– Какая вы злая, – сказал Сергей.
– А с чего мне быть доброй? – усмехнулась Татьяна.
Григорий Иванович на редкость быстро входил в свою роль. Конечно, большую помощь оказывали референты и помощники, которые всегда вовремя успевали шепнуть на ухо нужные имена и отчества, перед важными заседаниями и переговорами готовили проекты речей, написанные так, что какие-то пункты можно было легко заменить в зависимости от того, какой оборот примут события. Но Григорий Иванович и сам не терялся, он все чаще начинал говорить от себя, и по всему видать, получалось у него неплохо.
Единственное, чего он опасался, – это встречи с настоящей Фаиной Петровной. К счастью, ее племянник Женя Точилин, который через Дроздова был в курсе всего происходящего, вовремя уговорил тетю выехать в Сочи и там одновременно отдохнуть и пройти полное медицинское обследование. Это значительно облегчило дядюшкину задачу, и он, ссылаясь на занятость, все время жил в Кремле, не добираясь до квартиры, где родные легко могли бы что-нибудь заподозрить.
Остальные же, складывалось впечатление, не замечали ровным счетом ничего. Прошло лишь несколько дней, а Григорий Иванович понемногу стал забывать, кто он есть на самом деле. Он уже с утра уверенным шагом вошел в зал, где происходило закрытое экстренное совещание.
Слово взял Степанов.
– Антинародный режим Дешериева находится в глубоком кризисе и не имеет перспектив выхода из него, – читал он по бумажке. – Дешериеву не удалось заручиться устойчивой поддержкой граждан Чечни и авторитетных чеченцев за пределами республики. Попытавшись стать единоличным руководителем республики, Дешериев быстро оказался пешкой в руках мафиозных группировок, защищающих свои преступные интересы. Есть у него надежные покровители и союзники среди реакционных политиков в России. Чеченский народ устал, он не хочет больше терпеть дешериевщину. Силы оппозиции сплачиваются; конечно, некоторые незначительные проблемы имеются, но прогрессивные лидеры Чечни поступились своими личными амбициями, и Надтеречный район в глазах всех чеченцев стал символом надежды на скорое вызволение от продажного режима. По имеющимся у нас оперативным данным, во всех административных районах, контролируемых сейчас Дешериевым, созданы подпольные Комитеты содействия оппозиции. Комитеты вооружаются. Сигналом к их совместному выступлению против дешериевщины послужит штурм Грозного силами оппозиции.
– А на штурм-то сил у оппозиции хватит? – спросил кто-то.
– Что касается оружия – вроде все в порядке, – ответил Степанов. – Личный состав они обещали обеспечить. Но с опытными офицерами у них совсем плохо, однако выход имеется. В частях есть офицеры, готовые помочь. Так Нил Сергеевич не возражает против их увольнения из Вооруженных Сил, на время разумеется. Ну а безработные куда хотят, туда и идут: может, кто-то отправится за грибами, кто-то семечками торговать, – хихикнул докладчик. – Но Нил Сергеич Галкин уверяет, что ребята проверенные, честь мундира не уронят, поработают по основной специальности. Человек двести. Нашей армии урон небольшой, да и временный.
– Я чеченцев знаю. Если мы влезем в их внутреннюю свару – через день от всей оппозиции останется десять человек последних авантюристов, а оружие повернется против русских «интервентов», – заявил какой-то явно штатский. – А с тяжелым вооружением как вы собираетесь обойтись?
– Разберемся. Под броней национальность не видно, в самолете – тем более.
– Да вы думаете, что говорите? – не унимался штатский, – это же наше воздушное пространство! Даже если без опознавательных знаков – либо придется признать, что это ВВС России, либо – что ПВО совсем не работает! Как вы это объяснять будете? И у нас в стране не одни дураки, а уж на Западе…
– Не нервничайте. Найдем, что сказать. С министром иностранных дел была беседа, он в принципе не возражает.
Штатский все меньше нравился дядюшке. Театральный опыт помог ему веско завершить дискуссию.
– Дело ясное, – по-президентски решительно сказал он, – надо помочь оппозиции. Переходим к следующему вопросу.
В муровском коридоре Турецкий столкнулся с капитаном Сивычем, который вдруг повел себя совершенно не свойственным ему образом. Он схватил Сашу за рукав и оттащил в темный угол, а затем, убедившись, что рядом никого нет, сказал:
– Тебя-то я и ищу, Александр Борисыч. Слышал про взрыв на Песчаных? Это тебя касается. Только что звонил эксперт-пиротехник.
