Ли Янь неторопливо вел свою спутницу к стенам Запретного города. Американка вновь взяла его под руку, украдкой бросила взгляд на суровое лицо. Неужели оно казалось ей уродливым?
— Как могло случиться, что вы до сих пор не женаты?
Походка китайца осталась уверенной и ровной; Ли смотрел прямо перед собой.
— «Линия масс» не приветствует ранние браки.
— И вы поэтому не торопитесь в объятия Гименея? — недоверчиво спросила Маргарет.
Ли покраснел — это было видно даже в темноте.
— Отчасти. Наверное, еще не встретил ту, которую хотел бы сделать своей женой.
— Копы! — со смешком бросила Маргарет. — Вы повсюду одинаковы. У вас не работа, а образ жизни. Так?
Всего несколько часов назад Ли Янь был готов подписаться под этими словами. Образцом ему служил дядюшка, вдовец Ифу, который единственное свое предназначение видел в бескорыстном служении делу охраны общественного порядка. Тетю Ли никогда не встречал и не мог представить себе дядю нежно обхаживающим жену. Судя по тому, что Ифу категорически отказывался говорить о ней, Ли Янь догадывался: боль так и не прошла. Но, разговаривая сегодня в парке с Маргарет, дядюшка, видимо, увлекся и раскрыл свою душу куда шире, чем когда-либо за те двенадцать лет, что племянник провел рядом с ним. Только сейчас детектив начинал понимать: именно потеря любимой жены двигала Ифу все эти годы. Работа была средством заполнить пустоту души, дядя без колебаний пожертвовал бы карьерой ради того, чтобы пять минут побыть вместе с женой. Ли Яня мучил вопрос: а что руководит им самим? В его жизни душевный вакуум царил изначально, ему не с кем было делиться ни чувствами, ни хотя бы воспоминаниями о них. Еще мальчишкой разлученный с родителями, он не знал, что такое любовь — судьба просто не дала ему шанса. Служба в полиции, конечно же, вовсе не являлась для него образом жизни — она была всего лишь формой существования.
В темных глазах своего спутника Маргарет увидела бесконечную печаль.
— Готова заплатить юань, — пошутила она.
— За что? — отстраненно спросил Ли.
— За то, чтобы узнать ваши мысли.
Губы Ли Яня дрогнули в смущенной улыбке.
— Они не стоят и половины этого. — Ему отчаянно захотелось сменить тему. — Вас, наверное, измучила жажда?
— Еще бы. После такого-то ужина!
— Тогда давайте выпьем чаю. Я знаю одно местечко.
Книжный магазин «Саньвэй» находился на улочке, что начиналась от проспекта Фусинмэнь напротив Дворца национальных меньшинств. Под желтоватым светом фонарей ветви старых платанов отбрасывали на асфальт причудливые тени, густая листва почти не пропускала в квартал шума оживленной магистрали. Метрах в ста от перекрестка начинался лабиринт узких хутунов, где вдоль серых кирпичных стен сидели за вынесенными из домов столиками целые семейства. Женщины обменивались новостями, мужчины с азартом играли в карты. Тем и другим не давала покоя проказливая детвора.
В самом конце улицы Ванфуцзин Ли Янь и Маргарет сели в автобус номер 4. Для американки это стало настоящим приключением: со всех сторон потные, разгоряченные тела, исполненные веселого недоумения лица. Янгуйцзы в общественном транспорте! О таком горожане не слыхивали, тем более что сейчас объектом их любопытства был экземпляр исключительный: белокурая и голубоглазая жительница то ли Европы, то ли Америки. Вцепившись ручонками в материнский подол, девочка лет трех не сводила с Маргарет испуганных глаз: вдруг эта чужестранка схватит ее и укусит?
Остановку свою они пропустили. Пришлось возвращаться пешком, мимо высоченного здания Пекинской телерадиовещательной корпорации. Магазин «Саньвэй» (как пояснил Ли, название означало «Три вкуса»), оказался ничем не примечательным домишком с плохо освещенным входом. Иероглифы, которые были аккуратно выведены мелом на черной доске, сообщали посетителям о том, что каждый четверг здесь можно послушать игру самодеятельного джазового ансамбля. Маргарет это показалось необычным.
— Вы не ошиблись? Чай в книжном магазине? А по четвергам еще и с музыкой?
Ли Янь улыбнулся:
— Нам на второй этаж.
И потянул на себя ручку входной двери. Из тесного тамбура две ступеньки вели вниз, в торговый зал, где меж длинных полок с книгами расхаживал, изнывая от безделья, молодой продавец. Каменная лестница за второй дверью уходила наверх.
