Человек, который мог бы пролить свет на эту историю, Петр Ильич Васнецов, интервью категорически не дает. Он по-прежнему живет в своем имении в Щербаковке. Переживания не слишком сказались на его здоровье – он разве что слегка похудел и осунулся. Но по-прежнему гуляет ежедневно по два часа.
Любовь Толмачева, получившая от руки своего любовника сотрясение мозга, полежала в больнице – и вернулась на дачу к Васнецову. Он простил ее.
Навещает Петра Ильича и его правнучка Мишель. Только отношения с внучкой Юлией (и Евгением) у деда так и не восстановились.
Все преступления, случившиеся в рамках «Дела о внучке битла», правоохранительным органам (не без моей подсказки) удалось списать на Бачеева. Он, оказывается, ограбил квартиру Мишель (что соответствует действительности). Похитил оттуда драгоценности и шубы (правда). И автограф с песней битла (вранье). Пальчиков своих ворюга в квартире на Чистых прудах не оставил – зато не поскупился на пару волосков с рук и шерстинки с куртки. Их сравнили с материалом, что нашелся в его квартире. Провели ДНК-экспертизу. Образцы идеально совпали.
Кроме того, на грабителя и мошенника повесили другие противоправные деяния. И это устроило всех (включая нас с Римкой). Итак, именно наш злодей, по выводам следствия (а не продюсер Желдин, как было на самом деле), проник обманным путем в квартиру Василисы Кирпиченко. С целью отвести от себя подозрения он якобы подбросил ей драгоценности и автограф с легендарной песней. Ну а затем анонимным звонком навел правоохранительные органы на Василису.
В итоге бедную женщину освободили из-под стражи и сняли с нее все обвинения. Ну а Мишель поступила благородно: выплатила мне за раскрытие дела гонорар. Несколько меньший, чем обещала, но все-таки.
Бачеева так и не нашли.
В тот день, когда мы с ним столь впечатляюще познакомились на лестничной площадке, он попытался пересечь границу в аэропорту Шереметьево. У него при себе был загранпаспорт и билет на Цюрих. Злодей благополучно зарегистрировался на рейс и прошел таможню.
Однако я ведь не зря звонил тогда своему корешу Перепелкину с просьбой поставить Бачеева в стоп-лист на границах. Подполковник выполнил мой заказ. В итоге: когда преступник протянул пограничнице паспорт, случилась очевидная заминка. Прапорщик принялась куда-то звонить. И тогда нервы Бачеева не выдержали, и он, оставив в руках девушки свой документ, сбежал.
Ему удалось выбраться из переполненного милицией аэропорта, и он исчез где-то на просторах России. Пока его не нашли.
– Как ты думаешь, – вдруг спросила Римка (она сидела рядом со мной в самолетном кресле), – а почему Бачеев ударил тогда по голове свою кралю Толмачеву?
– Как почему? – удивился я. – Чтоб не делиться.
– А как бы ты поступил на его месте?
– Что значит «как»? Точно так же.
– Да ты шутишь, Пашенька! Оговариваешь себя. Ты не такой. Ты до-о-обрый!
Я пожал плечами.
– Ты меня еще не знаешь. Легко быть добрым, когда речь идет о сотне до зарплаты. А когда в руках миллионы, еще неизвестно, как ты себя поведешь.
– Очень жаль, что Бачеев перед своим исчезновением так и не сказал никому кодового слова, – вздохнула Римка. – Я бы тебя проверила.
И тут я вспомнил день, когда настиг злодея близ его квартиры. Итак, в прихожей лежит бездыханная Толмачева. На лестничной клетке валяется столь же безжизненный Бачеев. Что делать? Главное – оказать помощь пострадавшему, и только потом заниматься преступником – это в меня крепко вбили еще в милицейской школе. Я и поступал по инструкции. Толмачева была жива, пульс – ровный, она дышала и постанывала. Скорее всего, ЧМТ, подумал я и вызвал «Скорую».
А потом вышел к лифту и занялся Бачеевым. С ним я не церемонился. Отвесил пару пощечин. Злодей открыл глаза. Увидел меня и прохрипел:
– Ты не мент.
– С чего ты взял?
– Отпусти меня. Я тебя знаю.
– Знаешь? Ну, и кто я?
– Ты частный сыщик. Мне Любка рассказывала. Слышь, отпусти.
– Правильно мыслишь. Я – сыщик частный. То есть работаю за деньги. Понял, о чем речь?
– Я тебя отблагодарю.
– Молодец. Понятливый. Как отблагодаришь? Тысячью евро, что ты припас на отпуск? Маловато будет.
– У меня есть номера счетов в швейцарском банке. Там миллионы. Золото партии.
– Ну, твои номера счетов теперь у меня. – Я похлопал себя по карману рубашки. – Но они ничего не стоят без кодового слова.
– Я знаю его.
