Ознакомительная версия.
Дождавшись, пока я войду в квартиру и закрою за собой дверь, сержант Финборо уезжает на такси по своим делам. Запеканка пушистым клубком трется о мои ноги и мурлычет. Я зову Касю. Она не отзывается. Я подавляю мгновенную вспышку тревоги, а потом вижу на столе записку. Кася ушла на курсы будущих матерей и скоро вернется.
Я подхожу к окну, отдергиваю шторы. Чей-то кулак ударяет в стекло, пытаясь его разбить. Я кричу. Тень исчезает в темноте.
Четверг
Несмотря на прекрасный весенний день, я не решаюсь идти через парк и, чтобы все время быть среди людей, предпочитаю добраться до уголовного суда на метро.
Меня радует даже битком набитый лифт, хотя я, как обычно, переживаю, что пейджер и мобильный телефон не будут принимать сигналы и Кася не сможет до меня дозвониться.
Лифт выплевывает меня на третьем этаже; первым делом я проверяю связь — все работает. Вчера я не сказала Касе о человеке в окне, не хотела ее пугать. Или признавать, что ухудшается не только мое физическое, но и душевное здоровье. Да, у меня серьезный телесный недуг, но я никогда не думала, что мне грозит еще и расстройство психики. Может быть, тень в окне — лишь галлюцинация, плод фантазии, игра угасающего разума? Допускаю, что для сохранения рассудка нужны физические силы, которых у меня уже нет. Безумие — вот чего я боюсь больше всего на свете, даже больше убийцы. Душевная болезнь уничтожает человека как личность, а тело, в которое эта личность заключена, надолго ее переживает. Нелепость, правда? Ты тоже испытывала страх, я знаю. Если бы только ты могла знать, что причиной твоего психического расстройства служил наркотик, а не сбой в собственном организме!
А что, если меня тоже пичкают фенциклидином? Эта мысль не приходила тебе в голову? Возможно, зло, сгущающееся вокруг меня, — результат действия галлюциногена? Нет, это исключено. Я бываю только в уголовном суде, в «Койоте» и дома, где никто не мог подсыпать мне наркотик.
Я пока не стану рассказывать мистеру Райту о человеке за окном, как и о своем страхе перед утратой рассудка. Если я ему ничего не скажу, он продолжит обращаться со мной как с нормальной, а я, соответственно, так и буду себя вести. Он исходит из того, что я в здравом уме и трезвой памяти, значит, я должна оправдать его ожидания. Вдобавок я чувствую себя в безопасности, пока нахожусь в обществе мистера Райта. Подожду до вечера, а потом скажу.
Сегодня его кабинет уже не залит светом; по углам прячется сумрак, который я стараюсь не замечать. Слыша себя со стороны, я понимаю, что речь у меня немного замедленная и смысл слов ускользает. Однако поскольку мистер Райт сказал, что сегодня рассчитывает закончить, я должна напрячься.
Мистер Райт не замечает перемен в моем состоянии. Либо я хорошо притворяюсь, либо он полностью сосредоточен на завершении работы с главной свидетельницей. Мистер Райт коротко восстанавливает мои последние показания.
— Хэтти Сим сообщила вам, что врач, который делал ей инъекцию и принимал роды, носил маску?
— Верно. Я уточнила, были ли это разные люди или один человек. Хэтти сказала, что один, но не запомнила его приметы — голос, цвет волос, рост и прочее. Она пыталась стереть из памяти этот кусок жизни, и я ее не осуждала.
— Вы пришли к выводу, что роды у Хэтти и Тесс принимал один и тот же врач?
— Да. Более того, я не сомневалась, что он и есть убийца. Правда, чтобы идти в полицию, требовались доказательства.
— Более веские аргументы?
— Именно. Я должна была доказать, что он умышленно скрывал лицо под маской. Мне не удалось выяснить, кто принимал у Тесс роды — и это тоже было не случайно, — но я надеялась хотя бы узнать, кто вводил ей и Хэтти экспериментальный препарат.
К тому времени как я добралась из Чизвика до больницы Св. Анны, было уже за полночь. Свет в окнах не горел, и я сообразила, что время для расспросов не самое удачное, однако, чувствуя необходимость разобраться во всем немедленно, я уже нажала кнопку звонка. Незнакомая медсестра, открывшая дверь, хмуро посмотрела на меня, и я вспомнила, что в больнице принимают особые меры предосторожности против похищения младенцев.
— Извините, мне нужна старшая акушерка. Если не ошибаюсь, Крессида.
— Она давно дома. Ее смена закончилась шесть часов назад. Приходите завтра.
Нет, ждать я не могла.
— А Уильям Сондерс здесь?
— Вы его пациентка?
— Нет, — замялась я. — Приятельница.
