Ознакомительная версия.
Мы с тобой тоже плакали, но нас она не целовала, помнишь? А я не забыла то время, когда еще целовала, — до того, как почувствовала соль в слезах Лео.
Я перевела взгляд со старой могилы Лео на твою, совсем свежую, и осознала, что этот контраст отражает разницу в моей скорби по каждому из вас.
— Я определилась с надгробием, — сообщила мама. — Хочу, чтобы здесь стоял ангел — такой большой, из камня, с распростертыми крыльями.
— Ей понравился бы ангел.
— Да уж, ее бы это позабавило.
Мы обе слабо улыбаемся, представляя твою реакцию на каменного ангела.
— А вот нашему Ксавье ангел действительно пришелся бы по душе, — продолжила мама. — Для ребенка ангел — подходящий образ, правда? Не слишком сентиментальный.
— Пожалуй.
На самом деле сентиментальной стала мама. Каждую неделю она приносила нового плюшевого мишку на замену промокшему и испачканному. Она немножко стеснялась этого, самую чуточку. Прежнюю маму подобное проявление дурного вкуса привело бы в ужас.
Я опять вспомнила тот диалог, когда я советовала тебе рассказать маме о беременности. В памяти всплыло окончание разговора, подсознательно забытое мной раньше.
— У тебя еще остались трусики с вышитыми на них днями недели? — спросила ты.
— Не увиливай от ответа! Между прочим, трусики-«недельки» я получила в подарок в девятилетнем возрасте.
— И что, вправду надевала их по графику?
— Она будет очень обижена, если ты ей не расскажешь.
Ты неожиданно посерьезнела.
— Она наговорит вещей, о которых потом будет жалеть. А ведь сказанного не вернешь.
Ты проявляла доброту, ставила любовь превыше истины. Раньше я этого не понимала, думала, что ты просто ищешь себе оправданий. Увиливаешь от ответа.
* * *
— Би, я обо всем расскажу ей после того, как малыш родится. Когда она уже полюбит его.
Ты никогда в этом не сомневалась.
В керамический горшок у твоей могилы мама посадила розу сорта «Мадам Альфред Карьер».
— Это на время, пока не привезут ангела, а то здесь совсем голо.
Я набрала воды в лейку, чтобы полить розу, и вспомнила, как ты, совсем кроха, семенила за мамой, в одной руке сжимая миниатюрные грабельки, а в другой — семена, надерганные с других растений, кажется, с водосбора.
— Тесс любила копаться в земле, правда? — обратилась я к маме.
— С самого детства, — кивнула та. — А вот я увлеклась цветоводством только после тридцати.
— И что же тебя побудило?
Я просто поддерживала легкую беседу, чтобы помочь маме развеяться. Она всегда с удовольствием разговаривала о растениях.
— Когда я бросала в землю семечко, из него вырастало нечто такое, что с каждым днем становилось все красивее и красивее. А со мной происходило наоборот, — вздохнула мама, пощупав пальцами почву вокруг розы. Под ногти забилась земля. — Не стоило переживать из-за утраты привлекательности, а я переживала, и сильно. Это началось еще до того, как умер Лео. Мне недоставало той доброты и предупредительности, с какой окружающие относятся к красивым женщинам, ведь я была хороша собой. Электрик, приходивший чинить проводку, или таксист — все почему-то грубили. Мужчины, которые прежде охотно оказывали мне небольшие услуги, держались угрюмо и недоброжелательно, словно знали, что раньше я была очень хорошенькой, можно даже сказать, красивой, а теперь моя красота увяла, и они не хотели смотреть на старуху. Они как будто упрекали меня…
Я слегка растерялась от такого поворота, но лишь слегка. «Стрельба с бедра» стала для меня уже почти привычным стилем разговора. Мама провела по лицу рукой, на щеке остался грязный след.
— А потом начала подрастать Тесс, прелестная и невинная. Она даже не догадывалась, сколь щедры к ней люди благодаря ее красоте.
— Тесс никогда не пользовалась своей привлекательностью.
— Да в этом и не было нужды. Мир распахнул перед ней все двери, и она с улыбкой шагала по жизни, думая, что так будет вечно.
— Ты ей завидовала?
Задумавшись, мама отрицательно покачала головой:
— Это нельзя было назвать завистью, просто, глядя на нее, я видела, во что превратилась сама. — Она внезапно умолкла, потом произнесла: — Я немножко пьяна. Если честно, позволяю себе опрокинуть стаканчик в день рождения Лео. И в годовщину его смерти. А теперь добавятся еще Тесс и Ксавье, да? Так и спиться недолго.
