Андрей Константинов - Полукровка. Эхо проклятия

Полк Петра простоял в Карсе восемь месяцев, а весной 1917 года всю дивизию генерала Томашевского перебросили на другой край России, в студеную Финляндию. Петр уговорил меня переехать в Петроград, помог устроиться — и умчался догонять свой полк, клятвенно пообещав мне вернуться к рождению нашего ребенка, который должен был появиться на свет в конце осени. Больше я так и не увидела моего Петра, как и он не увидел тебя, родной мой сыночек. Я долго, очень долго ждала его и лишь спустя несколько лет случайно узнала о его смерти в Выборге от рук пьяной солдатни в самом начале 1918 года…

Я не ропщу на судьбу, Алоша, ведь она одарила меня самым щедрым даром, о каком только может мечтать женщина, — двумя замечательными, лучшими на свете детьми. Об одном лишь жалею я теперь — что ничего так и не сделала, чтобы разыскать кого-нибудь из родных Егинэ и Дживана, чтобы вернуть им нательный крест, святую реликвию, принадлежащую им по праву. Это очень важно, ибо крест этот не простой, а чудотворный — но лишь для законных владельцев, я же завладела им не получив на то их разрешения, и вот теперь он сжигает мне грудь… Возможно, ты, комсомолец, прочитав эти слова, посмеешься над старорежимными предрассудками пожилой женщины — так смейся, а все равно найти постарайся. Кроме имен, знаю я о них немного, только то, что они…

На этих словах рукопись обрывалась, о чем переводчик любезно сообщил в очередной сноске. Самсут невольно дотронулась до крестика на груди. Нет, чужая реликвия не обжигала — но при этом действительно казалась очень теплой и какой-то пульсирующей.

«И правда, — подумала вдруг Самсут, — оно существует, проклятие чужого креста. До меня его носила прабабушка Самсут, потом бабушка Маро — и у всех нас жизнь, в общем-то, не сложилась. Три поколения матерей-одиночек, даже четыре, если считать Галу… Ах, справедливо говорят — тяжкий крест. А всё потому, что он должен принадлежать истинным владельцам…»

— Найду… — прошептала Самсут. — Найду и отдам…

Наапет Кучак, «Сто и один айрен», айрен 99-й (XVI век).

Отто Юльевич ШМИдт НА ЛЬДине.

«О, что я сделал! Подумать страшно!» — начало арии Альфреда из финала третьего действия «Травиаты».

Мы довольны (арм.).

Наапет Кучак, «Сто и один айрен», айрен 85-й (XVI век).

В чем дело? (Швед.)

Gravlax — лосось в маринаде. По-русски «грав», что в переводе звучит не слишком аппетитно — «могила». А все потому, что в былые времена это блюдо готовили исключительно под землей.

Закон суров, но это закон (лат.).

Кто дает быстро, тот дает вдвое (лат.).

Цитата из советского телефильма «Тени исчезают в полдень».

Цитата из телефильма «Собачье сердце».

Наапет Кучак, «Сто и один айрен», айрен 43-й (XVI век).

Вы — немка? (Нем.).

Греческое приветствие, буквально переводящееся как «радуйся».

До послезавтра (греч.).

Самый дорогой и элегантный пригород Афин.

Прочь, прочь, бесенята! (Греч.)