Виталий Дёмочка - Строгий режим

Дверь открылась без привычного грохота, как будто дубаки специально смазали засовы и петли, чтобы этого не слышали дежурные верхнего и нижнего этажей. Среди дубаков стукачей начальству тоже было достаточно, тем более что сегодня ДПНСИ был как раз из правильно-принципиальных, поэтому даже если и не смазывались двери специально, то открывались осторожнее. В хату зашёл сухощавый мужчина лет сорока пяти и прямо на пороге обнялся с приветствовавшим его Андреем Спасским. Они не сидели нигде вместе, но были с одного города и друг друга хорошо знали. Андрей даже всегда помогал со своёго бизнеса постоянно сидящему по лагерям Немцу ещё с тех пор, как этот бизнес был у него нелегальным в советские годы.

Немец был по пояс раздетым и олимпийку держал в руках, видимо, дубаки его выдернули неожиданно, едва узнав о местонахождении ДПНСИ. На нем не было никаких наколок, но вся его внешность говорила о том, что отсидел он немало, и всё несидевшее до этого окружение Протаса, включая его самого, прониклось уважением к этому человеку. Тем более они уже знали от своёго сокамерника о его авторитете и рассчитывали на него.

— Гена, — представился он всем, протягивая руку каждому, — можно просто Немец. А чё, музыку можно потише сделать?

Все тоже назвались, поприветствовав его, и Спасской показал ему на сидящего у его двери Кузнеца и на ухо, давая понять, что эти уши — лишние.

— О-о, и ты здесь? — удивился Немец, увидев Кузнеца, с которым тоже судьба сводила по лагерям. — Здорово что ли?

— Курнёшь? — сразу протянул ему пятку Тёплый, единственный из всех, кто курил наркотик.

— Конечно, — сразу взял папиросу Немец и прикурил от протянутой зажигалки. Сделав две полноценные хапки, он протянул пятку Протасу, сидящему сразу за ним, чтобы она прошла круг, но за ней потянулся Тёплый.

— Он у нас один только курит, — пояснил Протас и сразу перешёл к делу. — Гена, ты Солому хорошо знаешь?

— Заочно только, — отрицательно покачал головой Немец. — Так, в глаза, ни разу не видел. Но здесь-то увижусь, наверное. А чё?

— Да в том-то и дело, что мы тоже его раньше не знали, поверили ему, — начал говорить Протас почему-то от общего имени, хотя дело казалось его самого. — Пришёл тут к нам, помогите, век не забуду и всё такое. Ну я нарыл ему денег, передать хоть, слава богу, не успел…

— А чё такое? — сразу заинтересованно спросил Немец.

— Да попросил его за девчонкой своей присмотреть, чтоб её там не заклевали. Она сама тихонькая такая, сюда стопудово случайно попала. Ну он и присмотрел, в благодарность мне…

Протас сказал это таким тоном, что Немец сразу всё понял.

— Чё, вые…ал? — спросил он.

— Он уже сам с ней там любовь крутит, — не стал уточнять Протас. — Воспользовался тем, что я сам не могу, бля, до неё добраться, она на старом корпусе сидит. Ау него-то везде зелёная. Он её и в кабинет к куму может затащить, лясы один-на-один поточить. Вот и уломал девку.

— А ты это точно знаешь? — спросил Немец, глядя ему прямо в глаза.

— Да, конечно точно, — уверенно ответил Протас, не отводя взгляда. — Я бы не стал поднимать этот вопрос, если б не был уверен, — сказал он и, чтобы не говорить о том, откуда он это знает, потому что рассказывать о прохлопывании чужого малька он не собирался и пришлось бы что-то придумывать, он быстро спросил: — Вот как вот этот поступок, по-людски если рассудить?

Немец прищурился и посмотрел на него внимательным взглядом.

— А ты за девку свою рамс хочешь качнуть, или за поступок? — спросил он, сделав ещё хапку и залечил слюной на пальце тлеющий кончик папиросы.

— Да девка-то чё? — замялся в нерешительности Протас, сомневаясь в том, что Немец встрянет в это дело из-за женщины. — За поступок, конечно. Тут за один поступок такой, я считаю, порвать можно.

Немец, делающий в это время ещё одну большую хапку, закашлялся и передал пятку своёму земляку.

— Добивай, — выдавил он сквозь кашель и посмотрел на Протаса красными и мокрыми от выступивших с кашлем слёз глазами.

Протас, не куривший наркотик и не знающий, что это такое, воспринял внезапный кашель Немца как реакцию на свои слова и нерешительно посмотрел на своих сокамерников, прежде чем поднять глаза на Немца. Думая, что сказал неправильно, он поставил себя в неловкое положение.

— А ты за тёлку свою, что, прощаешь, что ли? — неожиданно спросил Немец. — Не уважаешь ты себя, совсем не уважаешь.

