«Да, с русалкой он, конечно, промахнулся, — подумала Лариса Сергеевна, — но во всем остальном… Материалы для квартиры и Дашка бы лучше не подобрала. Вкус у Пал Палыча, безусловно, хоть и не безупречный, но все же замечательный». Одаренный человек полюбил ее… Только подумать — когда ей уже пятьдесят стукнуло и ни о чем таком она и не помышляла… Какая уж там личная жизнь… никогда у нее толком этой личной жизни не было. Был муж, выходила когда-то за него: казалось, на всю жизнь, а получилось — помучилась, помучилась, да и выгнала. Пьянствовал, руки распускал, даже Дашку маленькую не пожалел — пить не бросил. Что же жить с таким было, какой пример для ребенка? Так семья у нее и не заладилась. Всю жизнь одна, сама и ребенка вырастила. И вот, когда уже и дочь замуж вышла, и внучки родились, она встретила мужчину… Кто бы сказал, что в пятьдесят лет ее полюбят и предложение сделают! И даже колечко он ей купил. Она раскрыла коробочку и достала украшение. Колечко тоже было очень даже ничего. Его можно было бы назвать изящным, если бы не ярко-голубой крупный камень чистой воды посередине, да и золота, пожалуй, многовато… Господи, а ведь бабуля-то права оказалась! «Наверняка он для того купил такое тяжелое и явно дорогое, чтобы я не думала, что он жадный! — мысленно ахнула Лариса Сергеевна. — Сколько же он на него потратил? Уж не все ли деньги, что получил за ремонт ее квартиры?»
Пал Палыч смотрел на нее искательным взором, и она решительно надела кольцо на палец.
— Камень под глаза твои выбирал, — довольно сказал он и улыбнулся. Улыбка его красила…
«Как-нибудь обязательно скажу ему, какой он красивый, когда улыбается», — подумала она.
— Аквамарин называется. Нравится?
— Очень нравится! Не крупный он для меня, как думаешь?
— В самый раз. Хорошо смотрится. — Вид у Пал Палыча стал такой счастливый, что она не выдержала и сама поцеловала его.
Он обнял ее с неожиданной силой — руки у него были крепкие, мускулистые… настоящие мужские руки.
— Лара… Ларочка…
Он так боялся спугнуть свое неожиданное счастье, что не знал, что с ней и делать. Поцеловать еще? Или… или доказать, что он хорош и как мужчина? Он беспомощно оглянулся — в квартире не было никакой мебели, кроме стола и табуретов в кухне и единственного старого тюфяка в углу, на котором он спал. Его напарники выехали, квартира пустая, но этот слежавшийся, покрытый пятнами тюфяк просто оскорблял его глаз. Нет, не станет он после того, как она приняла кольцо и, можно сказать, пообещала стать его женой, предлагать ей заняться любовью прямо на полу! Нет, он долго ждал, вернее, он дожидался эту женщину с по-детски голубыми глазами всю жизнь. Поэтому он потерпит еще немного. Он отвезет ее в Херсон, и там, на сделанной им собственноручно из настоящего дерева кровати, пусть она его и оценит… Он склонился над ее рукой с кольцом и нежно коснулся ее губами.
Она, кажется, вполне поняла его замешательство, но смотрела на него весело и даже немного кокетливо. Тогда он и сам развеселился и сказал:
— Поехали смотреть цветы!
* * *
Так, сырок, колбаска… или лучше сосиски? Нет, лучше положить копченой колбасы. Неизвестно, найдет Катин знакомый бомж Володя посылку утром или вовсе не зайдет сегодня в их двор — ведь Катя, если честно, баловала его передачами не часто. Ну, может, раза четыре за все лето спохватывалась, что давно ничего ему не оставляла, и собирала «гуманитарную помощь», как называл эти передачки Тим. Володя, получив продуктовое вспомоществование, каждый раз оставлял нацарапанную карандашом трогательную записку: «Спасибо большое, Катерина!» Писал Володя, как ни странно, без ошибок. Правда, кроме «спасибо большое», он ей ничего больше не отписывал, но в последней цидулке после текста красовался лихо нарисованный смешной смайлик.
Она сунула в пакет три яйца вкрутую, бутерброд с сыром, кусок колбасы, банку сардин в масле. Хотела добавить еще печенья, но пачки на месте не оказалось. Наверное, Тим забрал на работу. Он позавчера опаздывал и даже позавтракать не успел. Ну ладно, все равно Володя сладкое не очень любит. Поверх всего она положила записку следующего содержания: «Володя, очень надо поговорить. Я буду дома завтра после 6 вечера». Подумала и приписала: «Буду после 6 вечера каждый день. Квартира 35. Катя».
