Сычев поставил на подоконник большой, плотной бумаги пакет с бутылкой шампанского, пластмассовыми стаканчиками и парой спелых наливных яблок, выглянул за окно и поцокал языком.
– Что-то Бог сердится на нас сегодня, – он вытащил из пакета бутылку, сорвал фольгу и раскрутил проволочку. – Конечно, это не «Дом Периньон» и даже не «Шато-де-Блиньи», просто никакой другой бутылки шампанского не оказалось под рукой. Выпьем эту шипучку. Чисто символически, – он вытащил из горлышка плотно засевшую в нем пробку, поставил на подоконник пластмассовые стаканчики и наполнил их до середины. Пузырьки углекислоты образовали неустойчивую, мгновенно осевшую пенку. – Ну, теперь осмотр закончен. Что скажешь?
– Недвижимость – великое дело, – Чикин взял с подоконника стаканчик. – Хорошо вложил деньги, – осматривая первый этаж особняка, Чикин уже израсходовал все заранее приготовленные комплименты, даже начал повторяться и теперь с трудом подыскивал новые слова.
– Да, этот домишко для себя люди строили, – Сычев поставил бутылку на подоконник и поднял свой стаканчик. – Не то, что теперь лепят. Ширпотреб, безвкусица. А это, – Сычев пару раз стукнул ладонью по стене, – индивидуальное исполнение, как костюм от хорошего модельера. Для состоятельных людей со вкусом, для элиты, – самодовольство распирало Сычева.
«Чиновников, людей с государственным положением ты к элите не относишь, – со злостью подумал Чикин. – Для тебя элита – это такие пузаны вроде тебя самого, те, у кого деньги из задницы сыплются. Тоже мне, элита… Дерьмо на лопате, а не элита. Все чиновники, создающие тебе условия для роскошной жизни, в твоем понимании ничтожества». Чикин, не желая показать внутреннего раздражения, сделал глоток из стаканчика. Шампанское отдавало живыми дрожжами и ещё какой-то неизвестной гадостью, кажется, сырой рыбой. Он поморщился, осушил стаканчик до дна и поставил его на подоконник.
Возможно, это раздражение и не возникло бы в душе Чикина, если бы Сычев рассчитался с ним за все услуги ещё на пороге особняка, как только они остались один на один, а не отложил главное дело на потом, не таскал Чикина по всем углам и закоулкам своего особняка. Чикин, не в правилах которого напоминать людям о денежных счетах, полагавшего, что о долгах обязаны помнить сами должники, на этот раз решил своему правилу изменить. Но все как-то не подворачивалось момента вставить слово, и он только больше раздражался.
Последние слова Сычева о богатых людях, якобы составляющих элиту общества, только подлили масла в душевный огонь. Чикину вдруг вспомнились отзывы Сычева, походя данные им об одном общем знакомом, большом человеке в правительстве. «Да кто он такой без своей должности? – сказал тогда Сычев. – Вынь сегодня из-под него это чиновничье кресло, завтра никто не вспомнит, что такой человек вообще есть на белом свете». А ведь тот мужик, получивший столь унизительную характеристику, многое сделал для Сычева, помогал ему едва ли не безвозмездно. Интересно, как Сычев за глаза отзывается о нем, Чикине? В лучшем случае называет прыщом на ровном месте или хреном с высокой горы. Неприятно, а что сделаешь… От этих мыслей на душе Чикина стало ещё тяжелее.
– Ты меня не слушаешь совсем, – Сычев тронул Чикина за плечо. – Витаешь где-то в облаках. Я говорю, как, на твой взгляд, нужно фасад перекрасить?
– А я вот о другом думаю, – Чикин сделал глоток из стаканчика и выдержал паузу. – Совсем о другом. Вот я оказался на мели, а жена мечтает кое-что купить, так, по мелочам. Вот я и думаю: напомнить некоторым собственникам, – он зло глянул на Сычева, – об их обязательствах или подождать с этим? Подождать, когда сами вспомнят.
Сычев выпятил нижнюю губу и развел руки в стороны.
– А, вот ты о чем, – он поставил свой стаканчик на подоконник, запустил руку во внутренний карман пиджака и вытащил пачку денег, перехваченную резинкой. Он протянул деньги Чикину. – За помещение под склад спасибо. Я там все вчера осмотрел, на днях перекину туда партию товара.
Чикин взял пачку денег, взвесил её на ладони и опустил в карман. Все-таки Сычев по натуре неисправимый самоуверенный болван, но, надо отдать ему должное, не жмот. А то другие начинают прибедняться, хоть милостыню им подавай. Человеческая щедрость искупает многие недостатки, даже пороки. Морщинки на лбу Чикина разгладились. Он даже улыбнулся и со вкусом допил шампанское.
– Ты знаешь, для меня долг денежный – святая вещь, – Сычев разлил по стаканчикам остатки шампанского. – Ну, скажи сам, когда-нибудь я забывал добро?
