Пока я выздоравливала, неунывающий Сем Семыч азартно гонял соседских кур, ел за двоих взрослых мужчин и дрых на солнечных пятнах, то есть где придется, вальяжно развалившись на спине и раскинув лапы в разные стороны, демонстрируя всем подряд, что кое-какие достоинства у него все же остались.
Тетя легко переключилась с Ванды на Былинского, теперь ее интересовали теория и практика ясновидения, а также проблемы рационально-эмотивной терапии депрессий и неврозов, если я правильно запомнила. Словом, с ней не соскучишься.
Едва выписавшись из больницы, нелюбимый кузен заявил, что не задержится в ненавистном ему доме дольше пяти минут, поскольку все вокруг только и ждут его смерти. Ага, делать нам больше нечего, своих забот мало.
Сидим и ждем-с. До боли стиснув зубами язык, я промолчала. А сказать ой как хотелось.
Скатертью дорожка и попутного ветра в спину, солнце мое недотравленное. Адью, от греха подальше.
Быстро собрав свои шмотки, кузен покусился было на Дали и ширму с гейшей, по поводу которых, я знаю, у него со стародавних времен текли слюнки и потели ладошки, но не тут-то было. Я стерегла дядино добро не хуже сторожевого пса. Он сослался на то, что якобы дядя давно их ему подарил. Я не поверила и широко открыла рот - что называется, не сдержалась. С каждым бывает.
При первых признаках грозы Приваловы испуганно попрятались по своим спальням, а Нюся побелела как полотно. Начался грандиозный скандал, однако
Павлику не повезло изначально - не на ту напал. Я считаю, что и у наглости должны быть пределы. Однако Павлик так не считает. Уезжая, он пригрозил лишить меня какого-то наследства. Интересно - какого. Не дядиного ли?
И что за мода такая у Приваловых? Чуть что - сразу лишать наследства.
Не разобравшись, не выслушав человека, не поняв его душевных устремлений...
Безобразие, я считаю. Нонсенс и рудимент. Лишить каждый может, а ты попробуй пойми.
Ну и шут с ним, обойдусь, не впервой мне.
Любимый кузен днями напролет копался в своем мотоцикле, что заменяло ему и ясновидение, и терапию неврозов, и ширму с гейшей. Грета тосковала по несбывшемуся. Не без этого. Ничего, сестренка, пройдет, по себе знаю.
Женщине что, женщина - тучка. Впрочем, не буду повторяться.
Мне удалось поговорить с ней по душам, на этот раз не пригодились никакие средневековые ухищрения, она сама раскололась, что по наущению
Олега (мне проще называть его молокососом или Гоутом) тайком (не знаю, что она имеет в виду, поскольку я сама дважды заставала ее за этим занятием) обыскивала дом, включая и мою комнату, в поисках дядиного завещания.
Признаюсь, я давно догадалась и чуть было не заподозрила кузину в несравнимо больших прегрешениях, чем это, поэтому, выслушав ее чистосердечное признание, вздохнула с облегчением.
Ко мне частенько забегала Паша, которая в схватке с Паном заработала лишь легкие поверхностные повреждения в виде одной шишки и двух ссадин.
Повезло плутовке. Хрустнул в подвале, наверное, камень. Я подарила ей свой хвост, она обрадовалась, тут же привязала его веревкой к талии и больше не снимала.
Павел, увязавшийся за нами в "Акрополе", оказался любимым учеником
Былинского, тем самым, которого похитили на обратном пути из хлебного магазина. А получилось так: однажды в клубе он совершенно случайно (ну да, конечно) познакомился с женщиной (кажется, я догадываюсь с кем). Так, ничего особенного, обменялись ничего не значащими репликами и разошлись. А тут он вышел из магазина, свернул в безлюдный переулок и столкнулся с новой знакомой. Ну "здравствуйте-как поживаете", естественно. Она сказала, что на машине и предложила доставить до дома, а доставила прямиком в "Акрополь".
Куда, спросите, смотрело его ясновидение? В самую точку смотрело. Было предзнаменование, было, только день стоял такой ясный и теплый, а глаза знакомой обещали райские кущи... Ох, знаем мы эти кущи, лазали - один бурьян и чертополохом. Как-то, давно, правда, дело было, я облазала все обещанные кущи и вывела зависимость, непоколебимую как траурный марш Мендельсона: чем больше нам обещают, тем меньше мы получаем. Но неопытный
Павел, понятно, об этом не знал и попался. Поэтому я намерена обратиться в министерство образования с ультимативным требованием, чтобы мою зависимость изучали в школе наравне с законами Ньютона, Архимеда и прочих деятелей. Чем я хуже? Да ничем. Моложе разве что, но это не порок. А моя зависимость, я уверена, поможет вдумчивым юнцам избежать многих досадных ошибок и горьких недоразумений. Невдумчивым не поможет ничто, в том числе Ньютон с Архимедом.
