— Значит, так ты обращаешься с лучшей подругой — имеешь от нее секреты и ведешь себя нечестно?
— Это неправда.
— Знаешь что? В этом как раз и заключается разница между нами. Ты не можешь признать правду. Моральное Перевооружение сделало меня лучше, но Абсолютное Бескорыстие для тебя ничего не значит. Ты делаешь то, что хочешь, то, что тебе нравится, а потом лжешь…
Лайза сказала:
— Я должна идти. Меня зовет мама.
Голос Кэти теперь дрожал:
— Знаешь что, Абсолютная Честность? Ты меня обидела. Сильно обидела. Всю неделю я ждала, когда мы увидимся. Поставь себя на мое место и подумай о том, что я почувствовала, когда узнала, что ты ушла, даже не оставив мне записки.
— Кэти, я не нарочно.
— Тогда почему ты не позвонила мне, когда пришла домой?
— Именно это я и делаю. Я звоню тебе. Что еще я, по-твоему, делаю?
— Ну да, конечно, через сто часов после того, как пришла домой.
— Я только что вошла!
— Ты отсутствовала весь день?
— Почему ты поднимаешь такой шум?
— Это я поднимаю шум? Значит, это моя вина?
— Я не сказала, что это твоя вина, но тебе не следует устраивать из-за пустяка сцену. Ты ведь тоже многое делаешь без меня. Почему я не могу сделать что-то без тебя?
— Прекрасно. Пусть будет так. Я жалею, что затеяла этот разговор.
Лайза почувствовала, что, если немедленно не найдет выхода, это будет продолжаться бесконечно.
— Послушай, мне действительно очень жаль. Извини.
Наступило минутное молчание. Кэти не хотела оставлять свою позицию победительницы.
— Ты правда жалеешь об этом?
— Правда. Я не хотела говорить, где я была, потому что это было связано с моей мамой и ее… ты понимаешь… с ее проблемой.
— О, бедняжка. Почему ты сразу не сказала?
— Мне было неудобно. Надеюсь, ты простишь меня.
— Конечно, я тебя хорошо понимаю. Но право же, если бы ты мне сказала, мы бы избежали этого непонимания.
— В следующий раз обязательно скажу. Прости, что я не была с тобой полностью искренней.
— Все в порядке. Лайза, это не твоя вина, что она такая.
— Спасибо тебе за понимание. — Если уж она капитулировала, почему бы еще не поунижаться?
— Когда ты собираешься завтра пойти в парк? Как думаешь, в шесть часов не слишком рано? Я приготовила потрясающие яйца. Мы сможем устроить пикник.
Лайза молчала, не находя слов.
— Лайза?
— Дело в том, что я не смогу пойти. Это еще одна причина, по которой я позвонила. Моя мама больна, и я должна остаться дома на случай, если ей понадоблюсь.
— Но может быть, завтра ей будет лучше?
— Не думаю. Она плохо выглядит.
— Ты не можешь оставить ее даже на один час?
— Ее лучше не оставлять.
— А что с ней?
— Не знаю. Я сейчас позвоню доктору. Она больна целый день, и это может быть серьезно.
— Хочешь, я приду посидеть с тобой? Ничего, что я пропущу фейерверк. Мы можем сделать попкорн.
— Лучше не надо. Что, если она заразна? Она зовет меня, так что я должна идти. Поговорим завтра, ладно?
— Конечно. Я надеюсь, что ей будет лучше.
— Я тоже.
Когда Лайза положила трубку на рычаг, ее спина была мокрой от пота. Она снова и снова прокручивала в уме телефонный разговор, вспоминая тон Кэти и жалея, что не прекратила беседу раньше. Ей не следовало лгать о своей матери, но что еще оставалось делать? Она была уверена, что Кэти никогда не узнает про ее обман. Она знала, что подруга очень жалеет ее из-за пьянства ее матери и даже молится за нее, цитируя Абсолютную Любовь. Лайза думала иначе, но что это меняет?
Она решила покормить мать ужином пораньше, поскольку сегодня вечером собиралась встретиться с Таем. Ей не терпелось рассказать ему все глупости, которые по телефону наговорила Кэти. Ему не нравилась Кэти, и он будет рад услышать, что Лайза наконец-то сумела не подчиниться ей. Хотя бы на некоторое время. Пусть маленький, но прогресс.
Она включила воду, чтобы помыть кастрюлю для рисовой каши, а потом открыла банки с кукурузой и зеленой фасолью. Она старалась следить за тем, чтобы мать хорошо питалась, но та по большей части вообще не хотела есть. Два дня назад Лайза купила индюшачьи котлеты и теперь достала одну из холодильника и поджарила ее на растительном масле. Когда все было готово, она поставила еду на поднос, положила бумажную салфетку и вилку и отнесла в гостиную. Но мать была уже абсолютно безразлична к внешнему миру и даже не повернула головы. В пепельнице догорала сигарета. Лайза выбросила ее и отнесла поднос на кухню, где поставила его так, чтобы мать заметила еду, когда встанет. Затем она помыла кастрюлю и сковородку и убрала их в шкаф.
