ненавидеть, понимаю, но сейчас — помоги, дай умереть достойно.
— Мы тебя сейчас отвезем… — начал Корсаков, но Федор его перебил:
— Тут где-то лежит мой пистолет. Ты в нем оставь один патрон и дай мне. Можешь положить недалеко от моей руки. Пока я его ищу, ты укроешься.
Его стремление рассчитать все сейчас даже подкупало, но и Корсаков тоже стал мыслить этими категориями.
— Ты все получишь, если назовешь его имя и координаты.
Федор молчал, а Корсаков, склонившись над ним, ощущал приближение Саши, и это его успокаивало и грело. Последние слова Багоркин произнес, когда Саша уже встала за спиной Корсакова. Игорь даже не успел испугаться, когда затылком ощутил прикосновение металла. Ему показалось, что он ощутил рельеф дула. Ерунда, конечно. Такое невозможно.
— Игорь, где Лопухин и где координаты места захоронения романовских драгоценностей? — прозвучал сзади голос Саши.
— Саша, ты с ума сошла… — пролепетал Корсаков.
— Не играй со мной, Игорь, — попросила Саша. — Все рассказы деда Коли нужно было просто сложить, выбирая важные элементы, и я это сделала! Одна! И все, что они прятали друг от друга, должно принадлежать мне!
Корсаков вдруг вспомнил слова из письма, которое ему отдали в Смоленске: «Похоже, Никола все еще думает, что мы с тобой поделили все»… Там «Никола», а тут — «дед Коля»? Просто совпадение?
— Игорь, отвечай! — прозвучал голос сзади, и не было в нем ничего, кроме желания получить ответ. Любой ценой.
…А еще говорят, что без тренировки сложные навыки со временем забываются. Ну, ага… В принципе, все правильно. Она все рассчитала хорошо. Он сидит на корточках, и свобода его движений минимальна. Это совершенно очевидно для всех.
…Володька Беккер придумал этот прием и отрабатывал его несколько недель, прежде чем показал Игорю. Показал, чтобы выслушать мнение такого же дембеля, как и он сам. Полдня они вдвоем обсуждали прием, устраняя каждое лишнее движение. Лишнее движение — это лишние доли секунды, а для того, чтобы нажать на спусковой крючок, именно эти доли секунды и нужны. Спасибо тебе, Бэгги, за твое гениальное открытие. Во всяком случае, одному человеку оно точно спасло жизнь. Ну, или спасет. Какая разница… Правда, может и не… Не думать о неудаче!
Стремительно убирая затылок влево, Корсаков правым плечом подбил ствол вверх и, выкидывая ногу вперед, начал проваливаться на спину. Руками ухватился за ноги того, кто стоял сзади. Точнее, конечно, той. А ногой нанес удар, который они отрабатывали особо. Удар должен был прийтись в область солнечного сплетения и на несколько мгновений парализовать дыхание, на те самые мгновения, которые отделяют жизнь от смерти. Выстрелить Саша успела. Инстинктивно. Пуля окончательно завершила все счеты с жизнью главного редактора Федора Багоркина. Однако второе инстинктивное движение Саши стоило жизни ей самой. Она резко наклонилась, и нога, направленная в солнечное сплетение, попала в шею. Удар был настолько силен, что Корсакову показалось, будто он пропорол живую ткань, входя в плоть. Саша и не ойкнула. Только воздух со слабым свистом успел выйти наружу. И всё… Она повалилась и упала рядом… Корсаков преодолел желание посмотреть на нее. Отвернулся в другую сторону, и слезы потекли по его лицу. Он убил. Убил ту, которая, казалось, пришла, чтобы дать ему вторую жизнь, а несла смерть.
Она должна была идти вместе с Корсаковым до того момента, когда сложатся все элементы конструкции. Конструкция, как сейчас понимал Корсаков, проста. В ней два элемента: журналист Корсаков и учитель Лопухин. Корсаков ведет расследование обстоятельств исчезновения летом восемнадцатого года семьи бывшего российского императора и подходит к разгадке. Это — первый элемент конструкции. В это время появляется второй элемент — Петр Лопухин. Простой учитель из российской глубинки, конечно, не имеет никакого отношения к Романовым. Но все, что нашел Корсаков, как раз и ставит это под вопрос. Документы есть? Есть! Фотографии и вырезки в подполе хранит? Хранит! Странности в поведении отца, невесть откуда взявшегося и неизвестно куда исчезнувшего, подтвердят? Подтвердят! Ну, вот вам и сенсация. Но все это сработает только при одном условии: ни Корсаков, ни Лопухин не смогут объяснить случайности и совпадения. Значит, они оба, и Корсаков, и Лопухин, должны были исчезнуть?
А Саша, судя по ее последним словам, верила в сказку о зарытых сокровищах? Судя по вопросу, который был последним в ее жизни, и стволу, которым она только что упиралась в затылок Корсакову, это было именно так. И Корсаков вдруг понял, что все эти ее переживания, это неожиданное желание прийти на помощь были только частью плана, суть которого была в том, чтобы углубиться в лес в каком-то глухом месте и там допросить Корсакова так, чтобы он выложил все, что знал. Понял и усмехнулся: он ведь не смог бы ответить ни на один ее вопрос. Ни на один…
Корсаков лежал на какой-то поляне среди трупов, и ему не хотелось подниматься, не хотелось идти хоть куда-нибудь… Вообще ничего не хотелось делать…
Он не уловил никакого движения, никакой опасности… только голос…
— Игорь, вы меня слышите? Вы в состоянии подняться?
Надо было бы испугаться и попробовать добраться до оружия, которое еще оставалось у бойцов Багоркина, но оцепенение так и не спадало. И голос показался знакомым… Дружников? Он-то как тут оказался?
Глава 21
Москва. Июль
Корсаков, придя к назначенному времени на студию «СГМ», был удивлен царившими там тишиной и спокойствием. Вообще-то он ожидал увидеть тут другое, потому что репутация у «СГМ» была та еще, что и делало ее популярной и авторитетной в определенных кругах. Новости, прозвучавшие в эфире «СГМ», мгновенно копировались в соцсетях, на разного рода форумах всеми, кто хотел, чтобы на его сайты заглядывали. «СГМ» — аббревиатура расшифровывалась как «Слухи города Москва» — возникла лет пять назад и довольно быстро стала набирать популярность за счет, как считали все, нахальства. «СГМ» могла спокойно сообщить новость, за которую наказали бы любой другой канал, и отбиться от любого нападения. По поводу такого поведения ходили разные слухи, но Корсаков совсем недавно, буквально два дня назад, узнал совершенно точные причины такого особого положения «СГМ». Оказывается, многочисленные «конкуренты», переполнявшие Москву и Подмосковье, решили, что надо создавать