Я крепко стиснула ее ладонь.
— Тесс всегда приезжала ко мне в день рождения Лео, — сказала мама.
Когда мы с мамой прощались на вокзале, я предложила в следующее воскресенье съездить на экскурсию в Питерсхэм-Медоуз, в питомник цветов. Ты очень любила это место, хотя растения там дорогие — тебе не по карману. Мы договорились, что выберем новый цветок для твоего садика.
Я вернулась в Лондон на электричке. Ты ни разу не говорила мне, что в день рождения Лео навещаешь маму. Наверное, оберегала меня от угрызений совести. Как часто ты бывала у нее, пока не стал заметен живот? Распечатка телефонных звонков ясно свидетельствовала, что я бессовестно пренебрегала общением с тобой, да и с мамой тоже. Заботливой дочерью, каковой я самонадеянно полагала себя, на деле оказалась ты.
Я сбежала, так? Выбрала работу в Нью-Йорке не ради продвижения карьеры, а просто воспользовалась шансом удрать от мамы, избежать дочерней ответственности. Вот почему я предпочла жизнь на другом континенте, не обремененную заботами. Так же как отец. Но ты — ты осталась. Может, мне и приходилось напоминать тебе о днях рождения, но ты не сбежала.
Странно, почему доктор Вонг не указала на мои недостатки. Хороший психотерапевт всегда достанет из-за кушетки «портрет Дориана Грея», чтобы пациент увидел себя таким, какой он есть на самом деле. Впрочем, не стоит предъявлять ей претензии; я не сумела задать правильных вопросов, ни себе, ни о себе.
Телефонный звонок вырвал меня из раздумий. Звонила Кристина. Сперва немного поболтала «ни о чем» — подозреваю, просто оттягивала разговор на неприятную тему, — а затем перешла к сути:
— В общем, так, Хеммз: смерти Ксавье и второго ребенка никак не связаны между собой.
— Связь должна быть. Тесс и Хэтти вместе участвовали в эксперименте, в одной и той же больнице.
— Да, но с медицинской точки зрения связи нет. Не существует такой причины, которая у одного младенца вызывает острую сердечную недостаточность, а у другого — серьезную нефрологическую проблему, по всей видимости, полный отказ почек, и убивает обоих.
— Погоди, — всполошилась я, — но ведь один ген может отвечать за совершенно разные вещи, верно? Возможно, что…
Кристина не дала мне договорить, или просто в электричке телефон плохо принимал сигнал.
— На всякий случай я проконсультировалась с нашим профессором. Я не стала объяснять ему, в чем дело, просто описала гипотетическую ситуацию. По его словам, вероятность того, что два столь различных и грозных заболевания могут быть спровоцированы одним и тем же фактором, исключена.
Кристина нарочно упрощала научную терминологию, чтобы я лучше поняла, хотя и в более сложном варианте вердикт прозвучал бы точно так же. Экспериментальное лечение в больнице Святой Анны не имеет отношения к гибели обоих детей.
— Разве не странно, что в родильном отделении умирают сразу двое новорожденных? — спросила я.
— В каждом роддоме есть определенный процент смертности. В больнице Святой Анны ежегодно появляются на свет пять тысяч малышей. К сожалению, два смертных случая вряд ли следует считать серьезным отклонением от среднего коэффициента.
Я не отставала от Кристины, приводила еще какие-то доводы, но та молчала. Электричку трясло, и физический дискомфорт будто в зеркале отражал мое растрепанное эмоциональное состояние, вдобавок заставляя волноваться за Касю. Я хотела устроить ей небольшое путешествие, но сомневалась, не повредит ли это ее здоровью, и решила спросить у Кристины. Довольная возможностью сменить тему, та охотно надавала мне уйму полезных советов.
Мой рассказ о телефонном разговоре с Кристиной подходит к концу.
— Я решила, что в больнице Святой Анны утаили истинную причину гибели обоих детей. И в том и в другом случае протокол вскрытия отсутствовал.
— Вам никогда не приходило в голову, что вы можете заблуждаться?
— Нет.
Мистер Райт смотрит на меня почти с восхищением, но я говорю правду — это действительно так.
— У меня не было сил задумываться о собственной правоте. Я просто не смогла бы вернуться назад, к исходной точке, и начать все сначала.
— И что же вы сделали дальше? — спрашивает мистер Райт, а я ощущаю невыносимую усталость и подавленность, такую же, как тогда.
Ознакомительная версия.