Тай заехал за ней в девять часов вечера на пикапе своего дяди, который каждый раз приходилось выпрашивать. После того как Лайза забралась в машину, он протянул ей пакет с кривовато завязанным бантом.
— Что это? — спросила она, вынимая из пакета бутылку, похожую на шампанское.
— Вино «Коулд дак». Я купил его на рынке, чтобы мы могли отпраздновать. С днем рождения!
— Ты купил алкоголь?
— Я выгляжу совершеннолетним, так что я все время так делаю. Продавец ни разу даже не проверил моего удостоверения личности.
— Смотри, как бы твоя тетя не узнала.
Он улыбнулся, блеснув белыми зубами и ямочками на щеках.
— У меня есть еще кое-что для тебя, но это потом.
Лайза улыбнулась. Ее щеки горели. Она еще никогда не получала подарка от мальчика. Она представила себе браслет с выгравированными на нем их именами — на память об их любви.
Они поехали в имение Тэннье, как делали два предыдущих раза. По городу они не могли ездить: если бы их увидели вместе, у Тая были бы неприятности с тетей.
Новая дорога была намечена, но только частично заасфальтирована. В качестве кульверта вырыли канаву, и с помощью подъемного крана в нее уложили трубы. Когда Тай свернул с главной дороги, они увидели временный знак «Проезд закрыт». Вдоль дороги выстроился ряд оранжевых колпаков, преграждавших путь. Поскольку Четвертое июля выпадало на субботу, правительственные учреждения были закрыты накануне, в пятницу. Не работали ни суд, ни почта, ни библиотека, ни банки. Бригаде дорожных строителей, очевидно, тоже был дан трехдневный выходной.
Тай проехал вокруг заграждения, огибая кучи грязи и земли, а также строительную технику. В наступающих сумерках казалось, что экскаватор светится. Перед их первым визитом Тай осмотрел дом и окружающую местность и обнаружил незапертый сарай, куда теперь поставил свой пикап. Он помог Лайзе выбраться из машины и повел ее за руку к широкому деревянному крыльцу с задней стороны дома. Вдалеке слышался шум машин, выезжавших на 101-е шоссе.
— Подожди секундочку, — сказал он, побежал к машине и через минуту вернулся со свертком под мышкой. — Спальный мешок, — объяснил он. Тай обнял ее за плечи и повел через темную кухню наверх по лестнице для слуг. В доме, так долго простоявшем запертым, было душно. Когда они оказались в хозяйской спальне в передней части дома, Тай распахнул все окна, чтобы стало прохладнее. Ветерок, влетевший в окно, был теплым, но по крайней мере создавал хоть какую-то циркуляцию воздуха. Тай расстелил громоздкий спальный мешок и протянул к ней руку, увлекая за собой на пол.
Потом он открыл бутылку с «Коулд дак» и предложил Лайзе сделать первый глоток. Вино оказалось не таким противным, как она ожидала, и Лайза почувствовала, как по телу разлилось тепло, а голова слегка закружилась. Они передавали бутылку друг другу, пока она наполовину не опустела. Лайза лежала на боку, положив голову на руку, они шепотом разговаривали. Она начала было рассказывать ему о Кэти, но он прервал ее поцелуями и ласковыми многозначительными взглядами.
— Да, чуть не забыл, — сказал он. — Твой подарок.
Он вынул из кармана тюбик с вазелином и с улыбкой протянул ей.
— Что это?
— Ну, знаешь, на всякий случай.
Лайза почувствовала спазмы в желудке и села.
— Я думаю, что нам этого лучше не делать. Это нехорошо.
— Не волнуйся. Необязательно прямо сейчас. Все зависит только от тебя, — сказал Тай. Он притянул ее к себе и снова поцеловал. От невинных ласк первых свиданий они перешли уже на более опасную территорию, и Тай на каждом свидании начинал с того места, где они останавливались в прошлый раз. Он захотел раздеть ее. Лайзе это не понравилось, но она не могла ему отказать. Ей было приятно целоваться с ним, и вообще ей повезло, что он выбрал ее, когда любая другая девчонка в школе была бы рада оказаться на ее месте. Она чувствовала, как плывет, увлекаемая его решительностью и своей неспособностью сопротивляться. Внутренний голос нашептывал ей, что настойчивость Тая и угрозы Кэти должны насторожить ее, но от «Коулд дак» ее клонило в сон и она чувствовала себя так расслабленно, что ей было все равно. Легче было сдаться, чем оказывать сопротивление.
