— Здорово, Ворон! Еще летаешь?
— Здорово, Лена! — Если он и удивился, то виду не подал. Что странного, если у прокурора с чином юриста первого класса подруга является старшим лейтенантом милиции? И вполне нормально, что шутки у нее дурацкие — она грубей подруги — службы все-таки разные! И он уже начинает разбираться в этих отличиях…
— Летаю понемногу, пока никто не мешает! А чего ты с пистолетом?
— Да будем опять этих долбаных «кустовиков» искать…
— А-а-а-а… Ну, желаю удачи! — вполне серьезно пожелал Ворон. Старший лейтенант Лена приняла пожелание всерьез и кивнула.
— Ладно, Марья, я тебя завтра после смены заберу. — Не прощаясь, она развернулась и защелкнула за собой дверь.
— Как думаешь, найдут? — кивнул ей вслед Ворон.
— Пятьдесят на пятьдесят, — так же серьезно ответила Марина, разуваясь.
— Спасибо за дядю Архипа, — сказал Ворон.
— А кто это? — удивилась прокурор Головко. Она уже прошла в комнату, стянула через голову узкое голубое платье и накинула рубашку Ворона. Ей нравилось так ходить. И ему тоже.
— Мужик с Индустриальной, которого ни за что посадили.
— А-а-а… Уже выпустили. На него вообще ничего не было, а они с арестом выходили! Совсем раскрывать не хотят! — возмущенно сказала юрист первого класса, наклоняясь к холодильнику.
— Прокурор же его и посадил! Если бы ты не вмешалась, так бы и гнил всю жизнь! — буркнул Ворон, рассматривая упругие ягодицы, с забившейся между ними полоской стрингов. Желание обличать прокурорский беспредел незаметно испарилось.
— Не преувеличивай. Лет шесть. А реально — скорей четыре. — Она достала бутылку минеральной воды, ловко открыла, налила в высокий узкий стакан, жадно выпила. — В каждой работе есть ошибки. Главное — вовремя их исправлять!
— Кстати, там я встретил женщину, мать некой Алины Никитиной. Она разыскивает дочь, подозревает, что ее убили…
— Знаю, — кивнула Марина, садясь на кожаное кресло. — Она и в районке была и у нас, пыталась к самому Ивану Павловичу прорваться… Есть такие — всех на ноги поднимают, ходят везде, требуют, жалуются… Прошло только два дня, а она уже хочет, чтобы девчонку объявили в розыск. Хвалит ее, грамоты показывает, характеристики, кучу фотографий носит… Поднимает панику, говорит, что ее убили…
— А ты фотки видела?
— Больше мне делать нечего! А что?
— Ничего. Только ее и вправду убили.
Марина резко поставила бутылку на пол.
— Откуда ты знаешь?!
— Оттуда, что я посмотрел ее портрет.
— И он показывает, что ее убили? Может, видно и кто это сделал?
Ворон кивнул, сел на широкий подлокотник кресла, обнял Марину за плечи.
— Мы с тобой тогда, в лесу. Ты шмальнула в шею, я — в лоб.
— Что?!
Девушка попыталась вскочить, но он не пустил.
— Это правда?!
— Конечно. Ее напарников зовут Сергей и Валентин. По словам мамы — все замечательные ребята. Туристы, рыболовы… Алина учится в мединституте и вдобавок собирается на юридический…
— Бредовое сочетание! Скорей всего, нигде она не учится… Ножом, правда, владеет лихо… Ты знаешь, я убедила себя, что это сон…
— А патрон из чужой партии остался во сне? — Ворон не хотел, но издевка все же прозвучала в его голосе.
— Нет, конечно. — Марина взглянула ему прямо в глаза. — Я выполнила твою рекомендацию. Он в пистолете другого человека.
— Неужели главного прокурора товарища Жирова?
— Да. Мне ужасно стыдно.
— Из-за чего?! Ты же подменила его во время невинного служебного общения? Или дружеской беседы?
— Нет, когда он принимал душ. И боюсь, невинностью тут не пахло.
— Тогда понимаю, почему тебя мучит совесть…
— Не поэтому. Ты же не маленький и понимаешь, что другого выхода не было. И когда давал совет — уже тогда все понимал. Просто я совершила предательство, а это неприятно.
— Только в первый раз, потом привыкаешь.
— Уверен?
— На сто процентов. И еще: я уверен, что это был его последний душ в твоем присутствии. Иначе…
— Можешь не продолжать! Я намекнула ему, что собираюсь замуж.
— Вряд ли этого достаточно. Но раз все-таки намекнула, тогда иди сюда…
Ворон выдернул Марину из кресла и бросил на кровать, где социальные роли, должности и характеристики личностей не имеют никакого значения. Больше того, все сословные границы и различия между людьми стираются во время естественного, чисто физиологического процесса, опровергая устоявшийся постулат о том, что социальное первично и доминирует над биологическим.
Опровергать философские истины дело неблагодарное и малоприятное, но не в этом случае. Когда они закончили, и Марина попросила принести воды, Ворон спросил:
— А тебе не жаль подругу, которая рыщет в загородных кустах в поисках тех, кого мы отправили в ад?
— Такова ее работа, — тяжело дыша, отозвалась Марина.
— Так может, поставить точку в этом деле? — предложил Ворон. — Сделайте обыск у примерной девочки Алины, у её замечательных друзей… Там вы мно-оо-ого всего соберёте.
Марина задумалась, потом тряхнула головой.
— Нет, лучше не будоражить улей!
— А чего тут будоражить?! — удивился Ворон.
— Да того, что одно дело, когда есть просто заявление об уходе из дому. Где, как, что — никто не знает. Может, они уехали на море, или вообще бросили надоевший город. Никому они не нужны, никто не будет рыть землю в поисках. Другое дело, когда это не безалаберная молодежь, а нашумевшая банда «кустовиков» — тут всех собак спустят… И могут на полянку-то, на ту, и набрести… А рядом кафе «Сакля», свидетели, которые и тебя видели, и твою компанию…
«А ведь и верно! — подумал Ворон. — Голова у прокурорши четко работает!»
— Нет! — уверенно повторила Марина. — Пусть так и будут без вести пропавшими. И родителям так лучше!
И в этом она была права.
Глава 8
Сходка не знает жалости
Август 1991 г., Тиходонск
Серого выпустили за два дня до сходки. Кассационная инстанция [11] изменила статьи, и он из хулигана, покушавшегося на убийство
