— Осторожнее! — вдруг крикнул Джадд.
Ибен и Бесси похолодели, когда услышали продолжение его фразы:
— Дурочка, в этой бутылке хлороформ.
На другом конце города Койот потянулся и включил свои мониторы. Наблюдая за тем, как Джадд и Уиллин упаковывают вещи, он принялся и сам кое-что упаковывать. Он как раз собирался разобрать свою аппаратуру наблюдения на тот случай, если потребуется быстро покинуть город сегодня вечером.
Он мысленно вновь пробежал по разработанному плану действий. После исчезновения картины здесь начнется хаос. Картину он намеревался положить под фальшивым дном в своем автомобиле, туда, где уже хранился другой Бизли. Он без труда припаркует машину всего в нескольких метрах от входа в большой зал гостиницы.
Койту доставляло огромное удовольствие слушать разговоры Джадда и Уиллин. Несмотря на их планы, приближался момент триумфа. Его, Койота, триумфа.
— Ну, ладно, пока, ребята, — сказал он, выключая монитор и выдергивая вилку из розетки, — увидимся сегодня вечером.
Марвин Уинкл летел в самолете на высоте в тысячи футов над землями штата Иллинойс. Он пил коктейль и искренне, как ребенок, радовался приближению новогодних торжеств. Он весь буквально светился радостным волнением, ожиданием праздника. «Я — носитель хороших новостей, вот кто я есть», — думал он удовлетворенно.
В то, что происходило, трудно было поверить.
Надо было, однако, еще подождать, что скажет Джеральдин, когда услышит новости. Он был уверен, что она не станет злиться на него за то, что он, даже не позвонив ей, быстро упаковал чемоданы и рванул в аэропорт. Он, правда, успел заехать на секунду домой, чтобы прихватить с собой короткие лыжи, которые были у него еще со времен учебы в колледже. Ведь когда он успешно выполнит задание клиента, Джеральдин вполне может пригласить его остаться и провести какое-то время в Аспене. Учитывая же, что началась предновогодняя неделя и все гостиницы в городе, вероятно, были уже переполнены, а номера в них стоили немыслимо дорого, его, вполне возможно, пригласят пожить в имении Спунфеллоу.
Он уставился на телефон, прикрепленный на спинке переднего сиденья. Аппарат выглядел страшно привлекательно — сними трубку, вставь кредитную карточку и звони себе в любую часть света.
Может, все же сообщить, что именно он обнаружил? Почему бы и нет? Два бокала виски, которые он успел выпить, стали уже оказывать свое, так сказать, магическое действие, и в результате Уинкл почувствовал, что его охватывает праздничное настроение. Напевая себе под нос песенку «Волшебная зимняя страна», он наклонился вперед и достал стоявший под передним сиденьем старенький портфельчик. Нажав на замки одновременно с обеих сторон, он, как обычно, испытал чувство небольшого удовлетворения. Он всегда невольно улыбался при виде того, как оба замка открывались с пистолетным щелчком и вставали дыбом по стойке смирно. Просто ради удовольствия вновь и вновь наблюдать эту операцию он повторил ее несколько раз.
Сидевший рядом сосед-попутчик, с которым Уинкл несколько раз пытался завязать дружескую беседу, удивленно воззрился на него.
Уинкл тем временем вздохнул и достал из портфеля бумажник. Он вообще любил носить бумажник в портфеле, потому что знал, что воры-карманники промышляют повсюду, особенно в местах проведения отпусков. Сначала он несколько секунд зачем-то изучал свои водительские права, выданные в штате Пенсильвания. Права уже немного пообтрепались по краям. Только после этого он вынул из бумажника кредитную карточку.
Не снимая портфеля с колен, он вставил карточку в телефонный аппарат и набрал нужный номер. Автоответчик, установленный в его собственной конторе, заработал на втором звонке, что означало — есть послание. Нажав секретный код, он прослушал сообщение электронного голоса, который проинформировал его, что для него действительно имеется одно сообщение.
Неожиданно ему в ухо заорала Джеральдин Спунфеллоу. И это несмотря на то, что он летел на высоте в сорок тысяч футов над землей. Уинкл тем не менее пытался улыбаться и вообще делать вид, что все в порядке. Только бы его сосед не слышал, что именно раздавалось в трубке.
— Я найму себе другого детектива, если вы так и будете не отвечать на мои звонки! Срочно мне перезвоните! Срочно! — Сообщение кончилось, а Уинкл так и остался сидеть с трубкой, прижатой к уху.
Он нажал на клавишу прерывателя, не желая, чтобы его заставили еще и платить за лишнюю минуту использования телефона, потом пожал плечами.
