в руках. Рил и девушке силой открыли рты и ватными палочками взяли мазки с внутренней поверхности щек.
Дайкс держал стеклянную пробирку с крышкой.
– Мою ДНК уже взяли, – сказал он, пока мужчина с ватными палочками засовывал образцы Рил и девушки в такие же пробирки и завинчивал крышки.
– Через двадцать четыре часа мы будем знать с абсолютной уверенностью, моя она или нет.
Он подошел к Рил вплотную и схватил ее за плечо.
– Моя или нет, а? Вот в чем вопрос. Если да, чудесно.
Дайкс провел пальцем девушке по щеке. Она отшатнулась, но другие мужчины подтолкнули ее вперед.
– Если нет, – продолжал Дайкс, – ты умрешь, Салли. А эта обманщица станет моей сожительницей. А Джули – матерью моего ребенка. Я выиграю в любом случае.
– А если она твой ребенок? – рявкнула Рил.
– Тогда я все равно в выигрыше. Потому что ты умрешь – самой жуткой смертью, какую я смогу придумать. У меня будет моя дочь, которая родит мне еще детей. А Джули заменит ее, когда она мне надоест. – Дайкс похлопал девушку по лицу. – А мне быстро надоедает. Вот ты так и не смогла привязать меня к себе, Салли. Ничего у тебя не вышло. И это тоже твоя слабая сторона.
– Так твое слово ничего не значит? – крикнула Рил.
– Нет, мое слово нерушимо. Когда я даю его равным себе. А ты мне не ровня и никогда не будешь. Ты – пустое место. С тем же успехом ты могла бы быть еврейкой. Или негритянкой. Или, боже помоги, мексиканкой.
– В одном ты прав. Я тебе не ровня, – сказала Рил. – Итак, где Джули?
– С какой стати мне позволять тебе увидеться с ней?
– Потому что ты можешь. Потому что хочешь, чтобы я ее увидела. Хочешь, чтобы я знала, что мы с ней в твоей власти. Просто признайся, и давай с этим покончим.
Дайкс улыбнулся:
– Ты не глупа. Этого у тебя не отнимешь.
Он кивнул двоим громилам, и те выволокли Рил с девушкой из комнаты. Их протащили по коридору, отперли другую дверь и втолкнули обеих внутрь с такой силой, что они повалились на пол.
– Джессика? – Джули бросилась помогать ей встать.
– Джули, с тобой все в порядке? – спросила Рил, глядя на ее опухшее лицо.
– Все нормально, – быстро ответила та, косясь на другую девушку.
– Джули, это… это моя дочь Лора.
– О боже! – воскликнула Джули. – Я… я… Джессика, почему вы здесь? Они же убьют вас!
– Все будет в порядке, – сказала Рил, высматривая на стенах подслушивающие устройства. За двадцать секунд она обнаружила два. – Все будет хорошо.
Джули сказала:
– Привет, Лора. Я – Джули Гетти.
Лора попыталась улыбнуться, но ей явно было страшно.
Джули с упреком посмотрела на Рил:
– Зачем ты привезла ее сюда?
– Мне пришлось, Джули, иначе они убили бы тебя.
– А теперь убьют всех троих!
– Вас двоих – нет. Только меня.
– Совершенно верно. – Дайкс стоял на пороге. Он протянул вперед руку: – Но сейчас время познакомиться с тобой.
– Нет! – воскликнула Рил, закрывая собой Лору.
– Я говорил не о ней, – ответил Дайкс с улыбкой. – А о тебе, Салли. Пожалуй, правильнее будет сказать познакомиться заново.
– Йе Чун-Ча?
Чун-Ча, сидевшая на скамье, подняла голову и посмотрела на мужчину, который к ней обращался. Он был невысокий, худой, с темными волосами и глазами за квадратными стеклами очков.
– Да?
– Следуйте, пожалуйста, за мной.
Она поднялась, повинуясь его вежливой просьбе.
Пока они шли по длинному коридору, он сбавил шаг, чтобы поравняться с ней.
– Все у нас про вас знают, товарищ Йе. Вы – легенда в наших кругах. Национальный герой.
– Я не герой, товарищ. Я простой человек, который делает то, что приказывает страна. Наш Высший руководитель, его отец и дед – вот кто герои. Единственные настоящие герои нашего народа.
– Конечно, конечно, – поспешно сказал мужчина. – Я не имел в виду ничего такого, что…
– А я и не говорю, что имели. И давайте на этом остановимся.
Он коротко кивнул и, покраснев, опустил глаза.
Ее провели в небольшую комнату с деревянными стенами и тусклой лампой дневного освещения на потолке. Лампа так сильно моргала, что, не будь Чун-Ча привычной к перебоям с электричеством у себя в стране, у нее началась бы мигрень.
Она села за поцарапанный стол и сложила руки на коленях. Посмотрела на цементный пол у себя под ногами и подумала, не сделан ли этот цемент в одном из лагерей. Заключенные хорошо справлялись с такой работой. Тяжелый, опасный и нездоровый труд лучше выполняли рабы, чем свободные люди. Или те, кто себя такими считал.
Дверь открылась, и вошли двое мужчин. Один был тот самый генерал, которому Чун-Ча предъявила доказательства вины Пака, дав послушать запись его голоса в своем телефоне. Она знала, что он являлся одним из главных сторонников Пака, и это неизбежно навлекло на него подозрения. Теперь он изо всех сил старался доказать свою лояльность. А еще – и Чун-Ча это знала – мечтал наказать ее за то, что она выдала его товарища. На другом были темный костюм и белая рубашка без галстука. Пуговицы рубашки были застегнуты до самого горла. Он держал в руках пухлый портфель.
Оба сели и поздоровались с ней.
Она уважительно кивнула и вежливо подождала. С давних пор Чун-Ча научилась не говорить, пока ее не спрашивают. В противном случае они могли понять, что она умеет думать. А она этого не хотела.
Генерал сказал:
– Подготовка проходит успешно, товарищ Йе. Скоро вы отправитесь в великую миссию от имени нашей страны.
Она снова молча кивнула.
Генерал повернулся к темному костюму, передавая ему слово.
На секунду Чун-Ча позволила себе отвлечься. Сколько таких совещаний она высидела с мужчинами в формах и костюмах? Все они много болтали, не говоря ничего по сути – ничего, что она не знала бы сама. Она снова сосредоточилась: мужчина в костюме вытащил из кармана три фотографии.
На одной была женщина. Темноволосая, симпатичная. У нее были голубые глаза, контрастировавшие с каштановыми волосами. Контраст подчеркивал теплый оттенок ее кожи.
– Первая леди Соединенных Штатов Америки, – сказал костюм.
Генерал добавил:
– Империи зла, которая стремится нас уничтожить.
Чун-Ча кивнула. Она знала, кто эта женщина. Видела ее фото, когда ездила за границу.
Костюм продолжал:
– Ее имя Элеонор Кэссион.
Это Чун-Ча тоже знала, но все равно кивнула.
Костюм указал на следующее фото. Девочке на нем было лет пятнадцать, по прикидке Чун-Ча. Она не знала, кто это
