Сэр Мармадьюк несколько минут неподвижно сидел в кресле. В глазах его горел нетерпеливый огонь юности.
- Десять миль, Джон! - наконец воскликнул он. - Самое большое, двенадцать. Пожалуйста, велите седлать лошадей! Вы поедете со мной, дорогой друг. Похоже, близок конец моим поискам.
Вскоре лошади уже нетерпеливо переступали у подъезда.
И вот наши герои в седле и стремительно скачут по дороге, напутствуемые ласковыми солнечными лучами. Они молчат. Сэр Мармадьюк погружен в глубокую задумчивость, а Джон Гоббс никогда не отличался особенной разговорчивостью. Наконец сэр Мармадьюк поднимает голову, оглядывается и громко восклицает:
- Какое великолепное утро, Джон!
- Да, довольно тепло, сэр, - соглашается мистер Гоббс.
И вновь наступает тишина, нарушаемая лишь стуком копыт, скрипом седел и позвякиванием уздечек.
- Как чудесно сегодня поют птицы, Джон!
- Да, сэр, - кивает мистер Гоббс, - но думаю, вчера они занимались тем же самым.
Миля за милей исчезает под копытами пыльная дорога. Но вот сэр Мармадьюк умеряет бег своего скакуна и начинает вслух размышлять.
- Конечно, это может быть кто-нибудь еще, Джон!
- Возможно, сэр,
- Хотя я так и не думаю, Джон.
- Я тоже, сэр.
- Но мы все скоро узнаем. А вот и Монкс-Уоррен. - Он ткнул ручкой хлыста в опрятную крышу, показавшуюся за деревьями.
Обогнув живую изгородь, они свернули на тенистую тропинку и вскоре оказались во дворе фермы. Натянув поводья, сэр Мармадьюк оглядел аккуратный ряд скирд и опрятные сараи. Из-за построек доносились свист косы и веселые голоса. За открытой дверью одного из сараев позвякивало ведро. И вот оттуда появилась Ева-Энн. На голове широкополая шляпа; платье прикрыто аккуратным фартуком; на плечах покачивается коромысло с двумя ведрами, в которых пенится молоко. Она сделала несколько шагов и тут увидела всадников. Ее глаза встретились с блестящими глазами джентльмена. Ева-Энн вскрикнула и замерла.
- Милая! - Он снял шляпу. - О, Ева-Энн!
Девушка все еще стояла на месте, но, увидев выражение его лица, услышав его голос, она не смогла справиться с охватившей ее дрожью. Глаза Евы-Энн засветились. Сэр Мармадьюк спрыгнул с лошади и порывисто устремился к девушке.
- Так это не Руперт?
- Нет, конечно же, нет!
- Ева, - он протянул руки, - моя Ева-Энн!
- Нет, подожди немного, Джон!
Она осторожно наклонилась и опустила ведра на землю. Прекрасные глаза взглянули из-под шляпы с какой-то затаенной печалью.
- Джон, - тихо сказала девушка, - сэр Мармадьюк...
- Зови меня Джон, моя милая.
- Ты все-таки пришел? - Глубокая нежность прозвучала в этом вопросе.
- Да, пришел. Пришел, чтобы закончить свои поиски.
- Так ты нашел свою юность, Джон?
- Увы! - вздохнул он. - Но я обрел куда больше - Еву-Энн Эш. Ты любишь меня дитя мое?
- Но, милый Джон, - она вздохнула, - ты сэр Мармадьюк, блистательный джентльмен, а я всего лишь Ева-Энн.
- Да, ты действительно всего лишь Ева-Энн, - он взял ее руки в свои, и потому, дитя мое, я хочу спросить тебя - пойдешь ли ты со мной? Отдашь ли ты мне свои сердце и руку?
- Сначала... сначала, - прошептала девушка страстно, - сначала скажи, действительно ли ты любишь меня? Не как дитя, а ка жен...
Он подхватил ее и закружил в воздухе, шляпка упала в пыль.
- Люблю я тебя?! - вскричал сэр Мармадьюк. - Один лишь Бог ведает, как сильно я тебя люблю! Поцелуй меня, Ева-Энн Эш!
Он опустил девушку на землю. Шляпка сиротливо валялась в пыли, но эти двое не обращали на сей прискорбный факт ни малейшего внимания.
- Джон, - прошептала девушка, - быть любимой таким величественным джентльменом, как ты, это вселяет меня благоговейный ужас... И давай будем всегда помнить, что именно она позволила нам быть вместе, что именно она отдала ради тебя свою жизнь. Она знала, что я люблю только тебя. А теперь она смотрит на нас с небес, а я уверена, что она на небесах, и обрела покой и счастье. Смотрит, и душа ее радуется.
Тут рядом кто-то негромко хихикнул. Сэр Мармадьюк грозно оглянулся - в дверях сарая мелькнул подол платья.
- О, Джон! - Ева-Энн залилась жарким румянцем. - Это Нэнси, одна из работниц! Я забыла обо всем на свете, кроме тебя и...
Сэр Мармадьюк весело рассмеялся и подобрал соломенную шляпку.
- И все-таки, - тут он снова обрел серьезность, - мне уже сорок пять!
- Но у тебя глаза мальчишки, милый Джон. Любовь вернула тебе юность.
- Волосы мои седы.
- Вот как? Я ничего не вижу.
- Вот здесь, на висках.
- Наклонись, Джон.
Она быстро поцеловала его и тут же скрылась за броней соломенного головного убора.
- А теперь пойдем, расскажем все моим дядюшкам.
Они направились к дому, и по дороге им попался мистер Гоббс. Выглядел этот достойный джентльмен настолько чинно, что его легко можно было принять за архидиакона, готовящегося произнести свое благословение с церковной кафедры.
- Мой дорогой Джон, - весело сказал сэр Мармадьюк, - скажите, сколько мне сейчас лет?
- Сэр, - мистер Гоббс внимательно оглядел сияющие лица, - я бы сказал, что вам тридцать шесть или даже меньше. В действительности я...
Тут от стены ближайшего коровника отделилась невысокая широкоплечая фигура, в одной руке человек держал довольно странную шляпу, в другой покачивалась шишковатая трость.
- Шриг! - воскликнул сэр Мармадьюк.
- Собственной персоной, сэр! - мистер Шриг энергично встряхнул руку джентльмена. - Я совершенно случайно оказался поблизости и осмелился зайти к вам. И теперь, увидев, что ваши дела в полном порядке, увидев, что, если вы мне позволите так выразиться, в воздухе запахло предстоящей свадьбой, я хочу выразить вам свое глубочайшее уважение словами одной старой песенки. - Тут мистер Шриг выставил ногу вперед и, раскачивая в такт тростью, пропел:
Да здравствует брак
И брачное ложе!
Девочка прежде,
Мальчик позже!
И к этому, друзья мои, нечего добавить!
