Я ошалело вернул трубку на рычаг. Кажется, дело запутывалось.
Шестнадцатая квартира. Две женщины: просто пожилая и старая. И муж Ирэны Викторовны, которого одна из бабулек называет сыночком…
На следующее утро я сделал с десяток телефонных звонков и наконец вышел на участкового, отвечавшего за сороковой дом. Участковый, судя по голосу, усталый и похмельный, ничего не имел против пива после работы.
– Пива я подвезу. Ящик! Любого, какого скажешь! – поклялся я. – Только можно информацию вперед?
Впрочем, никакой стоящей информации ментяра мне не сообщил. Старшая бабка – вдова, младшая – разведенка. На средний класс не тянут, живут плоховато. Зато тихо, без хулиганств и загулов.
– А какие-то родственники у них есть?
– Бес его знает, – вздохнул участковый. – Бывший муж вроде бы не показывается, а детей у них и не было. Ну а насчет тетек-дядек всяких – извини, не в моей компетенции.
Интересно, зачем же «моему» мужу бегать к двум разведенным теткам? Бегать, судя по всему, каждый вечер? Или Римка все-таки что-то путает?
…Ровно в семь я стоял у искомого подъезда. Задумчиво курил, ждал мужа. Тот явился в начале восьмого. Выглядел он еще печальнее, чем на фотографии. Бросил на меня рассеянный взгляд. Мы вместе вошли в лифт. Он вежливо спросил:
– Вам какой?
– Седьмой.
– Мне ниже. – Муж вдавил кнопку шестого этажа.
И действительно, на шестом вышел. Только звонил он отнюдь не в шестнадцатую квартиру, не к старушкам. И не к молодой гражданке Митьковой, не в восемнадцатую.
Муж нажал кнопку звонка средней квартиры. Той, где проживал некто Семенюк Евгений Поликарпович, 69 лет от роду.
И снова я услышал:
– Здравствуй, сынок, наконец-то! Проходи!
Дело запуталось окончательно.
* * *
Я долго бродил по ледяным улицам. Думал, прикидывал, строил предположения… Но, похоже, напрасно надеялся, что свежий воздух прояснит мне мозги. Идеи приходили самые завиральные. Муж – шпион? Наркокурьер? Или, наоборот, альтруист, безвозмездно помогающий малообеспеченным пенсионерам?
Ерунда. Все ерунда.
Поземка злобно била в лицо, ноги заледенели, душу холодили тревога и запоздалое раскаяние: эх, зря я уже поделил полученные от клиентки две тысячи долларов. Рано начал прикидывать, на что их потрачу… Похоже, раскрыть дельце будет совсем не просто. А то и вовсе не по зубам окажется. Или у меня информации пока мало?
Да, нужно побольше узнать – и о моей заказчице, и о ее муже. И о пенсионерах, к которым бегает супруг.
Я тоже хорош, болван: думал влегкую сыграть. Клиентку опросил по минимуму. Только и получил с нее – фотографию мужа да почти полный адрес любовницы, которая на самом деле вовсе и не любовница… А, ну еще свой она мне адрес сказала… Где-то, кстати, совсем рядом они живут. Интересно, где?
Повинуясь непонятному инстинкту, я прошелся по неприветливой улице Металлургов. Забрел я, к счастью, недалеко и в искомый двор вернулся быстро. Вот он, сороковой дом, где живут загадочные пенсионеры. А вот и сорок третий – жилище заказчицы. Прямо напротив сорокового.
В голове робко забрезжила разгадка… Так-так… Ирэна Викторовна, кажется, упомянула, что их квартира – ага, двадцатая. Тоже, стало быть, в первом подъезде. На седьмом этаже.
Я без труда вскрыл допотопный домофонный замок и прошел в подъезд заказчицы. И понял: ее окна – как раз напротив окон пенсионера из семнадцатой квартиры! Их разделяют всего-то метров сто двора и пара чахлых берез! А занавески, интересно, у Ирэны Викторовны задернуты?
Я скатился во двор и задрал голову. Без труда разглядел: тюль на окнах прикрыт только наполовину, а плотных портьер нет и вовсе. Даже снизу видны край массивного телика, антикварное бра, угловатый бок шкафа… Больше ничего не просматривается, но при наличии даже самого захудалого бинокля…
Перед глазами всплыла фотокарточка мужа: затравленный взгляд, вялый рот… Этот хорек что, тоже за ней следит?!
* * *
Через минуту я уже звонил в квартиру пенсионера.
– Евгений Поликарпович? – строго спросил я. И, нарушая закон, помахал перед носом пенсионера фальшивой красной книжицей: – Старший уполномоченный Синичкин. Разрешите войти?
Дед – кажется, он испугался – проблеял:
– Да-да, конечно… Проходите.
Я уверенным шагом двинулся в единственную комнату. Дед слабой грудью перегородил мне дорогу, заискивающе предложил:
– Пойдемте лучше на кухню! Чайку, коньячку…
– При исполнении, – сухо сказал я. И легко сдвинул препону в виде хрупкой фигурки деда.
