Сенатор, перед которым был выбор, сел в то самое кресло, что неделю назад занимал Тулкун Назирович из Белого дома, рассказавший Шубарину о том, как Сухроб Ахмедович некогда взял его за горло. Шубарин, не забывавший об откровениях старого политикана, стоивших ему тогда тысячу долларов, невольно улыбнулся - круг замкнулся.
Разговор начал Сенатор. Он не удержался, выказал восторг по поводу увиденного, впрочем, такое начало сняло с него нервное напряжение, возникшее на лестнице, сейчас он держался куда увереннее.
Артур Александрович заметил это. Когда человек из охраны доложил, что Акрамходжаев пришел и поднимается пешком по лестнице, он сидел за компьютером и работал. На письменном столе у него стоял небольшой экран монитора телевизионной охраны, и он легким пожатием клавиш мог вызвать перед собой любой операционный зал, зал хранения ценностей и ценных бумаг, собственную приемную, холл на первом этаже и даже площадь и сквер перед входом - впрочем, такой системой оборудован на Западе любой мало-мальски серьезный банк. Он тогда невольно щелкнул переключателем, и перед ним появилась лестница, которая, впрочем, очень нравилась самому Шубарину, из-за нее он много спорил и с архитектором, и с дизайнерами, и реставраторами, и сам любил подниматься пешком, и служащие уже отметили это. И он, конечно, успел перехватить минутную растерянность Сенатора на площадке второго этажа, рядом с одной из своих любимых скульптур, крылатой, богиней Никой, тот словно почувствовал, что сегодня его ждет неприятный разговор.
Выслушав восторженный отзыв об интерьерах и убранстве банка, Шубарин, в свою очередь, расспросил о здоровье, о семье, о делах, поинтересовался, не нужно ли помочь деньгами. Тут нервы у Сухроба Ахмедовича слегка дрогнули: в начале беседы он не упомянул о поездке в Аксай по требованию Сабира-бобо, но сейчас, когда Шубарин спросил о деньгах, он признался, что ездил в вотчину хана Акмаля и с финансами проблем не имеет. Сенатору показалось, что Японец знает о поездке, и потому поторопился раскрыться и даже о завтрашнем вылете в Москву доложил.
В какой-то миг Сенатор с ужасом почувствовал, что он сам невольно перевел разговор в допрос. Шубарин заметил это. И оба моментально вспомнила свою первую встречу в кабинете Сухроба Ахмедовича, где хозяин тут же попал под влияние Шубарина, хотя тогда ситуация была явно на стороне Сенатора, а точнее, Артур Александрович был у него в руках, он тогда не сумел воспользоваться случаем, и сейчас чувствовал, как упустил инициативу. Шубарин ощутил растерянность гостя, хотя Сухроб Ахмедович и готовился к встрече.
Обменявшись по традиции любезностями, посчитав, что этикет выдержан, Шубарин неожиданно для Сенатора сразу перешел к делу, чем еще больше разоружил гостя, ожидавшего, как обычно, долгую прелюдию к серьезному разговору. А это давало бы ему шанс сориентироваться - почему Артур Александрович настоял на официальной встрече, так сказать, а не просто обеде в "Лидо" или в какой-нибудь чайхане, как прежде, ведь они так давно не виделись.
- Дорогой Сухроб Ахмедович, - начал Шубарин, - мы с вами давно не виделись, а за это время изменилась обстановка вокруг нас, да и мы сами уже не те, что были несколько лет назад, когда судьба свела нас. Мы живем в другой стране, нас окружает совсем иной мир. Я нынче не предприниматель, а банкир, да и вы больше не партийный чиновник высокого ранга, хотя, я вижу, большая политика увлекает вас все сильнее и сильнее. Визит к хану Акмалю тому косвенное подтверждение, а аксайский Крез всегда хотел влиять на судьбы края, думаю, этот зуд у него не прошел, тем более сегодня нет политиков уровня Рашидова, а остальных он не считает себе конкурентами, уж я-то хорошо знаю хозяина Аксая.
