Ознакомительная версия.
– Но он действительно погиб пять лет назад! – повторила Янина, закусив губу. – Я видела его в гробу!..
– А я видел его в квартире этажом выше! – перебил ее Старыгин. – В той комнате, где когда-то жил Яков Романович!
– Откуда вы знаете про Якова Романовича? – Янина взглянула на Веру. – Это ты ему рассказала?
– Она, – подтвердил Старыгин, – но сейчас не в этом дело… сейчас нужно остановить Вадима, пока не умерли еще люди…
– Вадима давно нет! – истерично выкрикнула Янина. – Он погиб!
– Он вернулся, – перебил ее Старыгин. – Он, или Лидия… скажите, если бы Вадим хотел где-то спрятаться… какое убежище он выбрал бы?..
– Странно, что вы об этом заговорили… – голос Янины стал неожиданно тихим и неуверенным. – Как раз недавно я проходила мимо этого места… на набережной Мойки, рядом с Юсуповским дворцом есть старый пятиэтажный кирпичный дом. У Вадима там была мастерская, прямо на крыше. Я узнала о ней случайно и была там только один раз.
Я увидела Вадима на улице, заметила, как он вошел в этот дом, и пошла за ним. Думала, что он идет к другой женщине. По черной лестнице он поднялся на самый верх, с последней площадки по приставной лестнице выбрался на крышу. Я уже поняла, что дело не в женщине, но должна была узнать, должна была дойти до конца… там, на крыше, находился маленький домик из железных листов и шифера, в нем Вадим устроил свою мастерскую. Когда он увидел меня, страшно разозлился, чуть не избил. Тогда дело уже шло к разводу, и эта история послужила последней каплей, переполнившей чашу моего терпения…
– Нужно идти! Нужно идти туда! – вскрикнул Старыгин и вскочил на ноги. Его качнуло, он схватился за стену и с трудом удержался на ногах.
– Сидите, Дмитрий Алексеевич! – проговорила Вера снисходительно-заботливым тоном. – Никуда вам не нужно идти. Вам нужен покой. Лучше всего, если вы приляжете. Сейчас приедет милиция, мы расскажем все, что знаем, и дальше они пускай сами этим занимаются. А я провожу вас к доктору. У вас может быть сотрясение мозга, поэтому вам и привиделся умерший человек…
– Привиделся?! – воскликнул Старыгин возмущенно. – Что, и мертвая экономка мне тоже привиделась? Вера, вы же ее сами видели!
– Видела. – Вера переглянулась с Яной, заботливо коснулась лба Старыгина легкой рукой. – Конечно, там был какой-то человек, но вряд ли это был… вряд ли это был покойный Вадим…
«Это была Лидия», – хотел возразить Старыгин, но промолчал.
– Может, вы все же приляжете? – предложила на этот раз Яна.
– Если можно, я хотел бы умыться, – ответил Старыгин, поднимаясь.
Вера хотела поддержать его за локоть, но Дмитрий Алексеевич взглянул на нее возмущенно и едва не зашипел, как его кот Василий, когда малознакомые люди предлагали ему полукопченую колбасу.
Старыгин прошел в ванную комнату, склонился над раковиной и долго плескал в лицо ледяной водой. Потом взглянул на себя в зеркало. Лицо было, как говорится, краше в гроб кладут. На скуле проступал большой багровый синяк, на виске красовалась огромная ссадина. Однако кровь больше не сочилась, а самое главное, от холодной воды прошло головокружение и прояснилось в голове.
И он понял, что должен найти Лидию, пока она еще существует, пока ее не вытеснила полностью та, вторая, личность. Человек с узким безжалостным ртом и глазами убийцы. Он должен найти Лидию сам, не передоверяя этого милиции, потому что только он понимает, что с ней сейчас происходит.
Или хотя бы догадывается.
Старыгин выглянул из ванной.
Женщины разговаривали на кухне о чем-то своем, шумел закипающий чайник.
Это были такие мирные, такие обыденные звуки! Казалось, в мире все стоит на своих местах, и в нем нет места чудовищным порождениям тьмы, порождениям больного мозга.
Дмитрий Алексеевич, стараясь не шуметь, проскользнул в прихожую, открыл входную дверь и выскочил на лестницу.
Там все еще сновали трудолюбивые сыны Востока, но снизу уже доносились уверенные шаги и голоса сотрудников милиции.
Старыгин поднял воротник, опустил голову и, стремительно сбежав по лестнице, проскочил мимо оперативников и припустил прочь от подъезда.
Ему показалось, что неподалеку мелькнуло до боли знакомое, как всегда простуженное лицо Александры Павловны Ленской, но он не стал проверять это предположение. Отойдя подальше от подъезда, он поймал машину и поехал на набережную Мойки.
