Возле ярко раскрашенной палатки разбили лагерь бродячие комедианты. На деревянных подмостках шло веселое представление: клоуны Жан Потаж, Пенч и Гансвурст потешали публику своими уморительными гримасами. Но главным событием был выход любимца зрителей — клоуна Пекельхаринга. Знаменитый шут выскочил на помост откуда-то снизу, и зрители захохотали, разглядывая его разрисованную физиономию, пышный напудренный парик с косичкой и камзол с огромными «золотыми» пуговицами, надетый прямо на двухцветное трико.
— Что вы смеетесь, идиоты? — пропищал Пекельхаринг, жеманясь. — Неужто никогда не видали настоящего дворянина?
И началась потеха. Представление шло под непрерывный хохот, свист и улюлюканье зрителей. Сюжет был незамысловат: бывший крестьянин, разбогатевший на торговле навозом, решил перебраться в город, создать свой салон и собрать в нем избранное общество. Он придумывает себе новое имя и изо всех сил пытается подражать манерам дворян. Слуга новоявленного аристократа — веселый Арлекин — постоянно дурачит своего глупого барина, вовсю пользуется его деньгами и в конце концов сбегает от хозяина вместе с его невестой, хорошенькой Коломбиной. Зрители надрывались от хохота, узнавая в разбогатевшем выскочке своих заносчивых соседей. Правы лицедеи, сто раз правы! В последнее время Голландию охватила настоящая эпидемия: почти все разбогатевшие торговцы мечтают получить дворянский титул! Как только они не изощряются в стремлении перещеголять друг друга богатством! Один известный фабрикант построил во дворе своего дома фонтан, из которого било красное вино, другой заказал ювелирам ночной горшок из чистого золота… В общем, клоуны верно подметили самую смешную черту новых голландцев — попытку «облагородиться» с помощью денег!
Два толстяка в пышных костюмах, зажатые хохочущими зрителями, смотрели представление молча, и лица их были багровыми от гнева. Осмеяли! Осмеяли пышные дурацкие костюмы, «благородные» манеры, стремление прибиться к знатным персонам, отсутствие вкуса, ума, воспитания! Выставили на посмешище толстые животы, красные носы, глупое бахвальство и бесконечное самодовольство! Проклятые клоуны!
Как только представление закончилось, буржуа в пышных костюмах начали решительно пробиваться сквозь толпу. Зрители провожали их хохотом и заливистым улюлюканьем.
На смену клоунам вышли акробаты. Франс выбрался из толпы и направился к повозкам комедиантов, выискивая взглядом запомнившееся двухцветное трико. И когда дошел до последней повозки, нашел того, кого искал.
Пекельхаринг сидел прямо на земле, прислонившись спиной к колесу и вытянув длинные ноги. Глаза клоуна были закрыты, рядом с ним валялся напудренный парик с косичкой. Франс в нерешительности остановился. Неловко беспокоить уставшего человека, но восхищение оказалось сильнее:
— Господин Пекельхаринг!
Клоун открыл глаза и настороженно окинул незваного гостя проницательным взглядом. Лицо, покрытое белилами, походило на маску, капли пота, струившиеся со лба, прочертили сверху вниз узкие влажные дорожки.
— Что вам угодно, любезный господин? — спросил Пекельхаринг низким голосом.
Франс поразился, как не похож он был на жеманный писк, которым клоун пользовался на сцене.
— Я хотел поблагодарить вас за прекрасное представление, — ответил Франс, отвешивая учтивый поклон. — Не помню, когда я так смеялся. Грандиозный успех!
Пекельхаринг ловко вскочил на ноги и поклонился Франсу все с той же настороженной учтивостью:
— Да, кажется, представление публике нравится. Но если бы вы знали, с каким оглушительным успехом оно шло в Амстердаме! Нас лупили после каждого спектакля! — Шут задрал рукав трико и показал собеседнику большие пожелтевшие синяки. — Вот это я понимаю, зрительская отдача! Зацепили за живое! — Внезапно Пекельхаринг изогнулся вопросительным знаком и приложил руку к уху: — Простите, добрый господин, я не расслышал вашего имени…
— Хальс, — представился Франс. — Меня зовут Франс Хальс, я секретарь гильдии живописцев Харлема.
Темные глаза клоуна блеснули на фоне густого слоя белил.
— Вы художник? Что же, это меняет дело. Рад приветствовать собрата по искусству.
Они снова раскланялись, только на этот раз поклон шута был более почтительным.
— Я бы хотел нарисовать вас, — сказал Франс без всяких предисловий.
— Меня? — удивился клоун.
— Артиста, — уточнил Франс. — Хорошего артиста. У вас трудная профессия, ведь вы обязаны говорить зрителям правду. А людям не всегда это нравится.