За эти годы вы достигли того, к чему стремились, о чем говорили при нашей первой встрече. Вы стали человеком известным и нынче вряд ли нуждаетесь в моей опеке, как прежде. Я невольно ощущаю, как расходятся наши дороги, вы, почувствовавший власть, попытаетесь ее вернуть, значит, с головой уйдете в политику. Раньше и я невольно был втянут в нее, ибо любая деятельность контролировалась партией. Теперь стали действовать законы экономики, и думаю, что наша жизнь уже в скором времени будет деполитизирована, деидеологизирована, иначе впереди нас будет поджидать очередной тупик. Я по-настоящему хотел бы заняться финансами. Без эффективной банковской системы суверенному Узбекистану не стать на ноги, и наш президент как финансист понимает это, банкиры ощущают его внимание, хотя не все идет гладко. Хочется верить, что Узбекистан желает стать правовым государством, где закон превыше всего и перед ним будут равны все граждане: банкир и шофер, президент и прачка, еврей и узбек, мусульманин и католик. По крайней мере первые шаги молодого государства говорят об этом, обнадеживают, да и конституция подтверждает это. В прошлом, когда жизнь регламентировалась партией в закон существовал сам по себе, для проформы, я часто нарушал его, или, точнее, лавировал всегда на грани фола. Впрочем, если откровенно, многие мои деяния носили вполне уголовный характер, но я никогда не нарушал закон преднамеренно, сознательно, меня постоянно вынуждали к этому, всегда вопрос выживания моего дела, да и самого, физически, ставился ребром: или-или, другого не было дано. Но сегодня, когда все и для всех начинается сначала, с нуля, я хотел бы уважать законы Узбекистана, этого требует и моя новая работа. Банк с сомнительной репутацией, с двойной бухгалтерией, общающийся с клиентами с сомнительной репутацией, - не банк, нонсенс, и рано или поздно разорится или будет влачить жалкое существование. У меня иные планы. В связи с этим я провожу ревизию прошлой жизни, хочу, как говорится, где возможно, даже задним числом, расставить точки над "и". Я не хочу, чтобы меня шантажировали моим прошлым. Это не от боязни, просто я хочу жить иначе, в говорю об этом открыто всем своим старым друзьям, у которых, возможно, иной путь, и они не одобряют моих новых планов. Поверьте, чертовски противная процедура копаться в прошлом, порою приходится переворачивать такие пласты, возвращаться к неприятным событиям, абсолютно мерзким людям. Должен добавить, выяснение отношений о прошлых делах не дает мне гарантии от шантажа в будущем, но это предоставит мне моральное право выбирать оружие защиты, я даю возможность всем взвесить свой шанс, прежде чем стать на моем пути. Я не хочу воевать ни с кем, я хочу работать, воспользоваться историческим шансом, выпавшим и на долю Узбекистана, и на мою жизнь лично, я всегда мечтал стать банкиром. Но... "если я обманут" помните, у Лермонтова в "Маскараде", - "закона я на месть свою не призову", у меня достаточно сил, чтобы постоять и за себя, и за... банк.
Выясняя отношения, я даю шанс своим оппонентам уточнить что-то в наших прошлых связях, чтобы не оставалось никаких недомолвок. Нас с вами, Сухроб Ахмедович, объединяет не простое сотрудничество и не короткая, мимолетная связь, мы владеем общей собственностью, я имею в виду "Лидо", которое, кстати, процветает и приносит в столь кризисное время завидную прибыль. Наргиз с Икрамом Махмудовичем оказались прекрасным тандемом, поэтому, если у вас есть сомнения в наших отношениях, а может быть, и претензии, я готов выслушать вас. Видит бог, я был искренен с вами с первого дня нашего знакомства, и вы единственный, кого я подпустил в свой круг без тщательной проверки. Ибо то, что вы сделали для меня в ту пору, являлось гарантией лояльности ко мне и всем тем, кого я представлял. На разных этапах нашего знакомства меня порою охватывали сомнения по поводу каких-то ваших поступков. Но всякий раз я вспоминал добытый вами ценою жизни двух людей дипломат из стен прокуратуры республики и невольно отметал серьезные подозрения, считая это случайностью или относя за счет вашей высочайшей активности, не имевшей особого выхода долгие годы.
- Пожалуйста, пример, - перебил глухим голосом Сенатор, пытаясь сбить хозяина кабинета, поймавшего верный тон в разговоре.
- Ну хотя бы ваш первый, тайный визит в Аксай, - ответил спокойно Шубарин, - вы почему-то, не поставив меня в известность, за моей спиной, решили получить поддержку хана Акмаля, и политическую, и финансовую. Вы ведь не могли не знать, что мы с ним старые компаньоны. Этот опрометчивый шаг чуть не стоил вам жизни... Разве такой поступок не должен был вызвать подозрение?
- Вы правы, Артур Александрович, - ответил Сенатор, - меня бы тоже смутила подобная акция...
- Конечно, я не столь наивный человек, чтобы отнести все на случай или вашу излишнюю эмоциональность. После того, как вы вернулись из Аксая, получив пять миллионов на политическую деятельность, я крепко пожалел, что не завел на вас подробное досье, как поступаю всегда и со всеми. Вы знаете об этом, так как не раз пользовались этими материалами.
Второй шок не заставил долго ждать. Но он явился неожиданностью не только для меня, но и для всех, кто знал вас, кажется, вы удивили даже вашего друга Миршаба...
