Ознакомительная версия.
Веревка дернулась, падение прекратилось, и Белов повис над пропастью. Дотянуться до скалы не было возможности. Оставалось только ждать.
Алексей висел на страховочной веревке, не зная, выживет, или же его исклеванный птицами и иссушенный ветрами труп найдут туристы, и то смеялся, то плакал. В этом заключалась нелепая ирония судьбы — он должен был умереть именно тогда, когда понял, как надо жить…
Шли вторые сутки. Белов то впадал в забытье, то снова приходил в себя. И уже смирился со своей участью, как вдруг скала вроде бы поползла вниз. Осыпаясь, дробно застучали камни.
«Может, я сошел с ума?» — устало подумал Алексей.
Но наваждение не исчезло, что означало: кто-то тянет его вверх. Леха запрокинул голову и, щурясь от солнца, пригляделся. В ореоле ослепительного света, словно ангел, спустившийся с небес, была она.
— Я умер и возношусь на небеса? — спросил Белов.
— Со спасением тебя, — улыбнулся мужчина с коричневым обветренным лицом.
— И с днем рождения! — послышался ее голос.
Это не было бредом. Наверху, на вершине скалы, стояла его Лиза.
— Вот так мы в горах, сами того не зная, шли друг к другу, — засмеялась сейчас Лиза. А я поразилась тому, как молодо и свежо она выглядит, как озорно блестят ее глаза. Будто бы лет двадцать сбросила!
— Лизонька, я так рада за тебя! А ты познакомишь меня с ним? Хочу посмотреть на этого нехорошего мужчину.
— Почему — нехорошего? — испугалась вдруг Лиза.
— Потому что он оставил тебя когда-то.
У нее было такое растерянное выражение лица, что я поспешила ее успокоить:
— Лиз, не боись, я своих не выдаю. Я ему слова худого не скажу! В конце концов, то, что он, пусть и таким замысловатым путем, но нашел тебя, и ты счастлива, в полной мере реабилитирует его в моих глазах.
Лиза заметно расслабилась и улыбнулась:
— А он сейчас придет.
Я вскочила.
— Что ж ты не предупредила, что у нас сегодня гости? Пойду, достану бутылку вина.
Но не успела я двинуться с места, как в прихожей раздался звонок. Лиза порхнула туда, а я осталась ждать гостя, пригвожденная к полу любопытством.
Он был худой, жилистый, с обветренным и загорелым до черноты лицом.
— Ой, — промямлила я и мешком свалилась на стул. — Лиза, познакомься, это мой спаситель.
— Не поняла… — Лиза растерянно смотрела то на своего Леху, то на меня.
Белов тоже выглядел удивленным.
— Да все очень просто! — объяснила я. — Меня обвиняют в умышленном причинения вреда, тогда как я никак не могла его нанести, потому что сначала ехала в такси, а потом ждала, пока водитель поменяет пробитое колесо.
— Ну и?
— Все равно непонятно? Да вот же водитель того самого такси, а значит, и мой свидетель!
Капитан Ефимов в ожидании начала следственного эксперимента стоял у окна и смотрел на улицу. Совсем недавно он чувствовал себя неудачником, человеком с несложившейся личной жизнью, и вдруг все резко изменилось.
Сзади послышался шорох и звук тихих шагов, Олег обернулся. Серафима стояла в чем-то невесомо-белом, и от лица ее, казалось, исходило сияние.
— Здравствуй, — тихо произнесла она.
— Здравствуй. — Ефимов протянул руку и нежно коснулся ее щеки.
— Еще не пора?
— У нас есть пара минут.
Слова были не нужны. Уже от того, что они вместе, рядом, кружилась голова. Мужчина и женщина улыбались, глядя друг на друга, и между ними искрило такое напряжение, что окружающие это заметили.
Все вдруг смолкли, и в этот момент появился Ковалев.
— Чего постные такие? Случилось чего? — Он весело прошел на середину комнаты, взял из вазы орех, хотел раскусить его и тут увидел их — Олега и Серафиму.
Земля поплыла из-под ног, дернулось и провалилось куда-то в пропасть сердце. С первого взгляда Ковалев понял: все, труба! Серафима потеряна для него навсегда. Она — натура цельная, кому как не ему за прожитые почти двадцать совместных лет не знать это. Если она делала что-то, то всегда шла до конца, не останавливаясь на полпути. К тому ж эти двое — Серафима и Ефимов — так смотрели друг на друга, что казалось: невидимые, но прочные нити протянулись между ними, сплетаясь и завязываясь в узелки, которые уже было не разрубить никаким топором. И лично для него это означало одно — развод.
При этой мысли Ковалев взмок.
«Вероятно, можно еще что-нибудь изменить?» — затравленно подумал он, озираясь по сторонам и пытаясь понять, видят ли остальные то, что открылось ему.
