Внезапно Бенет вспомнила, что когда Эдвард навестил ее впервые после почти годичного перерыва, она солгала, что у нее временно живет парнишка ее подруги. Два месяца — долгий срок, но в памяти Эдварда ее слова, без сомнения, удержались.
Прогулка не могла длиться бесконечно, и они вернулись туда, откуда вышли. Бенет вскипятила чайник, поставила чашки на поднос, вскрыла банку апельсинового сока для Джея. В любой момент Эдвард мог задать вопрос, почему этот чужой мальчик так долго болтается здесь, и ей нужно было придумать какое-то правдоподобное объяснение.
Эдвард уселся в кресло-качалку и с этой позиции внимательно рассматривал Джея. Внезапно он встал, грубо схватил мальчика, повертел в руках, оторвав его от рисования, потом отпустил и вновь вернулся на прежнее место.
Джей не вскрикнул и не заплакал. Он просто посмотрел на этого мужчину глазами, в которых было больше презрения, чем испуга. Зато Бенет захотелось закричать и обрушить кулаки на Эдварда. Ей стоило больших усилий удержать над собой контроль. После некоторой паузы она нашла в себе силы объяснить Эдварду, что у Джея проявились способности к рисованию, и его надо поощрять любым способом.
Все же мальчик испугался Эдварда. Его губы все сильнее дрожали, и наконец он разразился плачем и спрятал лицо в юбке Бенет. Утешая Джея, она ожидала от Эдварда расспросов: «Чей это ребенок? Откуда он взялся? Что ты с ним будешь делать?»
Но Эдвард, по всей видимости, решил отложить этот разговор. Он вытянул свое тело из кресла-качалки и встал перед ней во весь рост. Прогулка по морозу не заставила его лицо порозоветь, он остался таким же бледным, как был, кровь еще и отлила от его аристократического лица.
Джей утер слезы о юбку Бенет и взглянул на него.
— Урогад! — произнес он изобретенное им слово.
К счастью, Эдвард не понял смысла этого выражения.
Бенет накрыла стол к чаю. В чашку Эдварда она положила одну ложку сахара.
— Еще помнишь, — сказал он с некоторым самодовольством.
— Такое не забывается. — Неизвестно, уловил ли он в ее словах иронию.
Чаепитие прошло в молчании.
Джей закончил рисунок ярко-зеленого дерева и принялся за изображение птицы с огромными красными ногами и когтями, способными разорвать любую плоть.
Бенет подумала, что уже нет никаких слов, чтобы что-то сказать Эдварду, и это было так тяжело, словно свинцовый шлем кто-то надел ей на голову. Зато его язык вновь заработал.
— Бенет, я хочу, чтобы мы снова были вместе, и все, что между нами было, повторилось. Я хочу прийти к тебе и остаться. Так и должно быть. Такова судьба. Никто не должен мешать нашему воссоединению, ни этот малыш… никто. Мы принадлежим друг другу, Бенет!
— Все это чепуха, — покачала головой Бенет, — и плод твоих иллюзий.
— Почему? Мы оба стали старше и соответственно мудрее. Ты достигла вершины успеха, а я расстался со своими амбициями. Я готов даже преподавать английский в любой школе для иностранцев за скромное жалованье. У меня есть диплом. Я буду следить, как ты на крыльях популярности летаешь по всей планете, но я устрою тебе домашний огонек и стану твоей домохозяйкой.
Бенет чуть не расхохоталась. Подтекст был ясен — воспользоваться ее доходами от книги. Эдвард был слишком плохим актером, чтобы скрыть свою истинную сущность паразита — подобно лиане на сочном дереве, прилипале к чужому таланту.
— Это невозможно, Эдвард. И никогда не получится, дорогой мой. И нет в том моей вины, как и твоей. То, что было, давно прошло. Ты для меня чужой мужчина, я для тебя — чужая женщина. Давай порешим на этом.
— Ты опять все решаешь сама. — Он сделал паузу, подыскивая доводы.
Бенет ощутила, как ее сердце сжалось. Джей наблюдал за ними, отложив свои рисунки и ощущая, как сгущается в комнате грозовая атмосфера.
— Ты не тот человек, который мне нужен. Пойми, Эдвард.
— Если мы поженимся, я стану таким, как ты хочешь.
— Мне не так уж нужен муж
Ее смешила его уверенность в том, что брачные узы — мечта любой женщины.
— Ты, однако, плохо знаешь современных женщин. Возможно, ты найдешь себе подходящую кандидатуру в жены, но только это буду не я. Лично я для тебя табу.
Эдвард не сдавался.
— Ты думаешь, суд решит в твою пользу? Одинокой женщине усыновление ребенка вряд ли позволят.
Вот это удар под дых.
Она ведь не говорила ему, что собирается усыновить Джея. Последний раз речь шла не о ребенке. Эдвард только настаивал на заключении законного брака.
