Кузьминов, разумеется, побесился немного – но что ему оставалось делать! Пополнил свой (и мой) банковский счет из чемодана, набитого наличностью, да и уехал восвояси. А вскоре проблема со старшим Иваном решилась сама собой.
Я, конечно, не только подозревала – была уверена, что в его жизни существуют мощные недруги. Иначе зачем нам с Ванечкой было бежать из страны?! Но Кузьминов вроде сказал, что все трудности позади. Да и не производил он в тот визит впечатление человека, у которого есть проблемы, – пил, напевал, смеялся. Словом, беда к нему подступила, откуда он не ждал. Случайно, можно сказать, он жизнь отдал. За фук, за понюшку табаку.
История случилась в Москве, куда Кузьминов прибыл из Металлозаводска по заводским делам – короче говоря, чтоб еще одну партию металла у родной страны скоммуниздить. И ехал он как-то на своей «БМВ» (той самой, с помощью которой он на меня в первый наш день впечатление произвел). И вот столкнулись они на большой дороге с черным «Мерседесом». Подрезал Ваня его, что ли. Или по-другому неуважение проявил. В общем, догнал его «мерс», дорогу перекрыл. Оттуда мужик выскочил – бросился к моему Кузьминову с кулаками. Ну а у Ивана в подобных случаях разговор был короткий – он от души бил с правой, особо не заморачиваясь, кто там перед нем. Короче, впечатал он бизнюку. Тот упал. И в этот самый момент рядом остановился джип, оттуда выскочили огольцы в штатском, но с автоматами. И, ни слова не говоря, изрешетили Ивана.
Оказалось, тот мужик был видным столичным банкиром, а гангстеры, моего Кузьминова замочившие, – его охраной. Впоследствии их, конечно, судили. Однако защищал их опытный адвокат, в суде дал показания всеми уважаемый банкир, подвергшийся злодейскому покушению… В итоге – вердикт: превышение необходимой самообороны в ходе выполнения служебного долга… И дали убийцам моего Ивана всего-то условные срока: одному – пять, второму – три.
Словом, совсем по глупости, из-за ерунды погиб мой второй супруг.
Наследство, как выяснилось, он оставил нам с Ванечкой немалое. Еще в Металлозаводске, на поминках, меня отозвал в сторонку директор комбината (тот самый, чья статуя в обнимку с моим благоверным красовалась в нашем особняке) и сделал предложение, от которого не отказываются. Я и сама не знала, сколько процентов акций производства принадлежало моему покойному супругу – и на что я реально могла претендовать. Но сумма, которую озвучил гендиректор, оказалась такой, что мне расхотелось торговаться или качать права. «Два миллиона американских долларов, – сказал он, почему-то делая ударение на слове «американских», как будто речь могла идти о баксах канадских или, к примеру, австралийских. – Вся сумма, свободная от налогов, уже переведена на ваш, Милена, счет на Каймановых островах». – «А что вы хотите от меня взамен?» – полюбопытствовала я. – «А ничего. Кроме как полного невмешательства в дальнейшую судьбу комбината. Притом, прошу заметить, за вами остается особняк и все имущество, совместно вами с Иваном нажитое».
Я, конечно, понимала, что доля моего покойного мужа в предприятии существенно больше двух зеленых лимонов – иначе директор не предложил бы мне их с такой легкостью. Но торговаться или качать права не хотелось. Само звучание этой цифры, сам вид шести округлых нолей делал меня податливой. Заставлял язык онеметь. И я – немедленно согласилась (хотя спешить куда бы то ни было – не в моих принципах).
Два миллиона долларов, посчитала я тогда, способны решить все проблемы. Оказалось – неправда. Да, многое такие деньги решают. Но не все.
Замечательно, конечно, что у тебя отныне исчезают основные вопросы быта: что есть, где жить, как одеваться. К тому же за нули на банковском счете можно купить и внимание, и уважение, и любовь.
Вот здоровья, выяснилось, не купишь. Лучших врачей – можно. Светил в своих областях – пожалуйста. Любые санатории, процедуры, визиты к тибетским монахам, филиппинским хилерам – ради бога. А вот реального улучшения – нет. Мне во сне неоднократно снилось, что однажды (почему-то это всегда случалось утром, и дом был полон солнца) мой сынок вскакивает в постели и, в одной пижамке, бежит босичком по коридору ко мне навстречу… Но эта картинка оставалась лишь сладким сном. Действительность была гораздо тягостней. Скоро Иванушка уже не мог обходиться без инвалидной коляски. Из обычной школы пришлось перевести его в специальный санаторий – закрытый для простых смертных, респектабельный, фешенебельный – однако все равно по большому счету был он не чем иным, как спецшколой для инвалидов.