– Вроде за тобой не замечалось, – Чикин почувствовал, как градус его настроения заметно поднялся. – Я ведь так напомнил, к слову. Без намеков, люди – существа забывчивые.
Шампанское в стаканчике перестало горчить. Пачка денег приятно терлась о грудь, чуть оттягивала карман. Вот так-то бы сразу, с этого и нужно было начинать. Пожалуй, можно бы купить жене какую-нибудь побрякушку.
– Хочу жене позвонить, – сказал Чикин. – Сегодня с утра поцапались. Надо загладить, пока она ещё в парикмахерскую не ушла.
– Ну, спустимся сейчас, в машине телефон, позвонишь, – кивнул Сычев. – Я вот уж два года, как в разводе, а кажется, только это время и пожил по-человечески. Оправдываться мне теперь не перед кем.
– Я уж свое наразводился, поздно мне с Таней расставаться, – неуверенно сказал Чикин.
– Для хорошего дела понятия «поздно» не существует.
* * *Сычев застыл с бутылкой в руке. Остановившимися глазами он смотрел куда-то за спину Чикина. Тот обернулся взглянуть, что же там у него за спиной. В нескольких шагах от себя Чикин увидел незнакомого человека в темном костюме с переброшенным через плечо ремнем спортивной сумки. В правой руке он держал обрез охотничьего ружья.
Чикин не успел ни испугаться, ни подумать о чем-то. Он только перевел взгляд на Сычева, вдруг заметно побледневшего. Уже через секунду Чикин понял, что оказался не в том месте и в неподходящее время. Сычев тяжело дышал, сжимая пальцами горлышко пустой бутылки из-под шампанского. Человек с обрезом тоже не произнес ни единого слова. Возможно, эта немая сцена длилась ещё минуту, или час, или целую вечность. Но Чикин, уже интуитивно сообразивший, что к чему, прервал молчание.
– Я тут, тут я случайно оказался, – сказал он полушепотом, чувствуя, как губы сделались сухими и непослушными. – Я тут, извините, – он перевел взгляд на свой стаканчик с шампанским, предательски задрожавший в руке. – Извините, – он поставил стаканчик на подоконник. – Извините, – снова повторил Чикин.
В эту секунду ему показалось, что этому человеку с обрезом нужно все толково объяснить, рассказать, что он, Чикин, человек случайный, попал в этот особняк лишь на минутку и сейчас же готов уйти, чтобы Сычев с незнакомцем спокойно выяснили отношения в его отсутствие.
– Я просто… – Чикин, стараясь начать объяснения, разлепил сухие губы. – Я готов…
– Ты, задница грязная, – Денисов внимательно посмотрел на Чикина, – вынь деньги из кармана и положи на подоконник. Так… Теперь четыре шага назад и встань на колени.
– Деньги, конечно, – пробормотал Чикин, положил на подоконник стянутую резинкой пачку из внутреннего кармана. – У меня ещё часы золотые, – начал он, но Денисов не дал ему продолжить.
– Четыре шага назад и на колени, – рявкнул он, и ствол обреза мотнулся из стороны в сторону.
Чикин опустился на колени, решая, что делать с руками, поднять вверх или опустить вниз. Ему сделалось легче на душе, когда деньги оказались на подоконнике. Возможно, этой суммы хватит, чтобы рассчитаться за жизнь, решил он. Надежда на то, что все для него кончится благополучно, одним испугом, ещё оставалась.
– Так часы снимать? – спросил он раболепным голосом.
– Заткнись ты лучше, – Денисов сделал полшага к Сычеву. – Что, выпил за мой упокой?
– За упокой? – переспросил Сычев, все ещё пребывавший в состоянии столбняка.
Он стоял, толстый и нескладный, посредине комнаты, держа в опущенной руке бесполезную пустую бутылку. Чикин разглядывал спину Сычева, эту бутылку, снимая с руки золотые часы. Ему казалось очень важным отдать эти часы, казалось, этот добрый жест даст ему лишний шанс, лишнюю каплю надежды. Расстегнув браслет, он бросил часы к ногам мужчины в черном костюме. Денисов посмотрел на часы, на секунду опустив ствол обреза к полу.
В это мгновение пришедший в чувство Сычев, сделав отмашку рукой назад, запустил бутылкой в переплет окна. Пробив двойные стекла, посудина вылетела наружу и разбилась на тротуаре перед самым радиатором «Мерседеса».
– Ну и сука ты, – сказал Денисов и нажал на спусковой крючок.
Чикин застыл в оцепенении на коленях. Никогда ещё смерть не подбиралась к нему так близко. Грохнул выстрел. Он увидел, как Сычева отбросило на несколько шагов назад. С огромной кровоточащей раной в животе он упал на спину, и, казалось, тут же умер. Сквозь голубоватый пороховой дым Чикин наблюдал, как убийца сделал шаг в его сторону и произнес какие-то слова. Эти слова Чикин не разобрал. От слишком громкого выстрела у него заложило уши.