— Тебе нужно одно. Чтобы этот мальчишка стал твоим? Ты и спланировала аферу вместе со своей безумной матушкой.
Он был так убежден, что раскрыл ее тайну, так доволен собой, что она безвольно кивнула. Эдвард вернул ее к тому состоянию, когда ей в больнице сказали, что ее Джеймс умер. У нее в глазах потемнело, голова закружилась, но Бенет устояла на ногах и даже выпрямилась, чтобы не потерять достоинство.
— Я знаю, кого ты прячешь у себя в доме, — продолжал Эдвард тем же тоном, для которого маленький мальчик придумал уничтожающе-презрительное определение. — Задачка решается легко. Этот исчезнувший мальчишка, о котором недавно шумела пресса, спрятан у тебя.
Потом Бенет жалела, что, растерявшись, не стала все отрицать. Хотя ложь ее бы унизила. Эдвард был мерзок и противен ей с его притязаниями и на прежнюю любовь, и на общие секреты.
— Интересно, как ты докопался? — все-таки спросила она. — Ты же не наблюдателен и равнодушен ко всему, кроме самого себя.
А он торжествовал, наслаждаясь тем, что хоть в чем-то добился успеха.
— Очень просто. Ты зовешь его Джей, а раньше никогда не употребляла в речи укороченные имена. Ты даже меня в интимные минуты не называла Тедом, только Эдвардом. Ну а потом описания в газетах и фотографии разыскиваемого ребенка на телевидении. Волосики у него вроде бы другие. Не наша наследственность. И место, где он был похищен. Оно буквально по соседству от твоего роскошного особняка. Ты удовлетворена моими объяснениями?
Она поняла, что на дорожке, по которой шла, появилась опасная яма. «Удовлетворена?» Эдвард употребил это слово, но никто другой — ни власти, ни общество — не будут удовлетворены ее объяснениями. Все сочтут ее преступницей. В крайнем случае, сумасшедшей, как и ее мать.
Эдвард мог бы убрать из памяти эту историю, как убрала ее безумная Мопса. Но он не уберет и не забудет. И это будет концом ее мира.
Бенет решилась на переговоры. Будучи поверженной, она попыталась заключить устраивающее обоих соглашение.
— Что ты собираешься делать?
— Тебе кажется, что ты пока живешь в раю, только этот рай для дураков. Рано или поздно вскроется, что наш с тобой сын похоронен, а ты присвоила чужого ребенка. Откуда появилась эта милая мордашка — тебе придется объяснять и сейчас, и в будущем, и на протяжении всей жизни.
Она не заглядывала далеко вперед — жила только сегодняшним днем.
— Я думала, что он подрастет, и никто его уже не узнает. И тогда я увезу его подальше отсюда, — наивно призналась Бенет, разговаривая с Эдвардом как с нормальным и даже добрым человеком. — Скоро его никто не узнает — ни сыщики, ни даже родная мать. Он меняется на глазах. И, кстати, никто особо не заботится отыскать его живым…
Эдвард не дал ей договорить:
— А что ты предприняла, чтобы обезопасить себя?
— От чего?
— От обвинения в похищении? От заключения в тюрьму?
Джей в это время, воспринимая разговор взрослых как неинтересное бормотание, примостился у нее на коленях, и этот такой инстинктивный детский поступок придал ей силы в споре с взрослым оппонентом. Мальчик взобрался повыше, обхватил ее шею тонкими ручонками и захныкал.
— Ты меня душишь, Джей. Дай мне поговорить спокойно. — Она с трудом освободилась от объятий мальчика. — Скажи мне прямо, Эдвард, как ты собираешься поступить?
— Можешь счесть это шантажом.
Она не поверила тому, что услышала.
— Эдвард! Не может быть…
— Я дошел до крайней черты… Мне наплевать. Все равно я для тебя дерьмо…
С человеком, дошедшим до такого состояния, было страшно общаться. Бенет поняла, что так или иначе, шантажом или по закону, разные люди с разными целями отнимут у нее этого ребенка. И ей надо быть ловкой и очень хитрой, чтобы обмануть их.
— Как ты можешь так говорить, если претендуешь на роль отца?
— А где его отец?
— Без сомнения, таковой есть. Но только я об этом не думала.
Эдвард злобно посмотрел на нее.
— Тебе нужен не отец, а ребенок. Ты хочешь его купить?
В глазах Бенет Эдвард выглядел сейчас точно так, как его определил по голосу малыш, — уродом и гадом.
— Ты будешь его матерью, а если я стану твоим мужем, то, соответственно, и отцом этому мальцу. Нас по закону признают его приемными родителями, и никаких затруднений не возникнет. У тебя есть деньги и дом. Мы оба подходящего возраста. Никто из нас не состоял раньше в браке. Что может препятствовать усыновлению? Если обратимся в суд с такой просьбой, нам охотно пойдут навстречу.
