Губанов взял стакан и, внимательно посмотрев на него, ответил:
— Ладно, что-нибудь придумаем. Ты теперь действительно уже не нужен. Мальчишка взведен, как надо, и я не думаю, что его мнение относительно Знахаря может измениться. Главное, чтобы он Знахаря не грохнул сгоряча, тот нам живой нужен. Ну, давай, боярин, будь здрав!
Они выпили и, взяв по куску нарезанной ветчины, дружно закусили.
— А ничего водочка, не то что та косорыловка, которую мы хлебали, когда сами курсантами были, — одобрительно сказал Пахомий, — молодцы, чухонцы!
— Говно водка, — пренебрежительно возразил Губанов, — знаешь, какая самая лучшая водка?
— Ну, расскажи мне, расскажи, — усмехнулся Пахомий и вытащил из пачки очередную сигарету.
— А самая лучшая, самая правильная водка делается так, — авторитетно начал Губанов и тоже закурил, — берется чистый медицинский спирт. Подчеркиваю — настоящий чистый медицинский. Сейчас такого хрен найдешь. Дальше этот спирт особым образом смешивается с водой в пропорции два к трем, то есть до крепости ровно в сорок градусов. Как и завещал великий Менделеев, знаменитый изобретатель правильной водки. Потом раствор стоит не менее десяти дней в прохладном месте.
— А чего ему стоять-то, — удивился Пахомий, — разбавил и употребляй на здоровье.
— Я так и знал, что вам, тупым полковникам, недоступны высокие понятия, которые для генералитета являются совершенно очевидными и обыденно простыми…
— Ладно, не умничай, давай, чего там дальше делать надо!
— А стоит растворчик этот не менее десяти дней для того, чтобы произошло взаимное проникновение жидкостей. Чтобы они друг в друге по-настоящему растворились. А уже потом настаиваешь это дело на том, что тебе больше всего нравится, хоть на тещиных трусах, и употребляешь во славу Божью. Вот так, брат Пахомий! Это тебе не староверам лапшу на уши вешать, тут понятие нужно иметь.
— Я бы посмотрел, какую лапшу ты бы ему вешал. Я, между прочим, кандидат наук. И моя специальность по гуманитарному образованию, на всякий случай, — история религии. А ты бы ему, не зная броду, такого бы наплел, что он тебя расколол бы через три минуты. Так что не надо ля-ля!
— Молчу, молчу. Так что там Индеец?
— Индеец — молоток. Капитан Тарасов занимается с ним всего еще только пять дней, а по огневой подготовке Индеец самого Тарасова за пояс заткнул. Ну, это у них там, в тайге, в порядке вещей. Белку в глаз и все такое. Да и оружие он знает, видать, в поселении ихнем не с мушкетами охотятся. Правда, о пистолетах ему почти ничего не было известно, зато карабины, винтовки, прицелы там всякие — как два пальца.
Губанов кивнул.
Его приятно расслабило. Он именно расслабился, а не опьянел, и чистый лесной воздух, проникавший в распахнутое окно, играл в этом приятном процессе немаловажную роль. А кроме того, дела шли хорошо, и это тоже давало себя знать.
Пахомий тем временем продолжал рассказывать:
— Физическая подготовка у него отличная. По препятствиям скачет, что твой Тарзан! И в единоборствах будет неплох. Но это позже. Пока-то ему навешивают, но чувствую я, что скоро он сам тут всем навешивать будет. В общем — агент из него будет из тех, которые один на тысячу.
— Слушай-ка, Толян, — озабоченно перебил его Губанов, — а ведь Индеец в городе ни разу в жизни не был. Он трамвай увидит и на стенку полезет от страха!
— Не полезет, — уверенно возразил ему Пахомий, — каждый день — четыре часа видеоматериалов о городе и об особенностях пользования благами цивилизации. Правда, когда он увидел телик в первый раз, ей-богу, стал сзади заглядывать, как обезьяна за зеркало. Но быстро привык, а когда Тарасов ему вкратце объяснил принцип работы телевизора, он сразу же всосал, что к чему. Так что он уже и унитазом пользоваться умеет, и по телефону звонит, да и вообще — сообразительный парень, ничего не скажешь.
— Да, сообразительный, — задумчиво согласился Губанов, — между прочим, я ему потом показал порнуху, специально выбрал погрязнее, групповуху, да еще и с педерастами. А морды эти на экране мне в техотделе мозаикой разбили, чтобы не видно было, кто именно там чего делает. И я сказал Индейцу, что это снято на одной из гулянок Знахаря. И что вот это — Знахарь, а эта, которую там во все дыры пялили, — Настя, проданная им на потеху дружкам. Много мы с тобой всякого видели и творили, но, когда я сказал ему это, мне даже как-то не по себе стало. Но работа есть работа, сам знаешь. Так вот, Алеша смотрел на экран так, что я понял, что Знахарю несдобровать. А потом, после просмотра, когда я сказал ему, что Знахарь проиграл Настю в карты и убил ее, Индеец посмотрел на меня и мне стало страшно. И ведь ему всего лишь восемнадцать лет! А мне, заскорузлому федералу, стало страшно! Представляешь?