«Ну и что? — сказал он сам себе. — Я все равно не хочу ей сейчас звонить. Я ей сообщу замечательное известие сегодня на вечерних торжествах. И поеду туда прямо из аэропорта. Она будет так счастлива от моей информации, что фотографы просто будут роиться вокруг. — Он позвенел кубиками льда в своем бокале. — Кто знает? Может быть, после сегодняшнего вечера меня вообще все будут считать новым Шерлоком Холмсом».
Джеральдин стояла перед зеркалом и прикалывала серебряную брошь к своему черному платью с высоким воротником. Вообще-то она не уважала все эти безделушки-драгоценности, но в честь Дедули можно было сделать исключение и надеть серебро. Платью же этому было уже лет двадцать, и она надевала его по нескольким очень важным и торжественным поводам.
Сегодня она написала свою речь. Для этого, правда, пришлось оторваться от чтения дневника, но сегодняшнее вечернее мероприятие стало волновать ее душу все больше и больше. Наконец-то Дедуля получит давно заслуженные почести и уважение жителей города. Давно пора! Соберется весь Аспен и будет слушать о том, какие заслуги он имеет перед городом. И Джеральдин намеревалась перечислить эти заслуги в лучшем виде, все до одной. Организаторы, правда, ей так и не сказали, сколько времени отводится для выступления, но остановить ее до того, как она закончит свое послание к народу, они попросту не посмеют, размышляла Джеральдин.
Она наложила на губы немного помады, чего практически никогда в жизни не делала, и продолжила изучение своего изображения в зеркале. «Трудно поверить, что мне все семьдесят пять лет от роду, — думала она. — Я чувствую себя гораздо моложе, но при всем при этом пережила в своей жизни столько всяких потрясений и горечи, что хватило бы и на три жизни». Конечно, бывали и хорошие, счастливые времена. Но то, что семьей она так никогда и не обзавелась, очень портило все праздники в ее жизни.
«Хорошо еще, что я крепкий и самостоятельный человек, — думала Джеральдин, — а иначе я просто сидела бы тут одна и плакала над своей судьбой. Поэтому мне лучше орать на кого-нибудь, например, на Марвина Уинкла, чем плакать, — продолжала размышлять она. — Конечно, он так мне еще и не перезвонил. Где его могут черти носить? И что вообще он может сейчас делать, хотела бы я знать».
Джеральдин взяла свою серебряную расческу и принялась расчесывать волосы, затем уложила их в пучок на затылке. «Если бы только в свое время мой брат Чарлз женился и у него были бы дети, — размышляла она, — тогда мне хоть было бы кого баловать. И с кем проводить такие торжественные мероприятия, как сегодняшнее. Почести воздаются Дедуле, а я одна-одинёшенька могу купаться в лучах всеобщего восхищения и обожания.
Я, по крайней мере, могу приложить свои усилия, свою энергию на пользу этому городу. Я ведь могла выручить за эту картину Бизли огромные деньги, но они мне совсем не нужны. У меня и так полно средств, чтобы безбедно дожить свою жизнь. Жаловаться не на что. Так вот, делом остатка моей жизни будет поддержание памяти о роде Спунфеллоу. И сделать я это смогу, помогая работе нового музея и, в частности, передаче в него всей той ерунды, что найду в нашем сарае. Торжества по случаю Нового года, в центре которых будет портрет моего Дедули, станут всего лишь началом моих усилий».
Джеральдин положила расческу на тумбочку, взяла пузырек с духами, стоявший на том самом месте, куда она его поставила после похорон одного из друзей. «Я никогда не обращала внимание на все эти мелочи, — продолжала размышлять Джеральдин, — я многие годы назад прекратила заботиться о том, как я выгляжу, но сегодня вечером, что ж, сегодня вечером надо сделать исключение». Она оттянула воротник своего платья, засунула под него пузырек и несколько раз нажала на пульверизатор, потом опрыскала духами руки и все платье вообще.
Проверив еще раз, как легла на губы помада, Джеральдин улыбнулась. «Я еще не умерла, вот что я вам скажу, — подумала она. — К тому же, мало кому известно, каким интересным и захватывающим может оказаться сегодняшний торжественный вечер».
Когда Марвин Уинкл прилетел в Денвер в пять часов вечера, он был разочарован тем обстоятельством, что видимость в районе Аспена стала стремительно падать и, следовательно, никакие самолеты в том направлении в этот вечер уже не отправлялись. Аэропорт Аспена закрылся и его не собирались открывать вплоть до следующего утра или до изменения погодных условий.