Подзорная труба располагалась на самом видном месте – у единственного окна. Ее окуляр был направлен, разумеется, на дом номер сорок три.
– Так, – грозно произнес я. – А ведь это статья, дедушка! Вмешательство в частную жизнь. Срок наказания от…
Дед задрожал, запричитал, перебил меня:
– Я… я астроном! Я смотрю на звезды!
– Евгений Поликарпович, – вздохнул я, – давайте не будем усугублять ситуацию. Звезд отсюда не видно. А вот квартира Ирэны Викторовны прекрасно просматривается… Так что советую вам искренне, как друг. Чистосердечное признание – и на душе сразу станет легче.
И несчастный дед раскололся. Речь его получилась длинной и путаной. Он долго разорялся на тему, какой муж умница, и как он любит Ирэну Викторовну, и как волнуется за нее, и как ревнует…
– А она, – в словах деда сквозило неодобрение, – совсем не ценит его любовь. Насмехается над тем, что он всего лишь ученый и получает гроши… Ей нужны другие мужчины, на «Мерседесах»… Они часто привозят ее домой… Вот мы и решили – то есть ее муж решил: сначала выработать привычку бегать – каждый день, в определенное время. А потом, когда супруга к его пробежкам привыкнет, – посмотреть, чем она занимается в его отсутствие…
Плечи старика поникли.
– Ну что ж, давайте, кстати, посмотрим, – предложил я. – Заодно и проверим вашу аппаратуру.
Я без приглашения подошел к подзорной трубе.
Квартира Ирэны Викторовны просматривалась изумительно. Я еле удержался, чтоб не присвистнуть – настолько четко все было видно. И подозвал пенсионера.
– Ну-ка, Евгений Поликарпович, взгляните…
Дед сменил меня у окуляров и через пару секунд со стоном опустился на пол.
– Это она, она! – хрипло повторял он.
Я тоже прекрасно узнал свою заказчицу, Ирэну Викторовну.
Она лежала в гостиной на полу, на роскошном ковре. Под ее головой отчетливо просматривалось озерцо крови…
* * *
Мои показания обеспечили мужу как минимум «пятнашку».
Приехала опергруппа. Возглавлял ее мой приятель из ОВД Вася Перепелкин.
– Опять ты в самой гуще! – досадливо проворчал он.
– Дурачок! – ласково парировал я. – Да с моими показаниями тебе вообще ничего делать не надо!
И я рассказал Васе про визит Ирэны Викторовны. Про то, как женщину обеспокоили вечерние пробежки мужа. Про то, что она поручила мне выяснить, к кому он бегает. И про то, как я сначала зашел в тупик, а потом блистательно раскрыл это дело.
Довольный Вася только кивал.
– Складно, складно болтаешь… Одного я не понимаю. Зачем он в шестнадцатую-то квартиру ходил? Или твоя секретарша чего напутала?
Я пожал плечами:
– Нет, он правда туда ходил. Там две бабки живут. Одни, без мужчин. Семенюк утверждает, что муж помогал им карниз прибивать.
Вася тут же парировал:
– Странное занятие для снайпера.
– А он и не снайпер, – хмыкнул я. – Он дилетант. И недоумок. Очень грубо сработал. Грубее и не придумаешь.
– Так нам же оно и лучше! – хохотнул Вася. – Ладно, Синичкин. Отдыхай.
И я ушел отдыхать. Вернулся домой и тут же завалился в койку.
Когда засыпал, перед глазами проплыла печальная физиономия мужа. Глаза смотрели скорбно, уголки губ печально опущены. Казалось, он растерянно спрашивает: «Ну как вы могли?! Это не я!»
Я строго ответил видению:
– Ты, ты, голубчик. Думал наследство хватануть, а не вышло!
И провалился в сон.
Снился мне новый офис – двух тысяч, полученных от Ирэны Викторовны, хватит надолго.
…Впрочем, часть гонорара пришлось потратить на менее важные вещи.
На следующий день мне позвонил Перепелкин. Сказал в телеграфном стиле:
– Освобожусь в шесть. Без руля. Не обедал.
Отказать голодному Васе значило как минимум лишиться лицензии на детективную деятельность. И я покорно сказал:
– Пойдем в «Дрова». Там хавчик – съешь сколько влезет.
А качество хавчика Васю никогда особо не волновало.
В «Дровах» Вася выбрал самую большую тарелку. Перемешал корейскую морковку с селедкой и свиным рубцом. Тяпнул добрый стопарик, заел огурчиком, накинулся на еду. Я вяло жевал невкусные пирожки, водку хлебал по глотку и терпеливо ждал, пока Перепелкин утолит первый голод.
Ждать пришлось долго. Наконец Вася откинулся над пирогом с вязигой и сообщил:
– Не колется твой муж. И так с ним, и сяк – на своем стоит. Говорит, только следил, а убивать – это никогда, ему без нее жизни нет. Ирочка, мол, единственный свет в окошке. Всю ночь рыдал, спать людям мешал. Сокамерники ему по зубам надавали.
