Ознакомительная версия.
Он сделал шаг вперед, подошел к Аннике вплотную и приник губами к ее уху.
– Сегодня вечером я не смогу к тебе прийти, – прошептал он.
Она застыла на месте, ручка дрогнула в ее руке, оставив длинную полосу на странице блокнота.
– Почему? – спросила она.
– У меня сегодня другие обязательства.
Беззаботной походкой он, не прикоснувшись к ней, пошел к выходу.
Анника, оцепенев, осталась стоять на месте.
У него есть еще кто-то, подумала она. Женщина из открытого кафе, где он сидел и пил кофе, когда она ему позвонила. Hasta luego[9] и звук поцелуя в трубке. Или это Кармен из ресторана в горном селении. Или кто-то из истерически визжавших девиц в «Синатре», откуда он звонил ей в первый вечер ее прошлого приезда…
– Ты хочешь знать еще что-то? – спросил он.
«Я хочу знать, кто она», – подумала Анника и заглянула в блокнот.
– Хочу спросить о Хокке Мартинесе, – сказала она. – Как он получал информацию от дистрибьютора?
Полицейский приоткрыл дверь, выглянул наружу и снова ее закрыл.
– Это наш самый большой камень преткновения, – признался он. – Мы не знаем, как связывался Мартинес со своими работодателями, и не знаем, как контактировала компания «Апитс» с колумбийцами.
– Если они не договаривались по телефону, то как они вообще это делали? Писали письма? Отправляли электронные сообщения? Встречались в барах или помещали в газетах закодированные сообщения?
– Мартинес находился под нашим наблюдением. Он не встречался ни с кем, кого мы могли бы связать с цепочкой дистрибьюторов. Мы не нашли никаких писем, мы ничего не нашли на жестком диске его компьютера. Но он мог ходить в интернет-кафе или звонить какой-нибудь соблазнительной домашней хозяйке в Финляндии и обмениваться сообщениями в каком-нибудь неизвестном нам сообществе.
– Он имел обыкновение ходить в интернет-кафе?
– Это и правда очень забавное место, – сказала Лотта, с улыбкой подходя к полицейскому.
– Никогда, – ответил Линде Аннике. – Но я нашел для вас подходящую девушку. Она говорит, что согласна рассказать о себе в газете, чтобы предостеречь других.
– Очень хорошо, – сказала Анника и заставила себя улыбнуться. – Тысяча благодарностей.
– Идемте, чтобы я успел завезти вас в отель.
Лотта подошла к машине первой и уселась на переднее сиденье рядом с Никласом Линде, которому принялась восторженно рассказывать о том, как отлично она прочувствовала эту убогую среду внутри склада, о жестких тенях и разбитых инструментах.
Анника сидела на заднем сиденье и пыталась справиться со своими чувствами.
Другие обязательства.
Понятно.
Но что она, собственно говоря, ожидала?
Что он переедет к ней в ее квартиру на Агнегатан?
Она посмотрела в окно. Мимо проносились ворота, заборы и крыши домов.
«Нет, – подумала она. – Он не должен переезжать ко мне, но он должен был провести со мной те ночи, что я пробуду здесь».
Потом ее посетила самая опасная мысль: «Я не понравилась ему в постели».
Она закрыла глаза, попыталась вразумить и утешить себя.
«Мне было хорошо, и это самое важное. Он может думать что ему угодно. Я ни в чем не раскаиваюсь».
– Что скажешь ты, Анника?
Она перехватила его взгляд в зеркале.
– Что? – спросила она.
– Согласна ли ты с тем, что искусство более действенно, чем журналистика?
Она снова посмотрела в окно.
– На этот вопрос невозможно ответить, – сказала она. – Что значит «искусство действеннее…»? Это то же самое, что спросить: «Какова отличительная черта рыб?» – и ответить: «Они не умеют кататься на велосипеде».
Никлас Линде от души расхохотался.
– Я имела в виду, что искусство создает переживание, а газетные статьи лишь описывают эти переживания у других, – сказала Лотта.
– Это пустой разговор, – сказала Анника. – Ты хочешь сказать, что люди никогда не испытывают переживаний, когда читают газеты или смотрят по телевизору новости? Например, когда читателю сообщают о том, что ребенка убили газом? Или о том, что бесследно исчезла девочка-подросток? Или о том, что где-то свергли диктатора и народ получил демократию?
– Я имела в виду совсем другое, – обиженно возразила Лотта.
– И что ты имела в виду? Что нас больше трогает изображение ржавой циркулярной пилы, чем сообщение о ребенке, задохнувшемся от фетанила на полу у двери маминой спальни?
В машине наступила оглушительная тишина. Анника слышала только свое частое дыхание.
