согласился Качанов, – не беспокойтесь, я не буду мешать.
Кирьянов поблагодарил Бориса Михайловича и поднялся с места.
– Мы будем держать вас в курсе, а пока начнем готовить операцию, – подполковник вопросительно посмотрел на меня, но я попросила друга дать мне еще несколько минут.
– Хорошо, я подожду в машине. До встречи, Борис Михайлович.
Когда дверь за Володей закрылась, я достала из рюкзака дневник, который мы с Иваном нашли у Коневой.
– Это дневник, которым Лариса Ильинична пыталась вас шантажировать.
– Надо же, вам все же удалось его найти, – грустно улыбнулся Качанов, – а я-то думаю, почему она больше не звонит?
– Содержание части записей вам, думаю, знакомо, – сказала я.
Борис Михайлович молча кивнул и подтянул к себе потрепанную тетрадь.
– Мне все равно, что там написано. Как я уже говорил, главное, это писала моя дочь… – начал он, но я прервала его, положив руку на обложку.
– Я бы не хотела, чтобы у вас осталось неправильное впечатление об этой тетради. Если вы откроете дневник, то увидите, что в нем не хватает страниц. Конева вырвала эти страницы, потому что в случае, если бы она продала документ какому-нибудь изданию, большого скандала бы не получилось.
Я достала из рюкзака несколько листков, исписанных с двух сторон.
– После того как я просмотрела дневник, листы и почерк мне показались знакомыми. В первый наш визит в квартиру Алены Иван по моей просьбе сфотографировал ворох бумаги, лежавший у письменного стола вашей дочери, и я изучала эти фото в процессе работы. Правда, вначале страницы с записями не привлекли моего внимания – больше заинтересовали рисунки. Но на днях я забрала всю эту кипу бумаг домой и, подробно рассмотрев, увидела, что в ней есть вырванные страницы из дневника. Лариса Ильинична просто бросила их в комнате, даже не удосужившись уничтожить. Вот они, – я протянула Качанову тонкую стопку листов через стол. Тот осторожно взял ее и, не сдержав эмоций, вытер из уголков глаз набежавшие слезы.
– Мне пришлось прочитать все, что Алена написала, вы уж простите. Но думаю, вам не будет так горько, когда вы прочтете вырванные отрывки. Ваша дочь сожалела, что сгоряча написала о вас плохо, и упомянула о том, как сильно любит вас и как благодарна за все, что вы для нее сделали. Правда, есть еще один недостающий лист – в середине тетради. Думаю, его вырвал Иван. Пока я отвлекала Коневу, он достал дневник из тайника. Наверное, пролистал и нашел неосторожное упоминание о себе.
Воцарилось тягостное молчание. Убитый горем отец растерянно перебирал тетрадные листы с последними словами, которые дочь написала при жизни.
– Что теперь будет? – наконец спросил он.
– Теперь мы его поймаем, – просто ответила я.
* * *
Когда я вышла на улицу, оставив Качанова наедине с его печалью и бутылкой коньяка, дождь уже закончился, и в придорожных канавах залегли теплые глубокие лужи. Кирьянов сидел в своей машине и разговаривал по телефону. Заметив, что я вышла из здания, он сдвинул бумаги на переднем сиденье и знаком велел мне сесть рядом.
Я забралась в салон и, ожидая, пока подполковник закончит разговор, залезла в телефон. На экране мерцало уведомление о новом сообщении.
«Не могу дождаться».
Вздохнув, я отбарабанила ответ: «Я тоже», снабдив его смайликом-сердечком.
Кирьянов положил трубку и обернулся:
– Ну что, мать, готова?
Я пожала плечами.
– В теории готова. Как на деле будет – не знаю. Пытаюсь понять, где нужно искать эти драгоценности и каким образом мне это сделать. Не могу же я у него на глазах рыться в вещах. Кроме того, он пригласил меня в загородный дом. А если кольцо и серьги у него в городской квартире?
– А интуиция что подсказывает?
– Я бы ставила, конечно, на дачу. Далеко, безопасно. Этот дом – его надежное убежище. Драгоценности должны быть там.
– Нервничаешь?
– Немного.
– Мне тоже неспокойно, – сказал Кирьянов. – Если что-то пойдет не по плану, нам понадобится время, чтобы взломать дверь и прийти к тебе на помощь. Главное, на тебе будет микрофон, и мы будем рядом, помни об этом.
– Я справлюсь, – успокоила я своего друга.
– Как найдешь улики, скажешь кодовую фразу «Пойду подышу воздухом. Дай мне куртку».
– Я все помню.
– Слушай, одного не понимаю, – вдруг вспомнил Кирьянов, – почему эксперт был уверен, что убийца – женщина или, по крайней мере, невысокого роста? Твой помощник вполне себе рослый парень.
– Ты помнишь расположение двери квартиры у Каменцевых? – ответила я, усмехнувшись. – Косяк начинается прямо у ступеней. Все посетители стоят на ступеньку ниже, когда ждут, что им откроют дверь. Он просто бил снизу.
– Надо же, я даже внимания на эту дверь не обратил.
– Я тоже сначала.
– Ты вообще его не подозревала? – вдруг спросил Владимир Сергеевич.
В его голосе я расслышала искреннее недоумение.
– Намекаешь, что я провела с ним много времени и должна была раскусить раньше?
– Да это не претензия, – примирительно сказал Кирьянов, – ты просто устала. Мне грех жаловаться. Мы вообще рыли в ложном направлении. Если бы ты не поняла все, увидев этот чертов брелок, не знаю, что было бы. Светлов, возможно, уже на нары загремел бы. Он – твой должник.
Мне не удалось сдержать легкую улыбку:
– На самом деле я поняла всё на минуту раньше, чем увидела ключ. Было еще кое-что в комнате Алены, что навело меня на правильные выводы.
Кирьянов удивленно поднял бровь:
– И что же?
Глава 9
Я поглядела на себя в зеркало. Вырез темно-синего платья был скромным и позволял спрятать маленький микрофон, который мне дал Кирьянов. От небольшого скучного декольте внимание отвлекали приталенный силуэт и разрез на юбке, выгодно подчеркивающий стройность моих ног. Я знала, что будет неудобно, но все же надела туфли на шпильке – на «романтический ужин» не являются в кроссовках, а Ивана ничто не должно насторожить.
Он заехал за мной в семь часов. Выглянув
