него, хотя стулья остались на тех же местах, что и стояли.
— И в мыслях не было! — солидно подтвердил Крест. — Это сходняк, тут всю правду говорят. У кого были предъявы, те сказали…
— Да еще не все сказали! — вмешался Гарик — зам бригадира речпортовских. — Еще есть, что выкатить!
Это было неуважение и к ведущему сходку Кресту, и к столичному коронованному гостю, чье мнение периферийный полублатной прилюдно сломал через колено. Но Крест сделал вид, что этого не заметил или не придал значения, и продолжил бесцеремонно прерванную фразу:
— А сейчас мы как раз приготовились Ворона выслушать по сделанным предъявам…
В зале недоуменно зашептались. Крест и сам почувствовал, что допустил косяк. Терпимость не входит в число криминальных добродетелей. Закон зоны прост: если тебя обозвали «козлом», [13] а ты не воткнул обидчику между ребер заточенную ложку, или не выбил глаз, то ты и есть козел! Если какой-то Гарик перебивает рулящего на сходке «законника», а тот ничего «не замечает», то это первый шаг вниз с занимаемого трона. Тот самый главный шаг, после которого скатиться вниз, где «корона» слетит с головы и «законник» превратится в обыкновенного «сухаря» [14] ничего не стоит. Ворон хорошо знал «законы» и понятия, поэтому он не стал пользоваться предоставленным ему словом, а молча смотрел на Лисицу, ожидая его реакции.
Пит Лисица помолчал, по своему обыкновению, тщательно обдумывая каждое слово, перед тем как озвучить фразу.
— Скажи мне, Крест, братское сердце, кто тут так противно и неуважительно лаял только что? — наконец сказал он, не повышая голоса, но смысл произнесенного заменял тональность, и в зале бывшего кинотеатра будто разнесся удар грома. Не тот, искусственный, киношный, а настоящий — гремящий за молнией, или нажатием на спуск крупнокалиберного пистолета.
Гарик побледнел. Поднявшийся из «быков», он не умел заглядывать вперед и как змея — вначале инстинктивно кусал, а потом думал: к чему это приведет. А чаще и вовсе не думал. И сейчас он понял, что выступил явно не на того…
— Это Гарик. Он у Валета в замах ходит, а Валет речпортовской бригадой рулит!
— Так он и поперек своего старшего вылез? — удивился Пит. — А сколько лет он «хозяину» отдал? Где зону топтал? Почему я даже в череповецком дальняке [15] этого погоняла не слышал?
Лисица форшмачил Гарика конкретно, словно лупил ремнем с оттяжкой при всем честном народе. А тот опустил голову и сидел молча, надеясь в глубине души, что еще сумеет поквитаться с московским законником. Хотя понимал, что в реальности такое малореально. Искоса он смотрел на братву, и на лицах многих видел улыбки — не любят его в Тиходонске, ох, не любят! Но с местными-то он поквитается, дай только время… Гарик был злопамятен и никогда не забывал, кто ему должен!
— Так он ведь не из наших, — немного растерянно ответил Крест. — Он из новых, этих, как его… Рэкетиров…
Это был не лучший ответ, но лучшего он не нашел. Настроение испортилось еще больше.
— А что он тогда здесь делает? — насмешливо спросил Пит. — Если не наш-то?
— Так мы ж с ними работаем…
— Да, сейчас много шелупени отмороженной развелось… А я говорил и говорю: на наши сходки таких пускать не надо! Ни спортсмены, ни рэкетиры, ни «апельсины» у нас слова не имеют! Таков воровской «закон»! — Пит презрительно выпятил нижнюю губу. — Ко мне уже подкатывали с подходцами, чтобы разжиревших барыг, к нам принимать, как своих! Так вот, никогда такого не будет! Кто хочет работать с новыми, пусть работает. Но пускать в наш мир чужих нельзя! Я уже не одну купленную «корону» в землю закатал, вместе с головой!
Сходка ощерилась: полублатных тут было немало, а заезжий гость перегибал палку. А ведь, несмотря на громкое имя и авторитет, он умрет точно так же, как обычный лох, если у кого-то хватит духа выстрелить ему в голову! Бывает момент, когда звания и регалии отсеиваются, словно семечная скорлупа на крупорушке, которую так любят вороны. Остается только духовитость против духовитости. Судя по тому, как себя вел Лисица, он ничего не боялся. И если бы в этот момент в заброшенном кинотеатре Тиходонска нашелся еще один такой же отмороженный смельчак, вся криминальная история России могла пойти по другому пути. Но второго такого, в данный момент, и в этом месте, не нашлось.
Пауза затянулась, и напряжение рассосалось само собой. Судя по кривой улыбке Пита, он это предполагал с самого начала.
— Ладно, с этим фраером ушастым мы чуток погодим. — Лисица махнул рукой в сторону Гарика, так и не повернув к нему головы. — Не из-за него уважаемых людей побеспокоили, планы серьезные перемутили. Слово Ворону дали, вот его и послушаем. Кстати, кто-то знает, что во́рон и воро́на — это не самец и самка, а разные птицы?
Ответом было молчание.
— Грамотешки маловато у вас, пацаны. Я весь ваш базар с самого начала слушал, вон там, на улице. — Пит указал на неплотно прикрытую дверь запасного выхода справа. — Слушал и плевался: не правильное толковище, а руганка в пивняке. Ворон объявил, что от моего имени базар трет, а вы, вместо того чтобы прислушаться, его помоить начали…
Лисица скривил гримасу и противным голосом передразнил:
— Кто он, да что, да пусть сходка имя определит, да как на малолетке оттоптался…
Он встал, облокотившись двумя кулаками на стол.
— Хорошо, что мой старинный друг, Молот, вас поправил, напомнил правила сходки, — уже обычным своим тоном произнес он. И резко повысил голос, почти до крика:
— Имя у моего крестника есть — Ворон! На малолетке он кантовался достойно, а то, что потом Крашеный с взросляка его дело на себя взял, так в жизни блатной всяко бывает… И нос в чужие дела лучше не совать, а то без носа остаться можно! А кто он по жизни — отвечаю: по окраске — вор, по статусу — стремящийся! Знаете такое слово заграничное: статус? Нет? Вот и говорю — грамотешки у вас, пацаны, маловато! А у Ворона масло в башке имеется. Потому ему важное дело поручено, для него он своих ребят собрал, и это воровская бригада, а не барыжная ханайка! И лавэ он в центральный