— Да не-е, — вступился за Протаса Андрей. — Просто мы ж не сидели никогда, не знаем, как у вас там по понятиям…

— А в этом деле понятия не нужны, — покачал головой Немец и посмотрел на Протаса в упор. — Делай, как тебе твоё человеческое я говорит.

Павел опять посмотрел на всех, но уже более решительным взглядом, и спросил:

— Ну, а ты поддержишь, если я сам предъявлю?

Немец опустил взгляд куда-то в пол и задумался.

Повисла напряжённая пауза, во время которой Протаса посетили нехорошие мысли. Главной из них была, что Немец этот, возможно, ещё матёрей, чем кажется. В его узких глазах Павел уловил хитрый блеск. Возможно, ему это и показалось, ведь Немец курнул гашиша, но почему-то он перестал ему верить. За время, проведённое в тюрьме, он узнал много о тех матёрых уголовниках, которые царствовали в этом мире. На строгом режиме, по словам Кузнеца, были такие рыси, которые могли на ровном месте обвести тебя вокруг пальца или убрать тебя с дороги чужими руками. Вот и сейчас Протасу показалось, что Немец не зря надавил на его мужское достоинство и намекнул, что предъявлять можно, но самому. Возможно, он хотел устранить Солому его, Павла, руками и самому потом стать смотрящим. Эту мысль усилило воспоминание рассказа Спасского о том, что Немец был даже на полосатом режиме, где раньше содержались только особо опасные рецидивисты. А теперь, с разгоном особого режима, все полосатики оказываются на строгом, где и без них хватало матёрых зеков.

Протас уже хотел было сказать Немцу, что без поддержки он не будет начинать эти качели, пока тот не сказал ещё что-нибудь вроде слабости характера Павла, как из кабуры раздался голос соседей.

— Восемь семь, возьмите маляву.

Тёплый подошёл к кабуре и, взяв маляву, усмехнулся.

— Нет, он не сто лет жить будет, а все двести. Тебе, Паха.

Протас взял протянутый ему малёк и увидел обратный адрес «с х78». Было понятно, что это от Соломы, и обвел всех недоумённым взглядом.

— От Соломы что ли? — догадался Немец.

— Угу, — кивнул Протас и, вскрыв малёк, начал читать. Сидящие по бокам Спасской и Немец тоже заглянули в написанное.

Ночи доброй, Паха. Всем кто рядом тоже. Но новости для тебя недобрые, брат. Тёлка твоя, за которую ты просил похлопотать, на меня запала. Ты не обессудь, что я так прямо, но говорю как есть. Я ж посуетился за неё там по твоей просьбе, ну она меня увидела и запала. Я решил тебя сразу курсануть по этой части, а то потом узнаешь, будешь зуб на меня точить. Ты на меня зла не держи, брат, это ж я не по своей воле к ней в хату стал заходить, за тебя суетился. Да и не стоит твоей головной боли та тёлка, которая в твоё отсутствие кидается на первого встречного. Ну и меня тоже пойми, я же не идиот, сидя в тюрьме от такой тёлки отказываться, если она сама на шишку просится. Да и она сказала, что у вас с ней ничего не было, просто соседи. Может и спи…дила. Так что ты уже, брат, сам решай, давать мне к выходным эти бабки или нет. Я тебя поставил в курс заранее. А за тёлку эту не гоняй, на хер такая шалава тебе нужна? Надеюсь, ты на меня не в обиде останешься. А с бабками, как уже сказал, сам решай. Отпиши только потом, чё решишь. Ну всё пока. Жму пять. С ув. Саня.

Едва ещё только начав читать и увидев, о чём идёт речь, Протас сразу похолодел и сердце его забилось от злости. Еле сдерживая себя, он тупо смотрел в уже прочитанные строки и не мог сообразить, что ему делать, пока его не вывел из этого оцепенения голос Немца, тоже прочитавшего малёк.

— Ну, вот тебе и ответ на твой вопрос, — спокойно проговорил он.

— На какой вопрос? — вскинул голову Протас.

— Ну ты же спрашивал, поддержу ли я тебя, если ты ему предъяву сделаешь. А за что теперь предъяву делать будешь? — Немец кивнул головой на малёк в руках Протаса. — Он уже сам пояснил свой поступок, по чесноку. Да и бабки ты ему, оказывается, не давал ещё.

— Как он пояснил? — удивлённо спросил Тёплый. — Паха, дай я почитаю.

Тёплый сам взял из рук сидящего без движения Протаса малёк и стал с интересом читать вместе с остальными, кто ещё не видел.

Во рту у Павла всё пересохло, как будто это он обкурился гашиша, и его взгляд остановился на кружке с заваренным чаем. Правильно поняв его, Спасской сразу открыл крышку и, буторнув чай пару раз, налил в маленькую кружку и дал Протасу.

— Держи, Паха, — сказал он и стал открывать приготовленную заранее коробку конфет. — Может в натуре она того не стоит?