«Господи, – подумала она, – я снова делаю что-то не то. Я встреваю в какие-то идиотские споры вместо того, чтобы говорить о своих проблемах. Должно быть, у меня что-то не в порядке с головой».
– Прости, – сказала она. – У меня сегодня страшно болит голова.
– Здесь в Испании есть неплохие таблетки, – сказал Линде. – Хочешь, остановимся у аптеки?
– У меня в номере есть лекарство, – буркнула Анника.
Лотта часто моргала, стараясь удержать слезы. Никлас был явно раздражен.
Они проехали арену для боя быков, оставив ее слева, и Анника разглядела внизу знакомое шоссе. Слава богу, скоро они приедут.
К подъезду отеля «Пир» они подъехали молча.
– Свистни мне перед тем, как ехать, – сказал он и улыбнулся ей через открытое окно.
Анника закрыла заднюю дверцу и заставила себя улыбнуться в ответ.
* * *
Лотта, не глядя на Аннику, сразу поднялась к себе в номер.
«Ну, как знаешь», – подумала Анника и снова вышла на улицу, прошла мимо старого универмага, поднялась к гавани и зашла в «Макдоналдс». Придется ей снова вечерами сидеть и голодать в опостылевшем номере. Она купила четверть фунта сыра с морковью и минеральную воду и села за стол у окна.
Здесь было тихо и уютно. Несколько испанских подростков маялись у кассы. Две хорошо одетые пожилые испанки о чем-то говорили над своими пончиками. За столом напротив сидел мужчина в костюме, белой рубашке и галстуке. С ним был десятилетний мальчик в коляске. Ребенок явно страдал церебральным параличом. Руки и ноги его были неестественно искривлены и постоянно непроизвольно подергивались. Анника пыталась не смотреть на него, но это было трудно, потому что он сидел прямо напротив нее, и она принялась есть сыр с морковью и пить воду.
Отец в костюме тихим ласковым голосом разговаривал с сыном по-испански, кормил его картошкой и держал стакан с напитком и соломинку так, чтобы ребенок мог пить. Ребенок пытался что-то говорить, и отец, очевидно, хорошо его понимал, потому что одобрительно смеялся его словам.
Открылась дверь, и в зал вошли элегантная женщина и девочка лет пяти. Женщина окинула зал взглядом и расцвела улыбкой, увидев отца с сыном в коляске. Она прошла прямо к столу, ведя за собой девочку. В другой руке она держала пакеты с логотипами «Дольче и Габбана» и «Версаче». Она подошла к столу, поцеловала мужа в губы, а мальчика в щеку и что-то сказала. Все четеверо засмеялись, в том числе и мальчик в коляске.
Не понимая, что делает, Анника встала и пошла к выходу. Она натыкалась на столы и стулья, оставляя на ногах синяки, но не чувствовала боли, потому что вся боль была в груди.
В мире столько любви, ее надо просто уметь принимать. Но что делает она сама? Ведет патетическую войну со всем и вся, одержимая мыслью победить, сделать все правильно, блистать и добиться признания.
Навстречу ей, звонко переговариваясь, шли молоденькие англичанки с пакетами «Зара» в руках и с нашлепками от солнца на носах. Анника смахнула слезы тыльной стороной ладони и, опустив голову, пошла к «Английскому двору». Остановившись у входа в универмаг, она посмотрела на отель. Нет, она не хочет сидеть там одна и ждать, пока ей кто-то позвонит.
У меня другие обязательства.
Анника огляделась и вспомнила, что за углом расположено маклерское бюро Рикарда Мармена. Может быть, оно еще открыто?
Она пошла направо, обогнула британский книжный магазин и увидела свет в окне бюро. Она дернула дверь, но та оказалась заперта. Анника подошла к витрине, сложила ладони лодочкой и сквозь них заглянула внутрь.
В конторе было пусто, но на столе горела настольная лампа, а компьютер был включен.
Она постучалась в стекло костяшками пальцев.
Из двери задней комнаты показалась голова Рикарда Мармена. Он что-то сказал, но Анника не услышала, что именно.
Он исчез, но спустя мгновение снова появился с ключом в руке.
– Анника Бенгтзон, наша любимая представительница шведской прессы! – сказал он, распахивая дверь. – Добро пожаловать!
Анника широко улыбнулась и обозначила поцелуи в обе щеки.
– Чем мы можем помочь тебе сегодня вечером? – спросил Мармен.
– Ты, случайно, не продаешь здесь новую жизнь? – спросила она, заходя в контору.
– Но, дорогуша, мы не продаем ничего другого. Мечты и новая жизнь – это наша специальность. Ты задумала что-нибудь особенное? Мраморный пол или виноград на террасе? Четыре ванных с видом на море?
Ознакомительная версия.