— Да ведь и вы, господин Хальс, обязаны делать то же самое! Впрочем… — тут глаза шута обежали скромный, но добротный костюм собеседника, — вижу, что ваша правда людям нравится больше, чем моя. — Пекельхаринг пожал плечами и весело закончил: — Рисуйте, почему бы и нет? Буду весьма польщен!
— Но для этого я должен увидеть ваше лицо… — начал Франс.
— Вы его видите, — перебил клоун. — Моя маска и есть мое настоящее лицо, поверьте, господин живописец. Все остальное — чистой воды притворство.
Франс покладисто кивнул.
— Что ж, логично. Если позволите, я начну прямо сейчас, господин… — тут Франс сделал паузу, сообразив, что не знает настоящего имени собеседника.
— Пекельхаринг, — подсказал шут, и в уголках его губ появились два веселых полукруга. — Это имя передал мне мой любимый покойный учитель, а он был великим артистом. Так что зовите меня Пекельхарингом. Я привык к этому имени.
Всего только один час отдыхали артисты перед следующим выступлением. Зрители шумно требовали выхода клоунов, и Франс едва успел набросать подвижную маску-лицо клоуна Пекельхаринга. Они договорились встретиться после вечернего представления, и шут покинул своего нового знакомого.
Франс сунул под мышку плотные листы картона и пошел рассматривать другие ярмарочные чудеса и соблазны. На противоположном конце площади цыганки гадали всем желающим по руке. Внимание Франса привлекла молодая девушка в цветастых юбках. Ее круглое добродушное лицо было не похоже на хищные смуглые лица цыганок. Франс уселся на перевернутый бочонок, достал чистый лист картона и принялся за новый угольный набросок. Сначала цыганка не обращала на него внимания, потом подружки начали подталкивать ее в бок, указывая глазами на странного человека. Цыганка остановила на Франсе лукавый взгляд и громко окликнула:
— Эй, господин зевака, что вы делаете? Хотите навести на меня порчу?
Франс повернул к ней картон. Цыганка подошла ближе, уперлась руками в бедра и внимательно рассмотрела рисунок. На ее круглом лице медленно расцвела улыбка.
— Да вы настоящий художник!
— Точно, — ответил Франс, заслоняясь ладонью от яркого солнца. — Если ты будешь хорошей девушкой и посидишь спокойно, я подарю тебе твой портрет.
Цыганка засмеялась.
— Да зачем он мне? Свое лицо я ношу с собой!
— Когда ты состаришься, то сможешь вспомнить, какой была в молодости, — начал Франс, но цыганка перебила его пренебрежительным жестом:
— Разве старикам не грустно сравнивать свое лицо с тем, которое у них было много лет назад? Нет уж, добрый господин, не нужен мне мой портрет. Когда я состарюсь, то не стану огорчать себя сравнениями с молодостью. У старости есть свои радости. — Цыганка внимательно вгляделась в лицо собеседника: — Постойте-ка, добрый господин, уж не цыган ли вы? Уж очень вы похожи на наших мужчин!
Франс пожал плечами.
— Так говорят все мои друзья. А вот ты, милая девушка, не в обиду будет тебе сказано, совсем не похожа на цыганку.
— Моя семья родом из Франции, — ответила девушка. — Родители умерли от чумы, когда мне было пять лет. Цыгане, проходившие через нашу деревню, забрали меня с собой. Так я стала цыганкой.
— И нравится тебе кочевая жизнь? — спросил Франс, продолжая делать набросок.
— Очень нравится! — горячо откликнулась девушка. — А разве вам не скучно жить в одном и том же городе столько лет?
— Я привык, — отозвался Франс. — Ну вот, почти готово. Нравится? — Он показал девушке угольный набросок.
Она улыбнулась и осторожно тронула свое изображение указательным пальцем.
— Неужели я такая красивая?
Франс кивнул, и девушка сделала вывод:
— Знаете, а вы хороший художник. Еще мне кажется, что вы хороший человек. Дайте мне руку, я прочитаю вашу судьбу.
Франс отложил картон и угли, вытер полой кафтана испачканную ладонь и протянул ее девушке. Цыганка взяла его руку, вгляделась в переплетение линий на ладони и сосредоточенно нахмурила брови.
— Ну? — спросил Франс, устав от долгого молчания. — Что же ты видишь? Славу, богатство?
Девушка исподлобья взглянула на Франса.
— Д-да, — произнесла она с запинкой. — Я вижу успех и деньги, но вижу кое-что еще… — Она указала пальцем на длинную линию, пересеченную крестом: — Видите этот крест? Это значит, что на вас лежит женское проклятие. Очень плохой знак.