Где-то в глубине заплакал ребенок, потом еще один и еще. Раздался сигнал вызова из палаты. Молодая медсестра поморщилась, и я заметила, какой утомленный у нее вид.
— Ладно, проходите. Он в комнате для дежурных врачей, третья дверь справа.
Под недоверчивым взглядом медсестры я постучала в дверь и вошла. В комнате царил полумрак, свет падал только из дверного проема. Уильям мгновенно проснулся и сел на кушетке — как-никак во время дежурства он должен был находиться в полной готовности к действию.
— Что вы тут делаете, Би?
Так меня не называл никто, кроме тебя. Ты словно бы позволила Уильяму разделить частичку нашей с тобой близости. Он откинул плед и встал. На нем была синяя медицинская форма, волосы немного примялись. Мне бросились в глаза теснота и жесткая узкая кушетка.
— Вы знаете, кто из докторов вводил участницам эксперимента препарат с лечебным геном? — спросила я.
— Нет. Хотите, чтобы я попробовал выяснить?
Прямо и просто.
— Да.
— Хорошо.
Уильям выглядел очень собранным и деловитым. Я порадовалась, что он воспринял меня всерьез.
— Может быть, вам известны имена и фамилии других пациенток, помимо вашей сестры?
— Кася Левски и Хэтти Сим. Тесс познакомилась с ними в клинике.
— Будьте добры, запишите.
Он подождал, пока я, порывшись в сумке, нашла ручку и записала фамилии, а затем осторожно забрал у меня листок бумаги.
— Позвольте спросить: почему вас интересует эта информация?
— Потому что этот человек был в маске! И когда делал укол, и когда принимал роды.
Возникла пауза, и я ощутила, что серьезность, с которой Уильям ко мне отнесся, ослабела.
— Вообще-то для медицинского персонала вполне естественно надевать маски, особенно в родильном отделении, — пожал плечами он. — Роды — такая штука… Кровь, слизь, прочие биологические жидкости; без средств защиты не обойтись.
Уловив мое недоверие и разочарование, он продолжил:
— Это лишь соблюдение правил, по крайней мере в нашей больнице. Мы занимаем второе место после Йоханнесбурга по количеству клиентов с положительным ВИЧ-статусом. Нас регулярно заставляют сдавать анализы, чтобы не допустить заражения пациентов, однако никто их не проверяет. Когда к нам приходит беременная женщина, мы не знаем, является ли она ВИЧ-инфицированной.
— Но при чем здесь введение препарата? Это же просто инъекция, укол. Никаких биологических жидкостей. Зачем надевать маску?
— Вероятно, врач, который делал укол, просто привык соблюдать правила безопасности.
Раньше я находила способность Уильяма видеть в людях лучшее трогательной, ведь она напоминала мне о тебе, однако сейчас та же самая черта меня взбесила.
— Вам проще списать все на правила, нежели допустить мысль, что мою сестру убил человек в белом халате, скрывший свое лицо под маской!
— Послушайте, Би…
— К сожалению, я лишена роскоши выбора. Передо мной есть лишь одна правда, страшная и жестокая. — Я отступила на шаг назад. — Вы надеваете маску?
— Да, довольно часто. Возможно, вам это покажется излишней предосторожностью, но…
— Это вы? — перебила я.
— Что?..
Уильям в упор смотрел на меня. Я отвела взгляд.
— Думаете, это я убил Тесс? — потрясенно произнес он.
Я ошибалась, когда думала, что словом нельзя ранить.
— Простите. — Я заставила себя поднять глаза. — Кто-то убил мою сестру. Не знаю кто; знаю лишь, что ее убили. Вполне возможно, что я встречалась с этим человеком, разговаривала и ничего не заподозрила. У меня нет ни единого доказательства.
Уильям взял меня за руку, и я поняла, что вся дрожу. Он нежно провел пальцами по тыльной стороне моей ладони, очень осторожно, я даже сразу не поняла, что это жест не дружбы, но влечения. Когда он продолжил, я, к своему величайшему изумлению, убедилась, что ошибки быть не может.
Я высвободила руку. На лице Уильяма отразилось огорчение, однако голос прозвучал мягко.
— Я не лучшая партия, верно?
Ошеломленная, в каком-то сладком дурмане я направилась к двери.
Почему я ушла, почему не воспользовалась шансом? Даже сумей я закрыть глаза на то, что Уильям женат (а я сумела бы), нашим отношениям все равно не суждено было продлиться, тогда как для меня главное — надежность и стабильность. Вспышка страсти, не более, а потом — тяжкий груз эмоционального долга на моих плечах. А может, дело лишь в том, что он назвал меня Би — так, как называла только ты. Именем, которое заставляло помнить, кем я была все эти долгие годы, и о которое я споткнулась.
Ознакомительная версия.