На улице было уже темно, и где-то рядом противно орали коты. Катя с сомнением посмотрела на ящик, где всегда оставляла посылки, потом понюхала пакет. Колбасой пахло отчетливо. Она подумала и вытащила ее оттуда. «Колбасу ему лучше прямо в руки отдать, а то коты сожрут, — резонно решила она. — Еще и пакет в клочья разнесут, и записку тоже». Верх ящика был выше Катиной головы, но в прыгучести местных котов она не сомневалась. Она положила пакет в условленное место, подумала и придавила его еще и кирпичом. Эта передача никак не должна была пропасть — ведь иначе, чем через Володю, выйти на информацию, где именно скушал свой последний тортик Леонид Иваныч Водолажский и как выглядела угостившая его женщина, она не могла. Она только помнила, что Володя говорил о каком-то подвале, в котором они жили и в котором же умер незадачливый любитель сладкого и чужих женщин Водолажский. Произошло это вроде бы даже недалеко отсюда, но где именно?
Быстро поднявшись к себе, Катя открыла ноутбук, недавний подарок Тима. Катя была против дорогих подарков, но он настоял, что компьютер дома ей просто необходим — и для работы, и для общения. И вот теперь он пришелся как нельзя кстати. Она нашла карту города, и стала срочно вспоминать, кто из театрального коллектива живет неподалеку. Покойная Кулиш жила почти рядом с театром… Сегенчук, которая так некрасиво поступила с костюмами конкурентки, проживала в Научном, она сама была у нее с опросом. Женя Богомолец, разочаровавшая ее, обитала где-то в Пятихатках. Вот они, Пятихатки, — тоже практически за городом, очень далеко и от района поиска, и от театра. Однако встречались-то они с ней в общежитии консерватории… А общежитие буквально в двух кварталах от ее, Кати, дома! Но в общежитский подвал бомжей не пустили бы точно, там с этим строго. Однако проверить все равно не мешает. Так… Еще кто? Лариса Столярова! Оперная прима живет недалеко, на Черноглазовской. Катя очень хорошо знала эту тихую, круто уходящую вниз от центральной Пушкинской, улицу. Когда-то она регулярно бывала в гостях в одном доме на Черноглазовской, там жила ее подружка по университетскому биологическому кружку. И если бы Катя не передумала поступать в медицинский и стала бы врачом, а не опером, возможно, родители Тима приняли бы ее в свой круг. Но Катя врачом не стала. Она стала сыщиком, и даже неплохим. Ну, если не считать досадного казуса с кондитершей Черной и того прискорбного случая, когда ее чуть не убили. Да, что-то много проколов, самокритично решила она. Черт, да где тут эта самая Черноглазовская?! Странно, нет такой улицы! А, она теперь какого-то маршала Бажанова. Зачем название сменили? Такая улица уютная была. Впрочем, улица уютной и осталась, вот только название зачем сменили на помпезное? Прежнее ей больше шло… «Так, кажется, я снова отвлеклась, — подумала Катя. — Кто еще из артистов в этом районе обитает? Ага, вот еще Алина, девица, с которой Лысенко крутит шуры-муры». Она живет ближе всех к театру, в районе Госпрома, и также попадает в искомый радиус. Да, выбор получается богатый. Не говоря уже о том, что завтруппой Елена Николаевна со своей подругой-концертмейстером также жительствуют, в общем-то, недалеко. Конечно, не рукой подать, а на Полтавском шляху, рядом с вокзалом, но подвалы там тоже богатые, как сказал бы Володя. А от вокзала до театра всего две остановки на метро… И это тоже наводит на размышления! Так, а остальные где обитают? Она подняла свои записи и проверила. В искомом районе никто больше не проживал. Ни в двух, ни больше остановках и близко никого не было. Единственная, у кого Катя не была лично и о ком у нее не было записей, — Аня Белько. И где, интересно, живет она? И правда ли то, что, как говорят, Савицкий переехал от жены к ней? Да, интересная фигура — этот режиссер… Недолго горевал и тут же обзавелся новой пассией. А скорбел ли он вообще о своей любовнице? И откуда в ее организме взялся тот самый грибной токсин? Дать его мог только близкий человек… близкий… очень близкий…
Катя быстро сняла трубку и позвонила Лысенко. К телефону долго никто не подходил, и она подумала, что Игорек сегодня, наверное, уехал на природу — последний августовский выходной выдался на славу и все, кто мог, спешили покинуть раскаленный и пыльный город и насладиться загородной прогулкой, пока не начались сентябрьские дожди. Между прочим, Тим тоже вчера звал ее к родителям на дачу, а она снова не поехала… Отговорилась плохим самочувствием, но он, похоже, в это нисколько не поверил, иначе остался бы с ней. А теперь она сидит здесь одна, а он обиделся всерьез и, наверное, даже ночевать уехал к себе.
