дежурное «здесь я задаю вопросы», он просто сделал вид, что не услышал его.
– …Быть может, ваша знакомая Станислава Суркова раньше была знакома с Николаем? Вам что-нибудь об этом известно?
– Ох, да оставьте вы уже в покое Стасю! Она не была знакома с Колей. И никакого отношения к тому, что с ним произошло, не имеет! Я думаю, что пора уже прекратить поиски убийцы. Вы его все равно не найдете. И знаете… почему? Потому что вы пытаетесь найти мотив убийства, ищете человека, которому смерть Коли принесла бы облегчение. И никак не поймете, что убили его случайно! Совершенно незнакомый ему человек. Какой-нибудь сумасшедший. Просто шел мимо, взял и выстрелил в глазок. Он и понятия не имел, кому принадлежит квартира и кто там может быть. Возможно, это был вообще ребенок!
– Ребенок? Да, я бы, наверное, и согласился с вами, если бы не одно обстоятельство: пистолет, которым был убит ваш муж, принадлежит Платонову Антону Сергеевичу. Вот как вам такой расклад?
– Не знаю я никакого Платонова. Может, у него дети есть. Говорю же, не знаю. Если бы убийство произошло в квартире и убийца выстрелил бы в Колю, то он бы видел, что стреляет именно в него, понимаете?! А так… Какая-то глупость, абсурд! И мне жаль вас, Валерий, и Дмитриева, вы настоящие профессионалы, вы знаете, как нужно искать убийцу, но вы его не найдете! И не потому, что у вас что-то там не получается. Да потому что это невозможно. Поэтому предлагаю закрыть уже это дело и забыть обо всем этом кошмаре. Вернее, это для меня кошмар, а для вас – просто очередное дело. И еще. Я очень вас прошу, повторюсь, оставьте в покое Стасю. Из-за вас она вынуждена скрываться, жить на каких-то там дачах, мерзнуть, голодать…
– А вам это откуда известно? – Ребров был просто ошеломлен. Где, как, при каких обстоятельствах они виделись или слышались?
– Это неважно.
– Как же неважно, если она в розыске?
– А вы отмените розыск. Говорю же, она ни в чем не виновата. Все.
И она отключилась. Не успел Ребров даже разозлиться на нее, как раздался звонок – Никита.
– Я вычислил, кто из круга Врадия бывал в доме Платоновых. Неоднократно!
– Ну?! Не томи уже!
– Власова. Лилия Николаевна. Мать Нади. Они с Лидией Платоновой подруги. Часто встречаются.
– Ну да, конечно… – раздраженно произнес Валерий. – Прямо так и представляю ее себе с чужим пистолетом в руке, стреляющей в дверной глазок.
– Думаешь, у меня от этой новости хоть что-то прояснилось в голове? Сам в шоке. Вот если бы сама Надя засветилась… Хотя, может, и она тоже там бывала, да только на камере ее не видно, да и Марина эта, Платонова, дочка их, молчит или дерзит, ни на один вопрос толком не ответила. А ведь знакома с Надей. Я так понимаю, что семьи дружат.
– Хочешь, мы вдвоем поедем туда и поговорим с этой Лилией?
– Я не против.
– Заодно я расскажу тебе, что узнал от нашей принцессы Ольги Корнетовой.
– Ты говорил с ней?
– Говорил.
Они договорились встретиться через час в Ордынском тупике, где находилась квартира Власовых.
– Да дома она, – сказала консьержка, когда после четверти часа попыток дозвониться до хозяев дверь им так никто и не открыл. – Лилия Николаевна точно не выходила сегодня.
Разговаривая со следователями через стеклянную перегородку, женщина стояла, прижимая к груди шерстяное красное вязанье. Сквозь толстые стекла очков ее глаза казались просто огромными.
Пришлось уйти. Пока курили возле своих машин, Валерий рассказал коллеге о телефонном разговоре с Ольгой Корнетовой.
– Она так и не призналась, позвонила та ей или они лично где-то встречались?
– Нет. Молчит как рыба. Но уверена, что Суркова не убивала Врадия. Прямо женский заговор какой-то, не находишь? Женя молчит, хотя наверняка знает что-то о Сурковой, может, уже и деньги передала или вообще спрятала ее где-нибудь. Корнетова молчит.
Дверь парадного открылась, и они увидели кутающуюся в шаль консьержку. На ее непокрытую голову начали опускаться снежинки. Притоптывая ногами в коротких сапожках, она сказала, обращаясь к Реброву с Дмитриевым:
– Я вспомнила. И Лилия Николаевна дома, и Владимир Петрович тоже. Видите, его машина стоит? У него водитель отгул взял на два дня, я точно знаю, у него коренной зуб удалили и занесли инфекцию, у него температура, короче, отпросился он… А вот Нади, дочки их, точно нет. Она вот уже три дня как ночует у подружки, Тамара ее зовут. Она тут неподалеку живет. Капы тоже дома нет, моя сменщица сказала, что она вчера часов в пять ушла. Говорит, спешила очень, должно быть, на электричку опаздывала, она за городом живет с дочерью.
– Капа – это кто?
– Капитолина, домработница ихняя. Да, вот так… Так что странно, что вам не открыли. Вы точно в ту квартиру звонили?
Они вернулись, поднялись на второй этаж, позвонили в квартиру Власовых. Переглянулись, когда Никита, позвонив на телефон Владимира Петровича, услышал доносящийся из-за дверей рингтон. Чтобы убедиться, что это не совпадение, Никита перезвонил – и тотчас отреагировал телефон Власова в квартире.
Тогда Ребров принялся стучать в дверь.
– Владимир Петрович, следственный комитет! Откройте, пожалуйста!
К их удивлению, послышался звук шаркающих домашних тапочек за дверью, затем раздался лязг отпираемых замков. Когда дверь открылась, они увидели бледного Власова с мокрым лицом. В домашнем толстом халате, не подпоясанного, между полами проглядывала полосатая голубая пижама.
– Что с вами, Владимир Петрович? Вам плохо? Вызвать врача? – забеспокоился Никита.
Но Власов просто отошел в сторону, как бы пропуская визитеров внутрь квартиры.
Там, в гостиной, на полу лежала Лилия Николаевна. Ее розовая ночная рубашка в области живота напиталась кровью. Белый ковер под телом стал красным. Женщина была мертва.
– Как же я рада, что увиделась с ней! – говорила возбужденно Стася.
Они сидели с Женей в кафе. За окном шел снег, а в кафе было тепло. Стася обнимала ладонями большую чашку с горячим какао. Перед Женей стоял прозрачный чайничек с чаем.
– Женя, я так тебе благодарна! Теперь хотя бы я точно знаю, что Оля меня ни в чем не подозревает! Я, сама знаешь, ужасно боялась встречаться с ней, боялась, что она сразу же вызовет полицию. Конечно, мне было ужасно стыдно признаваться ей, что я вообще делала в ее квартире. Я прямо чувствовала, как щеки мои начали краснеть. Но я так прямо ей и сказала,