— Представляю, — глядя в угол, ответил Пахомий, — очень даже представляю. Я ведь тоже почувствовал, что Знахарю кирдык корячится. И знаешь, я с ним специально еще поговорил о своей этой дочке и о геологе, которого я якобы убил, и постарался внедрить в его сознание идею того, что поступил я очень неправильно. Что просто убивать, из мести, нехорошо. Обязательно должен быть суд. Так что, будем надеяться, что не грохнет он Знахаря. Хотя… Не знаю, не знаю…
— Вот и я не знаю. Ну что, еще по одной? За то, что солнце село!
А солнце и действительно только что скрылось за верхушками деревьев. Небо начало стремительно темнеть, и на нем показались первые, бледные еще, звезды.
— Ну, давай. Тут как раз по одной и осталось.
Они разлили водку, молча чокнулись и, одновременно посмотрев в окно на августовское ночное небо, выпили за успех своего безнадежного дела.
Глава 6 ИНДЕЕЦ В МЕГАПОЛИСЕ
Алеша стоял перед высоченной колокольней и, задрав голову, пытался разглядеть золотого ангела, который, держа в руке сверкающий рожок, уже триста лет летел над острым шпилем Петропавловки в неизвестную облачную даль. За спиною Алеши стоял капитан Тарасов. Когда он по распоряжению Губанова привез Алешу в Питер, чтобы поднатаскать его в городской жизни, то первым делом настрого приказал называть себя по имени, то есть Володей. Оба они были одеты в нормальные и даже модные штатские шмотки, и было бы странно, если бы один из них вдруг обратился к другому — «товарищ капитан».
Володя еще на базе среди всего прочего объяснил Алеше, что воинские звания в их ведомстве существуют только на территории частей и специальных баз и отделов. А в мирской жизни, он тогда употребил именно это слово, все сотрудники ФСБ — это обычные Сереги, Викторы или Константины Петровичи. Многие из них после окончания училища не надевают форму вообще никогда, потому что такова специфика работы агента ФСБ, а попросту — федерала.
— Вот отсюда все и началось, — продолжал Володя, — вот с этого самого островка, с этой крепости. А раньше тут одни болота были. Петр Первый, он же Петр Великий, основал этот город и, как видишь, весьма преуспел в этом.
Володя Тарасов, тридцати двух лет, был коренным питерцем и с удовольствием рассказывал о своем любимом городе молодому парню, который до этого не то что Питера, а вообще никакого города не видел. Они приехали из Новгородской области, где располагалась спецбаза ФСБ, три дня назад, и Володя должен был познакомить Алешу с городской жизнью. А познакомив и убедившись, что знакомство прошло успешно, отстраниться от Индейца, оставив его наедине с цивилизацией. Но при этом постоянно наблюдать за ним со стороны и подстраховывать при выполнении задания, ради которого его сюда и привезли.
К чести Алеши надо отметить, что от трамваев, как предполагал Губанов, он не шарахался, потому что по большому счету между трамваем и любым другим транспортным средством, которые он все же видел в тайге, никакой разницы не было. Метро поначалу сильно заинтересовало его, но уже на следующий день он шагал на лестницу-чудесницу совершенно равнодушно, не прерывая разговора с Володей. Надежды Губанова сбылись, и Алеша, оказавшись в городе, вел себя спокойно и правильно.
Телефоны, телевизоры, деньги, разнообразная автоматика и все прочее, чего в тайге и в помине не было, было принято им как должное, тем более что тщательно подобранные видеоматериалы в достаточной степени подготовили его к встрече с цивилизацией.
К исходу третьего дня, когда капитан Тарасов и Алеша уже намотали по городу пешком километров сто, Володя привел Индейца в небольшое открытое кафе на Университетской набережной, и они уселись под большим зеленым навесом с шевелящимися на ветру полукруглыми фестонами и с надписью «Бочкарев».
Володя заказал себе пива, а непьющий Алеша — чашечку дорогого, но очень хорошего кофе. С этим когда-то экзотическим продуктом он познакомился еще на спецбазе, и теперь кофе был для него напитком номер один. Володя, заметив появившееся у Алеши пристрастие к черному возбуждающему зелью, предупредил его, что злоупотреблять не стоит, потому что, как бы хорош кофе ни был, а в больших дозах действует на сердце. Алеша согласился с этим и теперь пил не больше пяти чашек в день.
