- А вы там будете? - спросил я.
- К первому забегу приеду. Но потом мне придется уйти пораньше, вернуться в Оксфорд. У нас клубный обед.
- А я могу перезвонить вам? - спросил я. - Мне надо поговорить со своей невестой.
- Привозите ее с собой, - тут же ответил он. - Там буфет, будет хороший ужин, и число гостей - не проблема. Тем более что я уйду до подачи пудинга, так что еще много останется, - со смехом добавил он.
Нет, ей-богу, нравился мне этот парень, Бен Робертс.
- Хорошо, - сказал я. - С удовольствием.
- Так один или вдвоем? - спросил он.
- Один - точно. Но может, и двое.
- Ладно, передам отцу. Он будет рад. Сами мы подъедем часам к пяти. До встречи!
И он повесил трубку.
Я призадумался: разумно ли ехать в Челтенхем? Ведь это вотчина старшего инспектора Флайта, и на скачках будет полно полицейских из Глочестершира. Но почему я должен их бояться? Ведь я никакого преступления не совершал.
Затем я позвонил старшему инспектору Томлинсону.
- Вы где? - осведомился инспектор. - Страшный шум на линии.
- Я на трассе, - ответил я. - И в машине у меня проблемы со звукоизоляцией.
- На какой именно трассе?
- Разве это имеет значение? - уклончиво ответил я вопросом на вопрос.
- Используете систему громкой связи? - не унимался он.
Я не ответил.
- Ладно, - сказал он. - Будем считать, что нет.
- Вы что, собираетесь арестовать меня за разговоры по мобильнику во время движения?
- Нет, - ответил он. - Просто пытаюсь сократить наш разговор до минимума. Чего вам надо?
- Мне необходимо встретиться с вами и суперинтендантом Ирингом, - ответил я. - И еще со старшим инспектором Флайтом, если он, конечно, будет не против. И если обещает не арестовывать меня.
- Где хотите встретиться?
- Вам решать, - сказал я. - Но постарайтесь, если можно, договориться на четверг.
- Зачем вам нужна эта встреча? - спросил он.
- Хочу рассказать, за что именно убили Геба Ковака и почему ныне покойный стрелок с глушителем пытался прикончить меня.
- А почему не сегодня? - спросил он. - Или, на худой конец, завтра?
- Просто должен сперва кое с кем переговорить.
- С кем?
- С одним человеком.
- Я ведь уже говорил, оставьте расследование нам, - сердито произнес старший инспектор.
- Я и собираюсь, - сказал я. - Именно по этой причине и хочу встретиться с вами и суперинтендантом.
Но до этого мне нужно как можно больше узнать о болгарском проекте.
- Ладно, - сказал он. - Договорились. Как с вами связаться?
- Оставьте сообщение на этот номер. Или же я сам завтра вам перезвоню.
И я отключил телефон.
Затем съехал с автострады на развязке у Ридинга, описал круг и вернулся на ту же дорогу, только теперь поехал в обратном направлении, к Ньюбери.
Включил телефон и набрал номер конторы. Ответила миссис Макдауд.
- Приветствую, миссис Макдауд, - сказал я. - Это Николас. Нельзя ли поговорить с мистером Патриком?
- Вы скверный мальчишка, - тут же укорила меня миссис Макдауд. В голосе ее звучали строгие учительские нотки. - Разве можно было так огорчать мистера Грегори? У него просто сердце разрывается.
Я не ответил. Лишь подумал про себя: чем скорее разорвется у него сердце, тем лучше.
Молчал и ждал, когда она соединит меня.
- Привет, Николас, - сказал Патрик. - Ты где?
«Почему, - подумал я, - мое местопребывание стало для всех навязчивой идеей?»
- В Ридинге, - ответил я. - Ты говорил с Джессикой?
- Пока нет. Сегодня утром сам начал просматривать этот файл. А позже собираюсь обсудить это дело с Грегори.
- Смотри, будь с ним осторожней, - сказал я.
- А ты будь серьезней, - парировал Патрик.
- Клянусь, я серьезен, даже очень серьезен, - ответил я. - На твоем месте я бы поговорил сперва с Джессикой. А уж потом вы вдвоем - с Грегори.
- Ладно, посмотрим, - сказал Патрик.
Патрик и Грегори были партнерами долгие годы, и Патрику следовало бы знать, что убедить друга хоть в чем-то - задача практически невыполнимая. И, наверное, не стоило винить его в том, что он решил сперва все проверить сам, прежде чем обращаться к Джессике.
- Оставь это мне, - решительным тоном произнес Патрик.
- Ладно, - ответил я. - Валяй, действуй. Но завтра я позвоню, узнать, как продвигаются дела.
И я отключил мобильник и посмотрел в зеркало заднего вида. Никаких синих проблесковых маячков в поле зрения, никаких полицейских автомобилей. Я двинулся обратно в Лэмбурн.
- Хочу домой, - сказала мама, когда я вошел на кухню.
- И ты туда поедешь, - пообещал я. - Но прежде надо убедиться, что это безопасно.