К счастью, все вроде бы занимались своими делами, и Ковалев снова углубился в собственные размышления.
Вероятно, можно было что-то изменить тогда, когда он чувствовал, как не хватает Серафиме внимания и поддержки, его покаяния, наконец. Что помешало ему подставить ей плечо, измениться? Да ничего не мешало, просто было лень. Жена вращалась где-то рядом, в параллельном мире, пересекаясь с ним, только чтобы повесить свежую рубашку на плечики или приготовить обед. Будущее казалось нерушимым и прочным, и даже недовольство Серафимы не было проблемой для Ковалева: он никогда не чувствовал себя обделенным женским вниманием. Уйдет одна — будет другая…
А теперь вдруг он со страхом понял: ему нужна только она — Серафима. И все его увлечения, все загулы — лишь неуклюжая попытка доказать самому себе свою состоятельность, востребованность у той половины человечества, которую принято называть прекрасной.
И вот Серафима уходит от него, уходит уверенно, не оглядываясь, и Ковалев чувствовал, как рушится весь его столь тщательно выстроенный мирок.
Но самое страшное, он понял, что до сих пор ее любит. Любит свет в ее каре-зеленых глазах, ее волосы цвета меди, ее стройную, ничуть не располневшую фигуру. И красоту души, которую из всех своих женщин он нашел только в ней.
Ковалев прислонился к дверному косяку и схватился за сердце.
— Володя, вам плохо? — робко спросила Светлана, подойдя сзади и взяв его за локоть.
Ковалев резко дернулся. И от того, что не Серафима сейчас рядом с ним, почувствовал отчаяние и боль.
Он оттолкнул Светлану и истерично заорал:
— Мне?! Плохо?! Да кто ты такая, чтобы задавать подобные вопросы! Ты подзаборная дрянь, потаскушка, снимающаяся в порнухе! Что ты вообще можешь знать о боли? Что ты знаешь о добре и зле? Разве ты способна понять, что такое плохо?!
Светлана отпрянула, как от удара. В ее широко открытых глазах мелькнуло сомнение в том, что именно о ней все это сказал Ковалев. Потом девушка судорожно всхлипнула и, закрыв лицо руками, убежала.
— Заткнись! — Яковлев навис на Ковалевым, сжимая кулаки и готовый ударить. — Ты не имеешь права выливать свои душевные помои на ни в чем не повинную девчонку. Пойди и извинись!
— Сам извиняйся. Что, у тебя нет грехов? — прошипел разозленный Ковалев.
— Да, есть, — задумчиво сказал Яковлев. — И я сейчас же это исправлю.
Он вдруг подошел ко мне и упал на колени:
— Диана, прости. Я страшно виноват перед тобой. Может быть, мне и нет прощенья, но я взываю к твоему милосердию.
— Боже мой, Игорь Семенович, встань! — Я от неожиданности растерялась и не знала, как себя вести.
Яковлев отрицательно помотал головой:
— Не встану, пока ты меня не простишь.
— Но я даже не знаю, о чем ты говоришь? — изумилась я. — Ты подпилил мне каблук или насыпал сахара в бензобак? Ладно, так уж и быть: что бы ты ни сделал, я тебя прощаю. Вставай.
Яковлев поднялся с коленей и, машинально отряхнув пыль с брюк, сказал:
— Давай пройдем куда-нибудь. Не могу каяться в присутствии всех.
Мы удалились в пустую гостиную, он тщательно закрыл за собой дверь и, повернувшись ко мне, тихо сказал:
— Помнишь свой первый рабочий день у нас в редакции? Помнишь, как мы познакомились?
— Да, — кивнула я. — Ну и что?
— Я тогда не случайно привел тебя в бар.
— Конечно, неслучайно, — согласилась я. — Ты привел меня перекусить и выпить по чашечке кофе.
Яковлев криво усмехнулся.
— Я хотел отомстить Вике. Прекрасно знал, как она ревнива, и понимал, что, увидев тебя со мной, она будет злиться и переживать. А для того чтобы она не усомнилась в характере наших взаимоотношений, намекнул кое-кому, невоздержанному на язык, что у нас роман. Цели своей я добился — Вика была в бешенстве. Но вскоре я с ужасом понял, что ситуация вышла из-под контроля. Она решила отомстить и выбрала мишенью тебя. Конечно, я пытался остановить ее, но это только еще больше раззадорило Вику, и тогда я попытался поговорить с тобой. Ты, наверное, помнишь тот наш разговор в кафе?
Я опять кивнула.
— В общем, все было сделано бестолково и неуклюже, и ты мне просто не поверила. Пришлось вовлечь в игру Сусанну, попросить ее поговорить с тобой еще раз.
— Да, я помню разговор с ней. Но я и тогда не поверила. Выходит, во всех своих бедах виновата я сама. — У меня вырвался тяжелый вздох. — Давай забудем, а?
Ознакомительная версия.