Убранство небольшого зала напоминало о минувших столетиях и не имело ничего общего с современным многомиллионным городом. Под высоким резным потолком бесшумно вращались лопасти пяти вентиляторов; слабое движение воздуха чуть раскачивало изящные бумажные фонарики, которые свисали над столами из черного дерева. Вдоль одной из стен шел огороженный строгой колоннадой проход, ширмы из старинного шелка у другой делили пространство на уютные кабинки. Повсюду виднелись горшки с цветами, вазы с букетами стояли на каждом столе. Со стен комнаты на посетителя смотрели акварельные свитки китайской живописи.
Встретившая гостей у порога девушка с печальными глазами подвела Ли Яня и Маргарет к квадратному столику. Кроме их двоих, в комнате никого не было. Шум улицы сюда почти не доносился, пропущенный через кондиционеры воздух позволял забыть о влажной духоте. Девушка зажгла перед гостями две свечи, вручила каждому по меню. Маргарет чувствовала себя как в храме, ей было страшно произнести слово.
— Удивительно, — шепотом сказала она. — Кто бы мог подумать, что в мире сохранились такие уголки!
— Обычно здесь собираются писатели и художники, — объяснил Ли. — Ну и любители музыки. По выходным свободных мест нет, но в будни, как видите, сюда можно попасть. — В глазах мужчины плясали огоньки свечей. — Что вы будете пить?
— Просто чай.
Ли Янь перекинулся с девушкой двумя-тремя короткими фразами, и та через минуту принесла гостям бамбуковый поднос со сладостями. Маргарет выбрала маленькую пиалу с жареными семечками подсолнечника. Высокие, под крышечками из тяжелого фарфора чашки для чая оказались покрытыми изумительной по тонкости росписью. Обе стояли в глубоких блюдцах. Щепотку высушенных зеленых листочков на дне каждой девушка залила кипятком из пузатого медного чайника и оставила его на столе: дальше гости обслужат себя сами. В воде сморщенные листки начали медленно расправляться. Ли вернул на место крышки.
— Советую подождать несколько минут.
Какое-то время они сидели молча. Тишина ничуть не тяготила — здесь она казалась естественной; любые слова были лишними. Ли Янь тайком рассматривал руки американки, спрашивая себя в душе, как могли эти нежные пальчики управляться с холодной сталью хирургических инструментов.
— Что заставило вас выбрать профессию? — выпалил он почти непроизвольно и тут же пожалел об этом.
Но Маргарет всего лишь рассмеялась.
— Почему вы спросили? Люди в белых халатах внушают вам страх?
— Простите, я вовсе не хотел… — Ли смолк, качнул головой. — Знаете, когда вы говорили в университете, что ваше ремесло вызывает у меня чувство брезгливости, то были правы.
— Но ведь вам не раз приходилось присутствовать на вскрытиях! — не поверила Маргарет.
— Да, и каждый раз хотелось бежать без оглядки.
Она улыбнулась:
— Бедняжка.
— В голове не укладывается: неужели кому-то приятно потрошить мертвецов? Или даже живых. Нет, это еще хуже. Болезней хватает: сердце, рак… Люди умирают каждый день.
— Вот-вот. Но, слава Богу, не у меня на глазах. Куда проще иметь дело с мертвецами. К ним не привязываешься. — Маргарет сняла крышку, сделала крошечный глоток: чай был очень горячим, тонкий аромат жасмина дарил ощущение свежести. — Наверное, медицина написана мне на роду. Сейчас я уже научилась абстрагироваться. Большинство моих коллег работают только ради денег. Я же хотела стать врачом всегда, сколько себя помню. Хотела помочь людям, избавить их от боли, спасти. Но на практике все оказалось по-другому: вечно нет средств, не хватает времени. Получаешь диплом, и кажется, весь мир у твоих ног, а в действительности долгие годы остаешься недоучкой. И чего бы ты ни достиг, все мало.
Когда я работала в отделении интенсивной терапии, то сталкивалась со смертью каждый день. Нож, веревка на шее, колеса трамвая, пожары, автокатастрофы, самоубийства… Я видела людей без рук, без ног. Некоторые были так обожжены, что уже ничего не чувствовали. Кое-кто еще мог шевелить языком; я слушала их, зная то, чего они знать не могли. Знала: пройдет пара часов, и они будут мертвы. Газетчики часто пишут о пациентах в травматическом шоке. Но врачи тоже травмированы. Нашим возможностям есть предел, Ли Янь. Какое-то время врач держит себя в узде, а потом превращается в автомат. Мертвецу что? Он ушел безвозвратно. Так, во всяком случае, думаю я. Тело человека — лишь оболочка, и я могу делать с ней абсолютно все, не мучая себя вопросами о конкретной личности.