Высадившись у Юсуповского дворца, он окинул взглядом его стройный желто-белый фасад, вспомнив знакомые с юности стихи:
Пойдем же вдоль Мойки, вдоль Мойки У стриженых лип на виду, Глотая туманный и стойкий Бензинный угар на ходу…
Там были строчки и об этом дворце, но сейчас его интересовало мрачное пятиэтажное здание красного кирпича по соседству. С узкой набережной не удавалось рассмотреть крышу этого здания, но Дмитрий Алексеевич не сомневался, что Янина говорила именно о нем.
В этом здании был единственный подъезд, он был закрыт на кодовый замок, однако, взглянув на кнопки замка чуть сбоку, Старыгин легко разглядел три кнопки кода, которые блестели сильнее остальных, вытертые пальцами жильцов.
Нажав на эти три кнопки, Старыгин вошел внутрь и торопливо зашагал вверх по крутой темной лестнице.
Откуда-то сверху донесся звук открывшейся двери, послышались девичьи голоса:
– …нисколько не интересуюсь! Пускай он заткнется! Если его, блин, это не достает, так нечего на других пялиться!
– А тогда зачем ты в четверг на плаванье пошла? Лизка Тихомирова мне говорила, что ты…
– А Лизка пускай тоже заткнется!
Две миловидные девушки прошли мимо Старыгина, продолжая свой разговор. Внизу хлопнула дверь подъезда.
Старыгин, слегка запыхавшись, поднялся на четвертый этаж. Дальше лестница стала еще круче и темнее.
Он преодолел последние марши и остановился на площадке пятого этажа. Выше лестницы не было.
«Та женщина, Янина, говорила, что с пятого этажа на крышу можно подняться только по приставной лестнице…» – вспомнил Старыгин и огляделся.
Только запрокинув голову, он увидел под потолком узкую железную лесенку. С нее свисала веревка. Старыгин подпрыгнул, ухватился за эту веревку и потянул на себя. Лесенка развернулась на шарнирах, и нижний ее конец повис в полуметре над лестничной площадкой.
Дмитрий Алексеевич поставил ногу на нижнюю ступеньку, подтянулся и, к своему удивлению, ловко взобрался по лестнице. Наверху, прямо над ним, темнела откидная дверца люка.
Старыгин нажал на нее плечом, поднатужился и откинул крышку. Сразу стало светлее, и над ним открылся квадрат блекло-голубого питерского неба.
Дмитрий Алексеевич снова подтянулся и выбрался на крышу.
Железные листы загрохотали под его ногами, рядом с оглушительным шумом взлетела стая голубей.
Старыгин отошел от люка и огляделся.
Вокруг него был лес старых кирпичных труб и каких-то технических построек. Чуть в стороне виднелась заброшенная голубятня, а за ней темнело какое-то строение.
Дмитрий Алексеевич, осторожно шагая по покатой крыше, двинулся в том направлении.
Обойдя голубятню, он разглядел что-то вроде сарая из фанерных щитов и листов кровельного железа. Дверь сарая была притворена, на дужке болтался сорванный амбарный замок.
Стараясь не греметь кровельными листами, Старыгин подошел к постройке, открыл дверь и шагнул внутрь.
Если снаружи эта постройка выглядела жалкой и невзрачной, внутри она казалась гораздо просторнее и внушительнее.
Это оказалась мастерская художника, и все стены были увешаны картинами. Эти картины приковали к себе взгляд Старыгина.
Несомненно, это картины из снов Лидии.
Тщательно, детально выписанные городские виды Петербурга – площадь перед Смольным собором, Дворцовая, Исаакиевская, Театральная, набережные и проспекты, скверы и улицы. И каждый вид был обезображен каким-нибудь чудовищным порождением больного воображения, злобным монстром.
На одной из картин на пляж перед Петропавловской крепостью выползала гигантская многоножка с разинутой пастью, из которой свисал полуобглоданный, окровавленный человеческий труп. На другой – на крышу Меншиковского дворца опустилось крылатое чудовище с телом огромного жирного младенца и головой гиены. Были здесь и те монстры, которых упоминала Лидия, – когтистые, клыкастые, членистоногие чудовища, рожденные чьей-то больной фантазией…
Старыгин вспомнил известную фразу – сон разума рождает чудовищ…
Он с трудом отвел глаза от картин… и только тогда увидел, что не один в этой мастерской кошмаров.
В дальнем конце помещения перед мольбертом стоял человек – несомненно, тот самый, кого Дмитрий Алексеевич застал в квартире на Кирочной.
Мужчина? Женщина? Лидия? – Старыгин не мог ответить на этот вопрос. Хотя сейчас, пожалуй, в этой фигуре было больше мужского, чем женского, и почти ничего не осталось от Лидии, от ее грациозной женственности.
Ознакомительная версия.
