Ознакомительная версия.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 21 ноября 2010.
ФАЙЛ УНИЧТОЖЕН: 22 ноября 2010.
Час назад вернулась из больницы. Почти сутки, почти двадцать часов я провела в холодном больничном коридоре. Провела, прислонившись любом к кафелю стенки, закрыв глаза. Мне хотелось заткнуть уши руками, но это было слишком рискованно. Я ждала шаги, я жила ради этих шагов. Гулких чужих шагов… Узкой полоски — моста между мною и этим миром. Единственной связующей нитью с миром живых. Из решетчатого окна днем падала узкая полоска света. За окнами больницы — вестница чужого белого дня. Мне больше не было дела ни до этого светлого дня, ни до людей. Только стена холодила лоб, только тишина, запах дезинфекции и капли, глухо падающие за стенкой… И еще пустота.
Глухо стукнула дверь. Я оторвала лицо от стены. Пожилой врач медленно и устало шел по бесконечному коридору. Я вцепилась в руки врача.
— Идите домой, спать, — в его голосе была усталость.
— Что? Что… — мне казалось, я разом забыла все слова, разучилась и говорить, и понимать.
— Идите домой. Пока вы ничем не можете ему помочь. Вам нужно поспать хотя бы два часа. Потом вернетесь.
— Он будет жить? Он… будет…
— Не знаю. Его состояние без изменений. Я не знаю.
Лицо врача не выражало эмоций. Должно быть, он привык к безумию: слышать один и тот же вопрос — сотни раз, и сотни раз давать один и тот же ответ…
— Все выяснится через сутки. Необходимы, как минимум, сутки. Мы делаем все возможное, но не все зависит от нас. Идите домой. В течении нескольких часов его состояние не изменится: заметных улучшений не будет, но и ухудшений, надеюсь, тоже. Вы ничем не сможете ему помочь, сидя в коридоре под дверью реанимации. Сколько вы сидите тут? С утра?
— С ночи. Ночью его привезли….
— Почти двадцать часов. Честно говоря, меня больше волнует ваше состояние. Еще под дверью умрете… Деточка, у вас вся жизнь впереди! Идите домой, примите душ, поспите. Если он выкарабкается, вы ему еще понадобитесь. Будет просто обидно, если вы ляжете рядом с ним.
— Не лягу.
— Надеюсь! Должны же у кого-то в этом мире остаться мозги! Не может же все вот так катиться к чертовой матери, когда молодой здоровый парень, талантливый музыкант, сам загоняет себя в гроб! Идите домой, я вам говорю как врач. Через несколько часов вернетесь.
Не знаю, почему, но я поплелась к выходу. Тело почти отказало меня слушаться и я передвигалась, держась за стены. Шла сквозь вакуум. Вокруг была пустота. Я боялась оглянуться на эти стены, где в одиночку сражался со смертью мой Дима. Мой Дима… То, что он еще жил, было чудом. Каждый вдох его был чудом. И я ничем не могла помочь ему в этой борьбе.
Дома я рухнула на диван, потерявшаяся в собственной квартире. Стены давили вопросом, ответить на который я пока не могла: что же мне делать? Что?
Прошлой ночью Димка отправился на ужин с Вал. Евгом и его деловой компанией — отправился один, без меня. Мы поругались — очень крупно, и отношения наши были напряжены до предела, и не было никакой возможности их выяснять. Я сидела на диване, смотрела фильм, пила вино. Истерический звонок раздался около часу ночи. Звонил Вал. Евг:
— Ри, Диме стало плохо, немедленно приезжай!
— Куда приезжать?
— В «Белль ля мер».
— Как это — стало плохо? Он что, напился? Или снова уехал с Алтеей?
— Ри, пожалуйста! В тот раз я ошибся, но теперь….
Без особого энтузиазма я села в машину и отправилась в «Белль», где меня встретил… растерянный бандит Виталий, муж Розалии.
— Ри, хорошо, что вы быстро приехали. Вал. Евг. вас не дождался. Вызвали скорую, и врач сказал, что ситуация критическая, нельзя ждать ни секунды… Он умирает…. Понимаете, Вал. Евг. просил передать… Вообщем, Дима сделал укол. Его нашли в туалете. Вал. Евг боится, что слишком поздно….
Застонав, я закрыла лицо руками и рухнула на стул.
— Идемте, я вас отвезу. Все равно все уехали с ними в больницу, и Валя тоже. Я вызвался подождать вас… Идемте… В таком состоянии опасно садиться за руль.
В холле больницы была целая толпа. Люди — знакомые, чужие…. Я разглядела Викторова с любовником, Розалию, Алекса Назарова со своей Жанной, Попкина со свитой и еще каких-то шестерок «музыкального олимпа». Вал. Евга среди них не было. Уверенно лавируя сквозь эту толпу, Виталий провел меня вглубь по каким-то коридорам, испытывая ко мне явное сочувствие. Наконец мы остановились в коридоре, который заканчивался массивной дверью с табличкой «реанимация». По дороге Виталий сказал мне: «я часто здесь был. Мне приходилось привозить сюда своих людей. И все всегда заканчивалось хорошо». Вал. Евг. стоял под дверью. Увидев меня, он отвел глаза в сторону. Оставив нас вдвоем, Виталий растворился в бесконечности пустых коридоров.
— Что ты с ним сделал?!