– И…
– Отпусти. Я скажу его тебе. Развяжи.
– Откуда мне знать – может, ты соврешь?
– Матерью клянусь.
Я засмеялся.
– Клятвы вашего брата ничего не стоят.
– Рискни! Поверь! Не хочу я снова на зону идти!
– Ну, давай, говори.
– Расстегни наручник.
– Э, нет. Твое слово – первое. А я клясться не буду. Тебе сейчас придется рисковать.
– Черт с тобой. Записывай или запоминай. Код – по-английски.
– Ну?
– Snow-girl, snow-white, snow-wife.
– Что ж, полежи секундочку.
И я снова отправился в квартиру, и привел в чувство Толмачеву, и напрямик спросил у нее код. Я доходчиво разъяснил, что от этого зависит ее жизнь и свобода. И тогда она сказала мне ровно те же заветные слова: snow-girl, snow-white, snow-wife.
Я вернулся и отцепил наручник у супостата. Я из тех, кто выполняет свои обещания. Даже если я давал их преступнику.
Почему Бачеев не соврал? Наверное, потому что надеялся добраться до денег сегодня же.
Он не знал о том, что я успел вписать его имя в пограничный стоп-лист.
Бачеев скрылся за три минуты до приезда «Скорой».
В тот же день попытался пересечь границу – а потом исчез.
И кто знает: может, он сумел-таки покинуть страну нелегально? И уже добрался до золота? А может, код, который знали Толмачева и ее преступный любовник, неправилен?
– Об этом никогда не узнаешь, пока сам не попробуешь, – вслух проговорил я.
Римка по-кошачьи потянулась в своем кресле и промурлыкала:
– Ты о чем?
– О реквизитах и о кодовых словах.
– А-а, вот почему мы едем отдыхать не на курорт? А летим в Цюрих, да?
Наши дни
Подмосковье, поселок Щербаковка
Васнецов Петр Ильич
Жаркое до изнурительности столичное лето сменилось привычной московской тусклой погодой. Низкие тучки неслись над головой, то и дело срывался мелкий и злой дождик. Становилось отчетливо ясно, что лето и тепло уже не вернутся, что впереди неумолимо зима и холод.
И Васнецов ходил под стать погоде: грустный, раздраженный, нахохленный. Его кустистые брови печально обвисли. На традиционную дневную прогулку он тем не менее отправился. Надел плащ-накидку, в котором ездил еще с Леонидом Ильичом в Завидово, и потопал.
И вернулся точно к обеду – однако, против обыкновения, попросил Любу подать зубровку и две рюмки. Перед супом налил и себе, и незаконнорожденной дочери. Выпил с удовольствием, крякнул, занюхал хлебушком. И неожиданно размяк, подобрел, разговорился.
– Неужели ты, Люба, думала, что я могу вот так, за здорово живешь, отдать золото партии? За понюшку табаку? За словечко в мемуарах? Вместе с документами в портфельчике?
Люба немедленно заплакала. Они ни разу не обсуждали с отцом события, произошедшие тем днем: ее предательство, ее бегство, страдания. И предательство ее кавалера.
– Прости меня, папочка… – проговорила она сквозь рыдания.
Толмачева обычно называла его по имени-отчеству, очень-очень редко папой, а папочкой – и вовсе в первый раз.
– Этот Бачеев, – продолжала она исповедоваться и каяться, – он как будто опоил меня. Я сама не своя была. Себя не помнила. Что он мне говорил, то я и делала. Как загипнотизированная. Ерунду и мерзость творила… Папа, прости меня…
– Бог простит. А я простил. Очень золота хотелось, да? Денег, богатства? Как Джулии моей, а пуще ее Евгению?
– Да не нужно мне никакого богатства! Я ж говорю: Бачеев меня с ума свел. Я просто делала, что он меня просил.
– И напрасно – потому что никакого золота там, в цюрихских сейфах, и нет.
– Ну и слава богу.
– Что ж ты не спрашиваешь, что там есть?
– А мне это теперь не интересно.
– И напрасно. Потому что там есть замечательные, крайне увлекательные документы. Я думаю, что в свое время Виталик Коротич, главный редактор «Огонька», душу бы за них продал. Да и сейчас какой-нибудь «Таймс» с руками оторвет.
– Какие документы?
– Ну, например, описывающее операцию «Моряк», на которой мы с твоей мамой познакомились. И еще с десяток подобных.
– Каких?
Люба понимала, что отец на нее не сердится, и слезы на щеках сразу же высохли, а лицо озарила слабая улыбка.
– Ну, например, операция «Голконда» – как в сорок девятом году под Семипалатинском разбилась летающая тарелка с инопланетянином на борту. Или – основные донесения резидентуры в Америке по поводу убийства Кеннеди. И – настоящий доклад госкомиссии по поводу гибели Гагарина… В нашей советской жизни случалось много, очень много интересного…