Большую часть времени тогда я проводила неподалеку от этого санатория. Пару раз приезжала в Москву – не из ностальгии, того требовали обстоятельства. Скончалась моя мама, надо было похоронить. А заодно – заняться недвижимостью. В тот заезд я срочно выкупила и расселила всю нашу бывшую коммуналку – и стала, таким образом, хозяйкой шестикомнатной квартиры в центре Москвы, в Спиридоньевском переулке. Зачем она мне понадобилась? Бог весть. Возможно, лишь затем, чтобы снова утереть нос Настюхе Капитоновой, у которой жилище было всего-то пятикомнатным. Вдобавок не она ведь лично своей квартиры добилась – получила ее от деда в наследство, амеба!
Однако пристанище в Белокаменной мне было тогда не нужно, оно только тешило самолюбие и служило вложением денег. Я продолжала жить в домике в Чехии, купленном некогда Кузьминовым.
В городке была православная церковь. Говорят, чуть ли не Петр Великий, будучи на водах, распорядился о ее строительстве. Из-за пресловутой российской неторопливости повеление государя исполнилось уже в эпоху Александра Третьего. Однако церковь в итоге получилась знатная. Красивая – сил нет. Традиционно русское разноцветье икон и блеск золота дополнялись католическими витражами и красивейшей хрустальной люстрой. Напевы ангельского хора ласкали слух и врачевали душу. Молодой священник проповедовал горячо, от сердца.
Я увлеклась христианством – как своей последней надеждой.
Сколько же раз я просила Господа: помоги! Сколько молитв я вознесла ему! Я даже возила в колясочке в церковь своего малыша и заставляла молиться – его. Я исповедовалась и причащалась. Я жертвовала множество денег на церкви и монастыри. Я ездила на богомолья, целовала чудотворные иконы. В скитах просила благословения отшельников. Совершала паломничества в Иерусалим и на Валаам. Соблюдала все посты – и каялась, каялась, каялась.
И – ничто не помогло. Сыночку становилось только хуже, хуже, хуже. Потом он стал взрослеть, начался переходный возраст. Иванушка стал чудить. Воспитатели не справлялись с ним. Меня даже – несмотря на мои пожертвования на санаторий – попросили забрать его: «Мальчик дурно влияет на других воспитанников». Я перевела его в другой, и оттуда тоже поступали жалобы: где-то находит спиртное… Пытался наброситься на воспитателя… Развращал словами и телодвижениями десятилетнюю девочку… А потом… Потом он – умер.
Воспитанников вывезли на экскурсию в предгорья Альп осмотреть гидроэлектростанцию (зачем она, электростанция, спрашивается, могла понадобиться колясочникам-инвалидам?!). Стоял чудесный весенний день. На смотровой площадке в окружении великолепных гор мой сынок, незаметно для воспитателей, подъехал в своей колясочке к ограждению, что замыкало площадку. Затем в один миг перевалился с помощью рук на парапет. А потом, уже с него, неловко оттолкнувшись, полетел вниз в пропасть.
Иван падал, как мне рассказали, почти сто пятьдесят метров. Шансов выжить у него никаких не было.
Руководство санатория предложило мне отступные – по сути, взятку – в размере ста тысяч швейцарских франков: только бы я отказалась от претензий и не подавала бы в суд. И я согласилась – не потому, что жадность обуяла, а оттого, что мне действительно было все равно.
Мой священник отказался отпевать сыночка-самоубийцу. Я похоронила его без покаяния прямо во дворе своего дома. Кощунственно, скажет кто-нибудь. Но зато Иванушка всегда со мной.
А церковь – что церковь! Когда все мои упования и мольбы не кончились ничем… Когда Бог не принес мне ни счастья, ни облегчения… Когда он отобрал у меня моего мальчика… Да не просто отобрал – заставил его мучиться, и меня вместе с ним – терзания продолжались годами… Нет, не могу, слишком тяжело это вспоминать…
И вот тогда я сделала то, что давно была должна. Я Бога – прокляла. Он ничего не сделал для меня, сколько я его ни молила. Он ничем не помог мне: суровый, холодный, седобородый.
Зачем он нужен? Я возненавидела его.
И я решила не просто отречься от него. Не просто покинуть лоно церкви. Я задумала перейти на другую сторону. На сторону Сил Зла.
И в тот самый момент, когда я сформулировала в своем мозгу это решение, – мне сразу же стало легче. Я почувствовала силы, и обновление, и ликование.
Еще бы! Ведь путь добра, путь Бога – мелкий, скучный, плоский, скаредный. Поститься, креститься. Вещички собирать для убогих. Старушку подмыть в больнице. Делать уколы худеньким малышам. Истово, часами, молиться, вдыхая ладан.