– Да я вчера после обеда весь день дома провалялся. – объяснил Турецкий. – Ну и чего там на Песчаных? Опять банкиры? Или просто «неосторожное обращение»?
– Можно считать, что неосторожное, – все так же таинственно ответил Сивыч. – Только грохнула такая же штучка, как на Малой Филевской.
– Так это дело тебе поручено?
– Случайно там оказался. Больше послать было некого. В общем, дела такие. Квартиру снимал некто Григорьев, уплачено до конца года, сам Григорьев по многократной визе в Канаде. Крупный бизнес, нефть, конверсионные технологии. По моим данным, вроде бы чист, так что через Интерпол его не вытащишь, а сам он вряд ли в МУР поторопится. Труп опознать – практически безнадежно: на том, что от него осталось, – никаких примет. Соседи в один голос говорят, что после отъезда Григорьева никто в квартиру не входил. Была одна зацепка. Пейджер на кухне был. Его сразу не заметили – на микроволновой печи лежал сверху.
– Пейджер? – переспросил Турецкий.
– Ну да. Такая электронная штука, меньше пачки сигарет. Ты ее с собой таскаешь, когда тебе есть сообщение, она пикает. Там экранчик небольшой, несколько предложений можно передать.
– Ну и чего?
– А вот чего. – На лице Сивыча появилось какое-то странное, загнанное выражение.– Пропал пейджер.
– Как – пропал?
– Испарился. Я на месте кое-что изъял, остатки взрывного устройства сюда на экспертизу, а пейджер и ерунду всякую по описи Нелюбину в сейф сдал. Сегодня с утра прихожу к нему, хочу посмотреть, не появилось ли на пейджере какое сообщение. Нету. Все фуфло на месте, а от пейджера одни воспоминания.
– Ну и что ты?
– Что-что… К Романовой. Служебное расследование начали. Только ты сам понимаешь…
– Дела…
– Вот так вот… У меня от расстройства в животе урчит. Знаешь, одни, когда нервничают, есть перестают, а на меня волчий аппетит нападает. Ну кто как, а я пойду перекушу что-нибудь. Пошли, Саша?
Пока они спускались по лестнице, Сивыч тихо сказал:
– Пейджер-то я просмотрел. Только в рапорте не показал и не собираюсь.
– Что-нибудь интересное?
– Поди разберись! «Свяжись с Валентиной», «В пять подъезжай к Филиппу». Одна зацепка есть, кликухи редкие: «Пупок ищет Скронца». Знаешь, Саша, я простой мент и в эти дела ввязываться не хочу. Конечно, и раньше бывало, что вешдоки пропадали, но не в МУРе… А теперь как бы самому с концами не пропасть.
Турецкий засмеялся:
– Раньше проще было: Гунявый да Карзубый, Осетин да Китаец, Колька-Башка да Петька-Заяц. А тут на тебе: Пупок! Да еще Скронц! Это какой-то зверь сумчатый?
– Не знаю, не слышал. – Василий Васильевич к шуткам расположен не был.
– По картотеке не проверял?
– Ты в своем уме? Может, еще на весь МУР раззвонить? Не проверял и не собираюсь. И вообще, я тебе ничего не говорил. Если хочешь – дело дам посмотреть.
– Понял. А как вообще с этим пейджером работают?
– Набираешь по любому обычному телефону номер оператора и говоришь: «Такому-то абоненту передать то-то». Между прочим, «занято» никогда не бывает.
– Слушай, ведь абонента узнать проще простого.
– Я как раз собирался сегодня заняться.
– Будет что нового – сообщай.
Глава двадцать третья «У ПОЛИ»
Голова разламывалась. Наверно, сказывалось то, что Турецкий не долечился и снова с утра поехал в МУР, а оттуда в Мосгорпрокуратуру. Но лежать и ждать, пока как следует заживет это злополучное плечо, он просто не мог.
В кармане лежал фоторобот «социолога Игоря», который пока никто не опознал. Романова и параллельно с ней Грязнов искали бабушку Татьяны Бурмеевой – после разговора с ее родителями Турецкий был практически уверен, что Татьяна находится именно там. А тут еще этот пейджер. Турецкий чувствовал, что надо посоветоваться. Где бы найти Меркулова…
На столе резко зазвонил телефон. Саша снял трубку.
– Ну как самочувствие?
– Константин Дмитриевич! – с нескрываемой радостью воскликнул Турецкий. – А я как раз о вас думал.
– Надо бы встретиться.
– Я как раз…
– Ресторан «У Поли» знаешь на Полины Осипенко? – перебил его Меркулов.