Я подскочила к Вал. Евгу., изо всех сил отвесила пощечину…. Моя рука словно сама дернулась, чтобы ударить его в лицо. К удивлению, Вал. Евг. никак не уклонился от удара, и даже не схватил меня за руки. От удара на его лице появилось красное пятно. Я вцепилась ему в грудь, стала кричать:
— Что ты с ним сделал?! Что ты ему дал?! Ты ведь знал, что ему нельзя колоться! Что единственный укол его убьет! Ублюдок! Что ты с ним сделал?…
— Ри, пожалуйста…..
Дверь реанимации распахнулась. На пороге возникла пожилая женщина в врачебной форме:
— А ну немедленно прекратите эти вопли! Здесь больница, а не базар! Возле реанимации нельзя находиться! Мне что, вызвать охрану?
— Извините! — сказал Вал. Евг.
Я упала на стул возле стены и зарыдала. Словом, это была настоящая истерика. Я рыдала, кусала руки, рвала волосы….. Через несколько минут все прошло. Я почувствовала, что кто-то прикладывает к моему лицу мокрый платок. Передо мной на корточках сидел Вал. Евг.
— Ри, пожалуйста, успокойся. Послушай меня внимательно. Я толком не знаю, что произошло. Это был самый обычный ужин. Викторов презентовал новую группу и просил, чтобы я ее посмотрел. Сам Викторов группу брать не хотел, он предлагал, чтобы я их взял. Короче, дела. Группа пела, мы ужинали. Сидели за столиком вдевятером. Ты должна была быть десятой. Но Дима сказал, что ты устала и не захотела идти. Мы — это я, Дима, Розалия с Виталиком, Викторов, его любовник, Алекс Назаров, Жанна и его продюсер. Потом все стали выходить из-за столика, общаться, ходить по залу. Я заметил, что Димы нет долгое время. Вдруг бежит ко мне Алекс Назаров, весь белый и говорит — идемте скорее, в туалете Дима лежит. Мы побежали в мужской туалет. По дороге Алекс сказал, что зашел и увидел на полу Диму. Дима лежал под умывальником. Без сознания. Лицо синее, на губах — пена. Рукав рубашки загнут. На локтевом сгибе я увидел явный след от укола. Я сразу понял, что Дима сделал укол. Позвонил тебе, потом в зале оказалась врач. Она и заставила меня немедленно ехать в больницу, сказала, что нельзя терять ни секунды. Виталик пообещал тебя дождаться и привезти. И вот мы здесь. Состояние Димы критическое. Он без сознания, но пока жив.
— Его спасут?
— Мне честно сказали, и надо к этому готовится, что надежда на то, что он будет жить, всего 2 процента из ста. И 98 — что он умрет.
— Кто сделал ему укол?
— Откуда мне знать? Он сам, наверное.
— Доминик был в зале?
— Нет.
— А шприц? У Димы был шприц?
— Нет. Ни в руках, ни в карманах, ни на полу. Никакого шприца не было.
— Это доказывает, что Дима не мог сделать укол сам! С кем он выходил?
— Я не знаю! Не видел. Я много ходил по залу, общался с людьми….
— Кто-то сделал укол Диме!
— Мне самому пришла в голову такая мысль. Если только Дима не попросил кого-то сделать себе укол…
— Ты хочешь сказать, что Дима мог покончить с собой?
— В последнее время он был очень подавлен.
— Определили, что ему вкололи?
— Врачи говорят: предположительно, героин.
Я застонала, уронив голову вниз. Из глаз с новой силой хлынули слезы. Дело в том, что у Димы существовала тайна, которую знали всего несколько человек. Избранное количество человек. В том числе и Вал. Евг.
Несколько лет назад Дима лечился от наркотиков. Но лечился — не совсем обычным способом. Дима долгое время сидел на игле. Еще до того, как стал эстрадной звездой. Когда ему на голову обрушилась слава, наркотики стали отрицательно влиять на развитие его карьеры. Но все знают, что наркомана с давним сроком зависимости вылечить практически невозможно. Это пустая трата времени и денег. И вот однажды Дима услышал о каком-то экспериментальном центре в Подмосковье. Мы стали выяснять и выяснили следующее.
Один молодой ученый изобрел методику излечения от наркомании со стопроцентным результатом. Эта методика мгновенно была запрещена как опасная для жизни. Его даже лишили диплома врача и запретили заниматься медицинской практикой. Но он продолжал тайно практиковать, за очень большие деньги принимая далеко не всех. Диму устроили туда общие знакомые. Я была против такого лечения, но Дима сказал, что это его единственный и последний шанс стать человеком. Методика заключалась в следующем. Поступая в организм, наркотик влияет на так называемые опиатные рецепторы центральной нервной системы. Врач придумал кодировать опиатные рецепторы синтетическим биоволокном методом блокировки этих рецепторов. То есть укрепив опиатные рецепторы методом блока, организм прекращает испытывать физическую потребность в наркотике, исчезает явление ломки. Физически организм прекращает быть организмом застарелого наркомана. Физические ощущения прекращаются, но… есть одно «но». После того, как биоволокно введено в организм, прием наркотика вызывает мгновенный коллапс. А проще говоря: если после лечения бывший наркоман снова сделает себе укол или примет таблетку, или покурит травку, с биоволокном происходит какая-то плохая химическая реакция и наступает мгновенная смерть. То есть наркоман умирает. Так как наркотики — болезнь больше психологическая, чем физическая, плюс слабый характер, прежняя компания и т. д., то метод сочли очень опасным и запретили к использованию. Такое лечение приравняли к убийству. Общий знакомый, который привез Диму в центр, шутил «вылеченный наркоман — значит, мертвый наркоман». И действительно: большинство пациентов доктора благополучно отправлялись на тот свет через некоторое время.
Ознакомительная версия.
