Это было действительно интересно. Оказывается, Турецкого сюда «пригласили»! Как жаль, что он не знал раньше... А то мучился, понимаешь — вроде явился без спросу, кругом хмурые и недовольные лица. Но теперь ситуация прояснилась. Ну что ж, тогда становится понятно, почему и мэр, и губернатор собираются жаловаться на него в Москву. И, естественно, сразу в президентскую администрацию, право, чего мелочиться? Ведь вопрос серьезный! Фактически речь о президентском доверии будущему кандидату в губернаторы! А ну как ему не окажут такого доверия? Что тогда?
Конечно, Александр Борисович сдерживал себя, играя улыбкой на губах. Но вот вопрос о доверии губернатору, видно, всерьез задел Гузикова. Он вмиг утратил свою заносчивость и притих. А Турецкий и не собирался с ним ссориться, у него еще оставалось здесь, в городе, слишком много рутинной работы. О чем он также сказал мэру, после чего, демонстрируя свою занятость, быстро поднялся, походя кивнул и, не прощаясь, как следовало бы — по мнению Гузикова, — покинул кабинет.
Встречные «телодвижения» не заставили себя ждать. Вероятно, крепко засело в мозгах Гузикова предложение покойного уже судьи разобраться с Турецким. И если сам Александр Борисович отнесся к такой угрозе отчасти даже с юмором — ему, вообще говоря, и в голову не могло прийти, что этот действительно похожий на важного рождественского гуся Гузиков предпримет против него такого рода акцию, то Филипп Агеев подошел к делу более внимательно. Он, так же как и Александр Борисович, понимал, что загнанный в угол хищник способен решиться на отчаянный шаг. Но Филя хорошо помнил немало подобных случаев по жизни, а Турецкий понимал проблему отчасти теоретически. Хотя встречался, и не раз, с такими вещами.
Словом, Филипп не стал ждать, когда вернется прикрепленный к Турецкому водитель, возивший в настоящий момент Грязнова-старшего, а выставил в качестве приманки себя.
К своему отлично сделанному и плотно сидящему на голове парику, а также фраерским усикам он быстро привык. С удовольствием демонстрировал также манеры и интонации южного человека. И каких-то проверок со стороны местных пинкертонов он тоже не боялся. Машина официально принадлежала прокатной конторе, а водитель? Он мог представить целую кучу весьма темпераментных объяснений, если бы у него их потребовали. Не стоило также забывать и о «секретном удостоверении». Но требовать объяснений было некому. И Филипп теперь не скрывался вместе с Денисом Андреевичем, оставшимся в «помощниках» у адвоката Гордеева, а часами просиживал в темной «девятке» возле тех подъездов, за дверьми которых в данный момент находился Александр Борисович.
Турецкий же, не скрываясь и не делая из своих посещений тайны, навещал по списку пострадавших от действий милиции, уточняя различные факты в их показаниях и готовя людей к проведению очных ставок. Конечно, он все больше убеждался, что всех до единого мерзавцев не выявишь, но большинство из них должны понести наказание. Ведь до него уже доходили слухи, распространяемые в городе, что «комиссия» — так называли его группу, — вполне возможно, и разберется в деле, но дальше будет как всегда. То есть накажут двоих-троих ответственных лиц, уволят из рядов пяток особо ретивых ментов, и на том дело заглохнет. Так к чему ж тогда все эти мытарства, показания, адвокаты и прочее? Устал народ от революций, понял всю их бессмысленность в отдельно взятых райцентрах, помитинговал, получил по шее и... ушел в себя...
Александр Борисович, сталкиваясь с таким отношением, старался сделать все, чтобы разубедить людей, напоминал им, что закон существует, просто многие разучились им пользоваться, забыли о своих гражданских правах, и им необходимо об этом постоянно напоминать. И видел, как и неуверенность тает, и снова загораются желанием справедливости глаза, и все решительней становятся обещания сказать свое слово правды...
А Филипп сидел в машине, нацепив на глаза темные очки, хотя опаляющим солнцем, что называется, и близко не пахло, и задумчиво разглядывал редких прохожих. Двое из них почему-то привлекли его внимание. Чем? Может быть, своим острожным поведением?
Они долго стояли несколько в стороне, словно присматриваясь к его машине. Потом один исчез, зайдя за угол, а второй, горбоносый, с черной короткой стрижкой, изображая прохожего, которому в данный момент абсолютно нечего делать, кроме как глазеть по сторонам, медленно прошелся вперед по улице, постоял на следующем углу и так же медленно отправился назад.
Филя уже сообразил, что этот, скорее всего, по его душу. Ну и как он собирается действовать дальше?
