегера ненавидящих глаз, поднялась, величественно и торжественно ступила в его сторону и резко взмахнула пузатым ридикюльчиком.
Только хорошая реакция спасла коммерсанта от справедливого возмездия, он успел увернуться, и ридикюльчик, скользнув по его уху, с грохотом упал на пол, внутри него что-то жалобно звякнуло. И на глазах изумленных свидетелей несостоявшегося убийства ридикюльчик осел и принял форму простой дамской сумочки. Какое-то мгновение Клим Кириллович, еще минуту назад готовый и сам наброситься на наглого коммерсанта, вызвать его на дуэль, переводил глаза с одного участника неожиданного столкновения на другого, но, судя по всему, ни один из них не нуждался в срочной медицинской помощи. Брунгильда Николаевна удовлетворенно опустилась на стул, ее глаза горели нескрываемым торжеством, Шлегер, раздувая ноздри, потирал покрасневшее ухо. Остальные свидетели сцены молчали, затаив дыхание.
Первым пришел в себя Арсений Апышко. Он нагнулся, поднял серый кожаный мешочек и протянул его бледной девушке.
– Уважаемая Брунгильда Николаевна, – опустившись на колено, хлеботорговец почтительно поцеловал изящную, чуть подрагивающую ручку, – позвольте еще раз от имени всех нас, дураков, принести вам свои извинения.
– Уважаемая Мария Николаевна, – Апышко поклонился Муре, восхищенно взирающей на старшую сестру, – прошу вас до завтрашнего утра подумать, не согласится ли господин Муромцев продать нам эту несчастную писульку о выкупе за ту же сумму – за десять тысяч рублей? Я найду способ связаться с вами, уважаемая Мария Николаевна. Может быть, через господина Коровкина? – Хлеботорговец сочувственно взглянул на усталого доктора. – Рад был знакомству. И позвольте откланяться. Дела. Да и вам советую удалиться отсюда.
– Господин Шлегер, – бросил, уже покидая кабинет, хлеботорговец, – с каждого из нас придется всего по две с половиной тысячи. Пустяк по сравнению с уголовным делом и обвинением в шантаже.
С уходом Апышко в кабинете повисло тягостное молчание.
– Настроение испорчено, – вздохнул ротмистр Золлоев. – И домой идти не хочется. Давайте закажем еще шампанского...
– Нет, лучше поедем в баню, к Воронину, это недалеко, – мрачно предложил Шлегер, – там и расслабимся, и ужин закончим. Да и попариться не мешает. Снимем нервное напряжение. – Он поспешно встал и, ни на кого не глядя, направился к бархатной портьере. Золлоев и Иллионский, смущенно простившись с Коровкиным и барышнями Муромцевыми, бросились за ним.
Доктор Коровкин наконец опустился без сил на стул:
– Не знаю, смогу ли я подняться...
Мура подняла голову и сказала в пространство:
– А откуда же они узнали, что мы с вами, Клим Кириллович, поехали на Кирочную, туда, где находилась Брунгильда? Они же отперли все двери незадолго до нашего появления!
– Я не догадался спросить, – удрученно вздохнул доктор, – я и сейчас плохо соображаю. Брунгильда Николаевна, как вы себя чувствуете? Не пора ли нам домой?.. Не стоило ехать сюда вообще... Ваши родители уже с ума сходят...
– Мне очень стыдно перед папой и мамой, – покаянно призналась Брунгильда. – Я не знаю, как им объяснить все... У меня духу не хватит... Моя репутация погибла... А если кто-то узнал меня в театре? И в таком виде? – Она растерянно провела руками по юбке. – Я как-то не подумала об этом сразу.
– Не бойся, дорогая, мы тебе поможем, – постаралась поддержать Брунгильду Мура. – Надо придумать что-нибудь приличное, какую-нибудь легенду.
