инспектора Стивенсона в списке последних набранных номеров.
На этот раз он взял трубку, и от неожиданности я чуть не выронила телефон из рук. К пятой попытке дозвониться я уже практически уверена, что он не ответит.
— Эмма, вы немного не вовремя.
— Дениз намекает, что что-то случилось, — сказала я. — Вы можете рассказать?
— Мы задержали одного человека, который может иметь отношение к вашему делу. А может не иметь. Только, Эмма, поймите, это конфиденциальная информация, и на данном этапе вам лучше в неё не углубляться, так пока не понятно, насколько это связано с делом.
— Так будьте добры, перестаньте мне рассказывать прописные истины и просто скажите, что произошло! — огрызнулась я.
— Прошу прощения. Мы арестовали Джеймса Грэма-Леннокса за хранение детской порнографии.
— Что-о?!
— Один компьютерный мастер нашёл у него на компьютере фотографии и сообщил в полицию.
— Герцог Хардвикский?!
— Да.
— Вот чёрт! — И тут же мне в голову пришла жуткая мысль. — А на них… на них есть…
— Нет, Эйдена на фотографиях не оказалось. — Я протяжно выдохнула. — Это совершенно секретная информация! Не говорите об этом ни с кем, кроме членов семьи, вы поняли? Нам нужно действовать крайне осторожно.
— Разумеется. Чёрт, ведь у него и деньги есть, и возможность была всё это сделать. Господи…
— Эмма, погодите, не теряйте головы. У нас нет никаких улик, которые бы связывали герцога с Эйденом. Во всяком случае, пока.
Положив трубку, я по выражению лица Роба поняла, что в течение разговора, видимо, смертельно побледнела.
— В чём дело? — спросил он. — Арестовали кого-то?
Я физически ощущала близкое присутствие Дениз. Хотелось поговорить с Робом, но она постоянно была рядом и ловила каждый звук, а доверия к ней я не испытывала — она полицейский, а не родственник, и действует прежде всего в интересах полиции. Это было для меня непреодолимым барьером.
— Дениз, не могли бы вы посмотреть, как там Эйден? — попросила я.
— Вас что-то беспокоит? — отозвалась она, широко улыбаясь.
— Нет-нет, просто на всякий случай.
Она несколько секунд колебалась, но в итоге всё же направилась в гостиную. Наконец-то!
— Они кое-кого арестовали, найдя у него на компьютере детскую порнографию, но Эйдена на фотографиях нет.
Роб с такой силой схватился за кухонный стол, что костяшки пальцев полностью побелели:
— Это тот герцог, да? Который живёт в усадьбе на холме, демонстрируя всем свою долбаную аристократичность? Это он?
— Да, — подтвердила я его догадку.
Глаза у него расширились, челюсть съехала вниз, и я поняла, что в голове у него пронеслись точно те же мысли, что и у меня во время разговора с инспектором Стивенсоном. Пошатываясь, он оттолкнулся от стола и запустил пальцы в волосы.
— Блин.
— Пока никакой связи с Эйденом.
— Он педофил, и он живёт рядом с нами. Какие ещё связи им нужны?!
— Нужно гораздо больше, Роб. Нужно найти то место, где его держали. Нужны веские доказательства.
— Это он, — сказал Роб. — Я точно знаю, это он!
— Эмма!
От тревожного зова Дениз у меня по спине пробежал холодок. Обхватив живот руками, я бросилась через коридор в гостиную. Дениз стояла в одном углу комнаты, а Эйден напротив неё, в другом, сжимая в высоко поднятой руке ножницы — жест выглядел угрожающе. Шторы у Эйдена за спиной были разрезаны на мелкие клочки.
— Извините, я просто хотела поставить ему другой диск и не видела, чем он занят, а когда увидела, попыталась его остановить, — объяснилась Дениз. — Но он меня проигнорировал.
— Эйден, дорогой, положи ножницы. — Только сейчас я поняла, как он успел окрепнуть за время, проведённое с нами. Ростом он был по-прежнему ниже, чем обычный шестнадцатилетний пацан, зато набрал вес и словно округлился — грудная клетка развернулась, плечи стали шире. Теперь он выглядел гораздо более грозно, чем неделю назад.
— Малой, всё в порядке, всё хорошо! Опусти, пожалуйста, ножницы, ладно, приятель? — уговаривал его Роб.
Однако Эйден проигнорировал и нас. Он повернулся и продолжил хаотичную нарезку штор на лоскуты, открывая миру внутренности нашего дома.
* * *
Пресса пировала от обилия новостей. Полагаю, у редакторов мозги кипели, когда они пытались сообразить, о чём следует сообщить в первую очередь. В их распоряжении были: арест герцога Хардвикского и ордер на обыск Уэтерингтон-Хауса; фото Эйдена, режущего шторы на кусочки, и нас с Робом, в ужасе стоящих на заднем плане, как полные идиоты; последствия «крик-гейта» и ролик с YouTube, пока не теряющий популярности у пользователей Facebook — а я ещё и подлила масла в этот ворох ядовитых дровишек, отправившись с Эйденом к врачу вместе с Маркусом, выполнявшим роль полицейского сопровождения.
— Как вы думаете, что могло послужить причиной этого его нового поведения? — спросила доктор Фостер. — Ранее Эйден не проявлял никаких признаков деструктивного поведения. Что же изменилось?
— Возможно, он слышал, как я рассказывала Робу об аресте, и это спровоцировало его реакцию. А может быть, всё дело в репортёрах, дежурящих у дома. Я пыталась спросить его, но… — Я пожала плечами.
Сегодня Эйден нарисовал нечто чёрно-красное на сером фоне, а потом на этом тёмном фоне изобразил что-то очень напоминающее толстые железные прутья.
— Может быть, это та клетка, где его держали? — предположила я, показывая рисунок доктору Фостер.
— Жаль, что полиция дала так мало информации.
Я согласилась. Рисунки Эйдена всегда были лаконичны, без лишних деталей, и если мы просили его нарисовать что-нибудь ещё, он просто молча откладывал карандаши в сторону.
— А как ведёт себя по ночам? — поинтересовалась доктор Фостер. — Что-нибудь изменилось?
— Нет, всё по-старому. Я захожу к нему в девять, и он вроде бы спит. Утром прихожу часов в 7–8 — он обычно уже проснулся, но лежит в постели. Потом он идёт душ, при этом оставляет дверь в ванную открытой. После этого мы завтракаем, а после завтрака он обычно сидит и смотрит телевизор. Он смотрит всё подряд, что показывают, и не выказывает никаких эмоций, поэтому я перестала включать ему разные детские передачи
