усмехнулась Мирослава.
В глубине души Шура был благодарен подруге, что она не дала ему упасть лицом в грязь и раскрутила это дело.
Выносить ли ей за это благодарность он пока не решил. Поэтому вернулся к своей идее, которая стала навязчивой.
– Слава, неужели тебе нисколько не жалко Мориса? – спросил Шура с грустным выражением на лице.
– Почему мне должно быть его жалко? – искренне удивилась Мирослава. – Молодой, здоровый, как лось, мужик.
– Предположим, – с нескрываемой иронией заметил Шура, – ты сама недалеко ушла от него.
– В смысле?
– В смысле лосей!
Мирослава невольно улыбнулась. Она и в самом деле была всего на пять сантиметров ниже высокорослого Мориса. Да и силой её природа не обделила. О ловкости, которую она натренировала до автоматизма, и вовсе говорить не стоило.
– Я думаю, что совести у тебя как не было, так и нет, – продолжил друг детства воспитательный процесс.
Мирослава хмыкнула.
– И не хмыкай! – взвился Шура. – Бедный Морис, – Наполеонов закатил глаза, – он у тебя точно Золушка в рабстве у злой мачехи!
– Не ври! Я не злая.
– Не злая, – был вынужден согласиться Шура.
– А Миндаугас ничуть не похож на Золушку.
– Хорошо! Как этот, «иди туда, не знаю куда, принести то, не знаю что»!
– Ты имеешь в виду свата Наума, – вспомнила Мирослава русскую народную сказку.
– Его самого! Морис убирается, готовит, ухаживает за садом!
– Я его ничего делать не заставляю! – возмутилась Мирослава. – Он делает только то, что хочет!
– Ага, потому что он любит тебя!
– Я его не заставляю меня любить! – начала сердиться детектив.
– Я же говорю, что ты бессовестная, – махнул Шура на неё рукой. – Хотя бы подумала о том, что бы мы все ели, если бы не Морис.
– Во всяком случае, с голоду мы раньше не помирали.
– Ага! Помню я твой продуктовый набор тех времён!
– Каких ещё тех времён? – рассердилась она.
– До Морисовых! Вот хоть его спроси! – Шура кивнул на пристроившегося рядом кота. Потом подумал и проговорил: – Хотя о лохматом ты всегда заботилась, не то что обо мне.
– О себе ты сам можешь позаботиться. К тому же у тебя есть мама. И вообще, если тебе не хватает заботы, женись!
– Ещё чего! – возмутился Наполеонов.
– Ага, – проговорила она с нескрываемым сарказмом, – сам ты жениться не хочешь, а меня выпихиваешь замуж!
– Ты женщина!
– Сейчас я тебя шлёпну!
– За тобой не заржавеет, – Шура на всякий случай отодвинулся от неё вместе со стулом. – Но подумай сама, где ты найдёшь такого, как Морис?
– Необязательно искать такого, – усмехнулась она, – мужчины разные нужны.
– Ну-ну, вот останешься старой девой, тогда я посмотрю, как ты запоёшь!
Мирослава расхохоталась:
– Перспектива остаться старой девой мне уже давно не грозит.
– Наказанье господне, а не подруга детства!
– Не нуди! И вообще, вы сговорились, что ли, все?
– Кто все?
– Тётя Виктория, тётя Зоя и даже Игорь!
Игорь Коломейцев был мужем Виктории ненамного старше так называемой племянницы. Хотя Мирослава всегда называла его дядюшкой и чмокала в щёчку. А он звал её племяшкой. Полная идиллия.
– Вот видишь, – обрадовался Шура, – не один я вижу очевидное, и только ты одна предпочитаешь не видеть, не слышать и не чувствовать.
– А ты знаешь, что сказал по этому поводу Войцех Бартошевский? – спросила Мирослава.
– И что же он такого сказал? – осторожно проговорил Шура, опасаясь ловушки.
– Для счастья женщине нужен мужчина. Для несчастья – вполне достаточно мужа.
– Вздор! – сердито отрезал Наполеонов.
– Кстати, Шура! – воскликнула Мирослава.
– Чего тебе?
– А ведь сват Наум был невидимкой!
– У-у злыдня! Ты ещё хочешь, чтобы Морис стал невидимкой?!
– Ничего я не хочу, – отмахнулась Мирослава, – кроме того, чтобы меня оставили в покое.
– Эгоистка.
Мирослава пропустила мимо ушей сказанное другом детства и сообщила:
– Кстати, мы приглашены к тёте Виктории!
– На чаепитие с наполеоном!
– Ничего подобного, – рассмеялась Мирослава, – на литературный вечер!
– Я так не играю!
Но к тёте Виктории он всё-таки поехал. И не пожалел об этом.
Муж Виктории прекрасно готовит. Торт тоже был, правда, не наполеон, а розовый! Украшенный целым цветником розовых кремовых роз.
Шура, чтобы угодить хозяйке, исполнил сочинённую им песню в честь не совсем обычного кота Бандит Бандитовича, проживающего в гостеприимном доме Мирославиной тётки. Было у кота и имя собственное, звали его Феликсом. И по внешнему виду он почти не отличался от изображения своего тёзки на пакетике с кошачьим кормом. Но куда там рекламному Феликсу до прыти кота Виктории.
Шура был наслышан о его приключениях и даже видел его во времена младенчества. Уже тогда малыш был олицетворением чёртика из табакерки.
Но вот он вырос, ему пошёл третий год, и кот приобрёл некоторую степенность. Хотя когти и зубы всегда держал наготове.
Наполеонов взял гитару, которую предусмотрительно прихватил с собой, и, когда все утихомирились, запел:
Помесь кошки и собаки
Несомненно сей зверёк.
Он не избегает драки,
Преподать готов урок
Сообщу вам без утайки
Всем, кто хочет оказаться
Возле ног его хозяйки.
Я советую вам, братцы,
Прежде чем ввязаться в драку
И порог преодолеть,
Ублажить кота собаку.
И заверить в том, что впредь
В дом вы будете являться
В час, что он назначит вам!
Кланяться и улыбаться
Лапкам, ушкам и усам!
Громкие аплодисменты благодарных слушателей усладили слух следователя.
Морис, в свою очередь, подарил Виктории изящную корзиночку с шоколадом. Внизу лежал шоколад ручной работы от местных шоколатье. А наверху три плитки шоколада «Особый».
Тётя обрадовалась скромным шоколадным плиткам, которые напомнили ей, как и племяннице, детство. Она так же, как и Мирослава, восторгалась фольгой и бумажной обёрткой.
– Делает фабрика имени Надежды Крупской, – проговорила она, – Ленинградская область. И рецепт сохранили 1987 года. Молодцы, что не продались!
Мирослава подошла к тётке и крепко обняла её, что она хотела сказать этим объятием Виктории, было известно только им двоим.
– Кстати, – сказала Виктория, оборачиваясь к Морису, – ты не знаешь, как обстоят дела у ваших соседей?
– У каких соседей? – удивился Морис.
– Эстонцев. Раньше таллинская фабрика выпускала вкуснейший шоколад.
– Вы имеете в виду «Калев»?
Она кивнула:
– Там были такие чудесные обёртки, с изображёнными на них музыкантами, трубочистами, девушками в национальных костюмах, всевозможными зверюшками.
– Они работают, – отозвался Морис.
– Неужели их не проглотили гигантские корпорации?
Морис неопределённо пожал плечами, и Виктория свернула разговор о шоколаде.
Когда Виктория на минутку вышла из гостиной на кухню, Мирослава выскользнула вместе с ней.
– Тётя, – спросила она, – а где твоя художница?