– Придумаем по дороге, – уверенно заявил доктор, – едем домой. Появление Брунгильды Николаевны – самое замечательное лекарство для профессорского сердца. Психические воздействия – лучшее средство, которое наука Гиппократа до сих пор знает. Дар драгоценный, данный не многим.
Но только барышни встали, чтобы покинуть кабинет, раздвинулась портьера: перед доктором Коровкиным и его спутницами выросла грозная фигура следователя Вирхова.
– О, Карл Иваныч! – выдохнул ошеломленный доктор. – Что вы здесь делаете!
– Вы-то мне и нужны! – Следователь уставился на Муру. – Вас-то я и искал, неуловимая Мария Николаевна!
Полина Тихоновна и Елизавета Викентьевна сидели в гостиной. Обе волновались и терялись в догадках: почему Клим Кириллович и Мура не возвращаются так долго? Почему не подают о себе вестей? Хоть бы позвонили! А вдруг с ними что-то случилось?
Елизавета Викентьевна чувствовала себя совершенно обессилевшей: ее терзал страх за исчезнувшую старшую дочь, она беспокоилась за здоровье мужа, она с минуту на минуту ждала звонка шантажиста с требованием выплатить десять тысяч рублей. И теперь ко всем бедам прибавились и переживания, Связанные с отсутствием известий от доктора и Маши. И зачем она разрешила им поехать – они же задумали проникнуть в чужой дом. А вдруг их арестовали? А вдруг они попали в преступное логово?
– Нет, дорогая Елизавета Викентьевна. – Тетушка Полина держалась внешне очень мужественно, хотя и переволновалась в ходе беседы со следователем, сообщившим ей много неожиданного. – Климушка не способен к опрометчивым и противозаконным поступкам. Маша под надежной защитой. Нет, с ними ничего не случилось.
– Как хорошо, что вы уверены в племяннике, – вздохнула профессорская жена, – хотя в такой ситуации немудрено и голову потерять. Простите, что я не вышла к Вирхову: боялась, что выдам себя, заговорю о Брунгильде. Но зачем Карл Иванович хотел побеседовать с Николаем Николаевичем и Машей? Только ли из-за убийства несчастного юноши?
– Думаю, дело только в этом, – утешила собеседницу Полина Тихоновна, – и газеты сегодня много пишут о загадочном убийстве. И Карл Иванович, вероятно, опрашивал всех, кто встречался с покойным в последние дни его жизни. А Николай Николаевич видел Тугарина у Стасова. И Машенька тоже.
– А Брунгильда, Брунгильда? Неужели ему стало известно, что она похищена? Николай Николаевич так боится, что на семью падет позор, огласка, домыслы борзописцев, скандал... А я не хочу волновать его сейчас...
– Карл Иванович Брунгильдой интересовался меньше всего. Сам сказал, что она, верно, в консерватории, я и перечить не стала. Очень убедительно получилось – девушка интенсивно занимается в классах, расстроена скомканным днем рождения, хулиганским звонком...
– Я очень волнуюсь за мужа. Сердечные болезни непредсказуемы, а он сейчас в таком напряжении... Женщины расстроенно затихли, но ненадолго.
– Нет, я этого не переживу! – вскочила с дивана Елизавета Викентьевна и стала ходить по комнате. – Одна дочь, слава богу, жива, но в опасности. Другая так долго отсутствует, что думаешь о плохом... Не случилось ли с ней что-нибудь?
– Ничего не случилось, Климушка непременно бы позвонил, – уверенно возразила тетушка доктора Коровкина. – Скоро приедут. Может быть, с хорошими вестями. Мужайтесь.
– А если сейчас позвонит похититель? Что мы ему скажем? Я никогда не имела дела с шантажистами, я не знаю, как себя вести. А вы не подскажите, Полина Тихоновна? Может быть, в популярных брошюрах что-нибудь написано?
– Еще вроде бы не додумались, – после недолгого молчания, перебрав в памяти все, что приходилось ей читать в последнее время, ответила пожилая дама и решительно добавила:
