Никки пожалела, что рядом нет Рука. Тем более что отсюда было всего несколько кварталов до его мансарды, и она надеялась, что журналист, если поспешит, еще успеет на финальную сцену. По дороге она пыталась ответить на его звонки, но телефон переключался на автоответчик. Оставлять важное сообщение в записи не позволяли правила, так что она наговорила следующее:
«Понятно: когда я работаю, ты висишь на хвосте, а когда работаешь ты, я, значит, не мешай? Ну, надеюсь, работа у тебя идет. И у меня тут кое-что происходит, позвони, когда это услышишь».
Журналист, конечно, будет в ярости, что пропустил такое, но она, так и быть, ответит на все его вопросы. Впервые за долгий и трудный день Никки улыбнулась.
В очередной раз повернувшись к камере, Тоби заметил Хит, и его сияние померкло. Увидев это, Никки задумалась, стоило ли являться на торжество. Ей вспомнилась сцена на авианосце. Но бейсболист не бросился бежать. Он спокойно пожал руку талисману команды, в костюме семнадцатого века изображающему Питера Стейвесанта, помахал всем на прощанье и прошел прямо к ней.
— Вы поймали нашего психа?
Никки, не покривив душой, ответила.
— Да. Давайте найдем место, где можно поговорить.
Она уже обеспечила себе такое место и, проводив Миллса в компьютерную лабораторию, жестом предложила ему сесть. По дороге спортсмен заметил Таррелла и двоих в форме и на его лице появилась странная усмешка. Один из полицейских остался у дверей, второй прошел через комнату и загородил собой узкое окно.
— Что происходит? — спросил Миллс.
Никки ответила вопросом на вопрос:
— А Джесса Риптона здесь нет? Я думала, он не пропустит подобного торжества.
— Верно, он собирался прийти, но позвонил и сказал, что решает срочный вопрос со спонсором и чтоб его не ждали.
— А где его искать, не сказал? — поинтересовалась Хит. Ни в офисе, ни на квартире Брандмауэра не застали.
Миллс оглянулся на классные часы.
— Без десяти девять. Пожалуй, пьет второй мартини в «Булее».[148]
Детектив Таррелл, не дожидаясь указаний, двинулся к двери. Когда он взялся за ручку, коп, стороживший снаружи, посторонился, выпуская его.
Тоби обратил внимание на его уход.
— Вы меня прямо пугаете, детектив Хит.
Собственно, именно такого эффекта Никки и добивалась. Отсутствие Риптона настораживало, зато давало ей шанс надавить на Миллса, не наткнувшись на отпор его верного защитника.
— Пора уже, Тоби.
Он поднял бровь.
— Что «пора»?
— Пора нам поговорить о Солей Грей. — Никки выдержала паузу, пока он не заморгал, и только тогда добавила: — И про Рида Уэйкфилда. — Дождавшись, пока Миллс тяжело сглотнет, она закончила: — И о вас.
Он сделал все, что мог, он действительно старался. Но при всей умудренности спортсмена-мультимиллионера в душе Тоби Миллс остался оклахомским мальчишкой из Броккен-Эрроу. Тамошнее воспитание не научило его врать.
— А что Солей Грей и… Рид? Они-то здесь при чем? Я думал, мы говорим о психе, который преследовал меня и мою семью.
— Его зовут Моррис Гранвиль, Тоби.
— Я знаю. Но про себя всегда называл его просто «псих». Говорите, его взяли?
— Взяли.
Никки видела, как он ждет продолжения, и потому замолчала. Сейчас Тоби Миллс был не звездой бейсбола, а подозреваемым на допросе, и беседой будет управлять она.
— Расскажите, как вы познакомились с Солей и Ридом.
Тоби стрельнул глазами на дверь, где ждал полицейский, и снова обратил взгляд к Никки. А потом принялся изучать собственные ботинки, словно надеялся отыскать на них ответы, не расписанные заранее Брандмауэром.
— Солей и Рид, Тоби. Я слушаю.
— Я… что тут говорить? Я услышал о ней сегодня. И… — он все же попытался вывернуться, — я читал в газетах, что вы ее преследовали. И в этот раз тоже за ней гнались, да?
Никки не попалась на крючок и даже не показала, что заметила приманку.
— Я спросила, как вы познакомились с Солей и Ридом.
Миллс по-детски пожал плечами.
— Жизнь свела, знаете ли. Это же Нью-Йорк. Ходишь по гостям, встречаешься с людьми. «Здрасьте-здрасьте» и все такое.
— И только? «Здрасьте-здрасьте»? Не больше?
Миллс взглянул на дверь и поджал губы. Никки как-то видела у него такое лицо по телевизору: тогда он обошел девятый номер, пробиваясь к базе, и не мог позволить себе аута. Выбраться из нынешней заварухи навыки подающего ему не помогут, и Тоби сомневался в себе: Никки чувствовала его неуверенность. И добавила:
— Не хотите ли прокатиться? Вас не затруднит заложить руки за спину?
— Вы серьезно? — Он уставился ей в глаза, но сморгнул первым. — Я их много где встречал. Знаете, на приемах. Рид еще играл в благотворительном матче по софтболу, который я устраивал в помощь жертвам урагана в девятом году. Кстати, и Солей тогда тоже была.
— И это все?
— Ну, не совсем. Мы иногда выпивали вместе. Я почему сразу-то не сказал. Неловко было. Теперь все это в прошлом, но, впервые попав в Нью-Йорк, я немного «сорвался с цепи». Трудно устоять. И в те времена мне случалось гулять с ними.
Никки вспомнила слова Рука: Кэссиди Таун писала в своей колонке о бурных ночах Миллса.
— Говорите, это было давно?
— Да, мэм, давняя история. — Он произнес это быстро и без запинки, — словно минуя опасную отмель.
— Все это до последнего благотворительного матча?
— Да, задолго до того.
— А с тех пор вы не виделись?
Он покачал головой, изображая задумчивость.
— Ну, не могу сказать, что мы часто встречались в последнее время. Они разошлись, знаете ли.
Никки рванулась в атаку.
— Я как раз слышала, что они снова сошлись. В ночь смерти Рида.
Миллс умел не меняться в лице даже в самые острые моменты игры, но все же он побледнел.
— Да ну?
— Странно, что вы не знаете, Тоби. Учитывая, что вы виделись в ту ночь.
— Я не… нет!
Полицейский у двери вытянулся, услышав крик. Спортсмен понизил голос.
— Не было меня с ними. В ту ночь не было. Поверьте, детектив, я бы запомнил.
— Мой свидетель показал иное.
— Кто?
— Моррис Гранвиль.
— Да он же псих! Вы что, верите этому психу больше, чем мне?
— После задержания он рассказал, что видел Солей и Рида у клуба «Термал». — Никки наклонилась к бейсболисту. — Конечно, у меня в голове все время вертелось, что занесло его к клубу только потому, что он выслеживал там вас.
— По-моему, полный бред. Парень пытается что-то у вас выторговать. Он просто врет. Такой что угодно может наговорить, но если доказательств нет, нечего его и слушать.
Тоби откинулся назад и скрестил руки, всем видом показывая, что разобрался с ситуацией.
Хит передвинула стул к стоящему рядом компьютеру и вставила флэшку.
— Что вы делаете?
Открыв окошко, она щелкнула нужный файл и, пока он загружался, пояснила:
— Это из мобильника Морриса Гранвиля.
Снимок был любительским, но разборчивым. На нем блестела мокрая улица перед клубом «Термал». Рид Уэйкфилд и Солей Грей садились в лимузин. Эстебан Падилья в черном костюме с красным галстуком держал зонтик над открытой дверцей. А изнутри хихикающий Тоби Миллс протягивал Солей руку, чтобы помочь ей сесть. В другой руке он держал косячок.
Когда Миллс обмяк и руки у него задрожали, Хит сказала:
— Кэссиди Таун, Дерек Сноу… — Он понурил голову, и она легонько постучала по монитору, привлекая его внимание. — Вы вот о чем подумайте, Тоби: все они умерли — кроме вас. Я хотела бы знать, что не так на этой картинке.
И тут великий игрок разрыдался.
Тоби Миллс прибыл в Стейвесант на заднем сиденье черной «эскалады» с чеком на миллион долларов. Уезжал он на заднем сиденье полицейской машины и в наручниках. Пока ему предъявили пустяковые обвинения — только как повод для задержания. Ложные показания, недонесение о смертельном случае, препятствование правосудию, подкуп. Из признаний плачущего игрока Никки не поняла, будет ли ему предъявлено что-то более существенное. Это уже решать большому жюри и прокуратуре. Для нее важнее узнать, связан ли бейсболист с техасцем.
Фото с мобильного станет убедительной уликой. Никки следовало бы благодарить Гранвиля с его психическими отклонениями, из-за которых он сделал этот снимок и хранил его с мая. На вопрос, почему он не обнародовал его раньше и не попытался продать, Гранвиль ответил, что надеялся защитить своего кумира Тоби Миллса. На очевидный вопрос: «Почему же теперь показали снимок полиции?» — Гранвиль ответил, как о само собой разумеющемся: «Он засадил меня. — И добавил с улыбкой: — Если его будут судить, я увижу его со свидетельского места?». Никки поразмыслила о странностях мышления таких людей и странностях их любви, столь пылкой, что, не сумев добраться до предмета обожания, они уничтожают его. Одни убивают. Другие сажают за решетку. Любым способом доказывают, как это важно для них. Яд на выбор.