Польстившись на глаза Ванды, Павел выкинул из головы все пророческие предзнаменования. Но Ванду интересовало именно его ясновидение. Зачем - не спросила, так что не знаю. Может, она хотела найти древние сокровища викингов или узнать, где какая-нибудь тетя Лиза прячет свои сбережения.
Словом, преступники хотели воспользоваться божьим даром в сугубо корыстных целях, но вдумчивый Павел вовремя прозрел и наотрез отказался сотрудничать с ними. Его и уговаривали, и устрашали, и подкупали, а он ни в какую. Вот и загремел несговорчивый Павел в зловонный барак.
Борозды на стенах барака, не дававшие мне покоя, образовались от того, что голодные узники, которых раз в сутки травили жидкой баландой, соскребали ногтями со стен штукатурку и ели ее. Я же говорила - Освенцим.
Пройдя сквозь ужасы "Акрополя", Павел лишился прирожденного дара ясновидения. Честно говоря, таким он мне больше нравится, хотя другим я его и не знала, но как подумаю, что он мог знать обо мне столько же, сколько знаю я сама, и даже больше, так сразу понимаю, что без ясновидения он мне нравится больше.
Хочу быть правильно понятой: скрывать мне особенно нечего, но и выворачиваться на изнанку вроде бы ни к чему. Да, я боюсь высоты, замкнутых пространств и мужчин, но вуайеризмом пока - тьфу, тьфу - не страдаю.
Должна быть в женщине какая-то загадка или как? И потом, никакие пророчества никого еще ни от чего не спасли. Чтобы понять это, не обязательно повторять чужие ошибки, достаточно прочитать древние мифы.
Затем они и существуют. Или вспомнить историю самого Павла, тоже поучительно.
Убедившись, что я пошла на поправку, благодарный Павел оставил меня в покое и всерьез занялся Пашей. Он методично водит ее по врачам (в основном по Былинскому, я так поняла). Говорят, она делает большие успехи. Я очень надеюсь, что это так, только... Не знаю. Боюсь. Сомневаюсь. Паша живет рядом с нами, но словно в другом измерении. Ее сердце открыто страданиям других людей, она радостна, бескорыстна и искренна, ей плевать на дурацкие условности, в которые мы заковали себя. Как сказала Нюся, Паша - божий человек, такой, наверное, была Ева до изгнания. Можно ли, а главное - нужно ли лечить от этого? Но в одном я с Павлом солидарна целиком и полностью:
Паше нужно сделать операцию, чтобы освободить защемленный нерв, из-за которого она вынуждена радоваться сквозь слезы.
Что касается Былинского, то на радостях он хотел оплатить мне больничный. Мне! Оплатить!
Обуреваемая непомерным фамильным достоинством, я вскинула голову и гордо отказалась. Блин, а над тетей подсмеивалась. Нет, это не я, это гены, они виноваты, да я и голову так вскидывать не умею. Это точно не я.
Выслушав отказ, Былинский ловко схватил мою руку и долго держал ее, впав в странное, пугающее оцепенение. Я успела трижды вспотеть, а рука затекла. Ексель. Может, заснул? Э, парень, отцепись, пожалуйста.
Учитель очнулся, открыл замутненный глаз, подернутый пугающей белесой поволокой, и глухо изрек, вращая вытаращенным бельмом:
- Здесь я, Лахезис. Слушай мое пророчество и запоминай. За четыре ближайших дня ты поймешь, что нельзя тянуть с благодарностью, преступишь закон, решишь попробовать еще раз и разбогатеешь. Когда исполнится это предсказание, ты должна тридцать раз прочитать любую молитву, в полночь закопать в землю монетку и простить того, кого считаешь виноватым.
Сказав это, Былинский как ни в чем ни бывало сморгнул поволоку, открыл второй глаз и молча вышел за порог.
Бред. Что за бред.
...Ну что еще? Подземелье завалили камнями и закрыли железными решетками, опасаясь проникновения вездесущих мальчишек. Жаль, мне бы хотелось еще раз пройтись по тоннелю, но уже с фонариком в руках.
Честно говоря, я заскучала, у меня возникло ощущение, что коварное время опять увязло. Пришлось активно заняться йогой. Очень помогает. Но если бы не Натка, которая заходила каждый день, я бы скисла вместе с йогой.
Пытаясь меня расшевелить, подруга подарила кулон - крохотное зеркальце в тонкой золотой оправе. Не поленилась, однако, съездила в Москву и заказала цацку у знакомого ювелира. И как после этого не простить ей лопатку? Не простить не возможно. А еще она подарила мне дубликат персонального дела, которое завели на меня Ванда с Гоутом. Его среди прочих обнаружил Кшысь, когда просматривал акропольский архив, подсуетился и сделал копию, а оригинал честно передал следователю вместе с другими бумагами.