- Но я хочу домой прямо сейчас!
- Скоро, - сказал я.
- Нет! - театрально воскликнула она и подбоченилась. - Прямо сейчас!
- К чему такая спешка? - спросил я.
- Мы торчим здесь уже бог знает сколько времени, - ответила она. - И потом я беспокоюсь о своем коте.
- Вроде бы он не твой.
- Да, не мой, и тем не менее я о нем беспокоюсь. И еще у меня завтра вечером заседание исторического общества, и я не хочу его пропускать.
Не следует путать с «Женским институтом»[18]. Даже Тони Блэр усвоил, в чем разница.
- Ладно, - кивнул я. - Обещаю завтра же отвезти тебя домой.
Она не слишком обрадовалась, но, поскольку такси до дома было ей не по карману, пришлось смириться. Завтра так завтра. Я решил отвезти ее, а уже потом поехать на скачки.
А потом за меня принялась Клаудия.
- Хочу домой, - заявила она, когда я вошел в спальню. Она стояла возле кровати и складывала вещи в чемодан.
- Что, с мамой поговорила?
- Может, и говорила, - ответила она.
Что значит это «может» - я так и не понял.
- Дорогая, - начал я, - на четверг у меня назначена встреча с полицией, там все и выяснится. Можем поехать домой сразу после этого.
- Но почему нельзя было назначить на сегодня или на завтра?
- Потому что до того мне надо кое с кем переговорить, и я увижусь с этими людьми только завтра вечером, на скачках в Челтенхеме.
Она перестала складывать вещи и уселась на кровать.
- Я этого не понимаю. Если человек, пытавшийся тебя убить, теперь мертв, к чему нам прятаться?
- Могут быть и другие, - ответил я. - Не хочу рисковать без необходимости. Ты мне слишком дорога.
Я сел на кровать рядом с Клаудией и обнял ее за плечи.
- Но я здесь страшно скучаю, - жалобно сказала она. - И потом у меня кончились чистые трусики.
Ах, вот она в чем, истинная причина такой спешки.
- Вот что, - сказал я. - Я обещал маме отвезти ее в Вудменкоут завтра. Так почему бы нам всем не пообедать где-нибудь сегодня вечером? А завтра, сразу после ленча, поедем в Вудменкоут вместе с мамой, и ты сможешь остаться у нее или поехать со мной на скачки. Что скажешь?
- Я не хочу на скачки.
- Ладно, как хочешь, - сказал я. - Тогда останешься у мамы.
- Ну хорошо, - протянула она. - А куда поедем сегодня обедать?
- В какое-нибудь тихое милое местечко, где подают хорошую еду.
«И туда, где меня не узнает кто-нибудь из местных».
По рекомендации Джен мы отправились в гостиницу «Медведь» в Хангерфорде, где заказали роскошный обед в пивном баре и бутылку дорогого вина к нему.
- Буду скучать без вас, - сказала Джен, когда нам подали кофе. - Приятно, когда в доме много народа. Приезжайте на Рождество. Обещаете?
Мама с Клаудией обещали, произнесли за это тост, подняв бокалы с бренди. Напиток сделал свое дело, мои дамы успокоились, и я благополучно отвез их, веселых и довольных, назад в Лэмбурн, где они тут же улеглись спать.
- Полицейские там будут? - спросила Клаудия, когда до Вудменкоута оставалось несколько миль.
Тот же вопрос я задавал и себе с того самого момента, как согласился отвезти маму домой.
- А мне плевать, будут или нет, - откликнулась мама с заднего сиденья. - Прямо не терпится поскорее оказаться дома.
- Если будут, - сказал я, - то притворюсь водителем такси, доставившим пассажиров до дома. - С этими словами я порылся в кармане и протянул Клаудии двадцатифунтовую банкноту. - Вот. Расплатишься со мной, и я сразу уеду. Ну, прежде, конечно, помогу выгрузить вещи. А позже позвоню вам, со скачек.
- Но ведь они могут узнать тебя, - заметила Клаудия.
- Придется рискнуть. Может, и не узнают.
Но меня куда больше беспокоило другое. Не хотелось приехать и увидеть, что дом опечатан как место преступления. На крыльце висит лента с надписью «Полиция. Не входить», на всех дверях замки.
Впрочем, беспокоился я напрасно. Приехав, мы не увидели ни лент, ни замков, ни полицейских.
Единственное новшество заключалось в том, что над головами нависал провод, отходил от угла дома и крепился к телеграфному столбу на лужайке - знак поспешной починки телефонного кабеля.
Мама отперла входную дверь ключом, впустила нас.
Все было как прежде. Никаких видимых признаков того, что всего неделю тому назад здесь произошла схватка не на жизнь, а насмерть. Впрочем, каждый из нас не удержался и взглянул на то место у подножия лестницы, где лежал стрелок. Никаких меловых линий, обводящих тело, никаких других признаков того, что здесь был труп. Ничего не говорило о том, что в доме имела место насильственная смерть.