И тут «вдруг» случайный прохожий увидел родственное лицо. Он изобразил недоумение, затем интерес, после этого в буквальном смысле изумление и, наконец, подняв обе руки, сделал шаг к машине.
— Земляк! — восторженно закричал он и добавил что- то уже на своем языке.
Филипп не обратил на него никакого внимания.
— Здравствуй, земляк! Ты что, перестал своих узнавать?
Только после этого Филя опустил стекло, чуть приподнял очки и, посмотрев на «земляка», пожал плечами.
— Ты ошибся, уважаемый, — сказал с акцентом.
— Слушай, что говоришь? Как я могу ошибиться? Ты Гурген, да?
— Ну? — Теперь Филя посмотрел поверх очков, опустив слегка голову.
— А я Вартан.
— Ты не путаешь, уважаемый? — с большим сомнением в голосе спросил Филя.
— Слушай, ты уже совсем важный стал? Своих не узнаешь! Гурген, что с тобой случилось? А как дядя Самсон поживает, а? Давно не виделись.
«Ну как сказать ему, что все это вранье? Что никогда не было Гургена Самсоновича, что он просто придуман вот так, на ходу? И что? Разрушить тем самым собственную легенду, на которую уже клюнули эти добры молодцы и решили включиться в игру? Нет, пусть еще маленько порезвятся... »
— Совсем тебя не узнаю, Вартан, — сказал Филя, выходя из машины. — Наверно, все-таки ты ошибся, уважаемый. Ты откуда родом?
— Из Эчмиадзина, а ты разве из другого города? — Он даже рассмеялся над такой нелепой постановкой вопроса.
— Из другого, уважаемый. Из Москвы я. И родился, и всю жизнь прожил. Вот на старости лет сюда перебрался, к жене своей. Так что извини. Да, а откуда папу моего знаешь? Умер он давно, вот какое дело.
— Да-а? — огорчение Вартана было велико. — Ай-я- яй, беда какая!.. Гурген, надо отметить встречу!
— Я бы, может, и не возражал, да клиент у меня серьезный. — Филя поморщился, сожалея о невозможности отметить встречу «земляков». — Он не любит, когда я отлучаюсь. Должен скоро выйти, дальше поедем. Снова пять минут ехать — час стоять... Устал. — Филя вздохнул.
— Слушай, Гурген, а ты ему по-хорошему скажи, что земляка встретил, на десять минут отлучишься, мы с тобой по коньячку — я угощаю! А милиция здесь никого не останавливает. Они сами боятся сейчас, комиссия какая-то приехала.
— Так вот, клиент мой как раз из этой комиссии, — с неприязнью заметил Филя. — Надоел, представить не можешь!
— Тем более! — обрадовался Вартан. — Пять минут, слушай! Вот тут, — он показал на какую-то вывеску в доме напротив, — хорошее место есть. Понравится, сам приезжать станешь, а?
Всем он был бы похож на армянина — и внешностью, и темпераментом. Одного не учел. Сказав что-то, возможно, и по-армянски, но, не получив ответа, дальше экспериментировать с «родным языком» не стал. А должен был бы — хотя бы поинтересоваться. Значит, ему нужно было просто заболтать тупого водилу, увести его подальше от машины, пока подельник, спрятавшийся за углом, не разберется с этим автомобилем.
— Сходить, что ли, спросить? — задумчиво и, явно склоняясь к предложению «земляка», медленно сказал вслух Филя.
— Сходи, конечно, я здесь постою, посмотрю, чтоб машину твою случайно не увели. Отпросись на пять, нет, лучше десять минут. А я тебя подожду, Гурген, дорогой.
Филя постоял, покивал, нажал на кнопку сигнализации и медленно пошел к подъезду трехэтажного дома. Вошел, но дверь плотно закрывать не стал.
Через мгновение, пока Вартан внимательно наблюдал за дверью подъезда, возле машины оказался второй «земляк». Он присел у машины со стороны пассажира, что-то там пошурудил и, пригибаясь, чтобы его не было видно из окон дома, быстро убежал снова за угол. Вартан же, медленно обойдя машину, осмотрел то место, где трудился его подельник, и, вероятно, остался доволен. Посмотрел также туда, где тот скрылся, и сделал почти неприметный жест рукой: мол, уходи, все в порядке. А сам засунул обе руки в карманы брюк и стал прохаживаться туда-сюда.
Филя достал мобильник:
— Борисыч, ты в какой квартире? Я в подъезде, надо посоветоваться.
— Сейчас спущусь. Что-то экстренное?
— Экстренней не бывает. Они заложили бомбу.
