– Вот-вот, я Алу так и сказала, – благодарно ответила Эди. – Если, не прибегая к силе, человек не может получить то, чего хочет, значит, он этого и не стоит.
– Как же мы все-таки договоримся? – спросил Крамнэгел.
– Поцелуй меня.
– Обойдешься.
– Ты ведь хочешь получить свои деньги, разве нет?
– Будем считать, что мне некогда.
– Ну, в память о былых временах?
Наступила пауза. Эди вполголоса, подражая манере самых хриплых исполнителей блюзов, начала напевать: «Забыть ли старую любовь... та-та... та-та... та-та...» Он поцеловал ее в ухо – в основном для того, чтобы она перестала петь.
– Вот видите, дорогой сэр, что делает с человеком доброта? – ехидно сказала она и достала из сумочки чек.
Крамнэгел взглянул на сумму, и у него отвисла челюсть.
– Это еще что такое, черт возьми? – проревел он. – Две тысячи долларов?
– Правда, Барт, не могу же я отдать тебе все сразу, – взмолилась она. – Этот мерзавец проверяет чековую книжку каждую неделю, ей-богу, и мне вообще лучше не жить на белом свете, если он узнает.
– Но это ведь мои деньги, Эди!
– Я знаю, что они твои, Барт. И ты знаешь, что они твои. Но ты попробуй скажи ему!
– И скажу. Прямо сейчас поеду к нему и скажу.
– Барт, Барт, пожалуйста, прошу тебя. Дай мне время. Если удастся все это выдать за какие-нибудь мои причуды, он меня пару раз отлупит, но я полностью рассчитаюсь с тобой, только дай мне немного времени.
– Ты хочешь сказать, что нам придется встречаться здесь каждый вечер до следующего года и ты будешь выдавать мне по паре долларов в день на прожитье? Мне нужен капитал, Эди! Капитал! Мне, может, захочется его во что-нибудь вложить. Я, может, собственное дело заведу!
– Две тысячи долларов – это тебе не пара долларов, – горячо ответила она и взглянула на часы. – О боже, мне пора. Но я тебе вот что скажу. Приходи сюда завтра в семь, я, может, больше привезу. Пять, а то и десять. Ты уж позволь мне самой решить сколько.
– Нет, Эди, этот твой метод не пройдет, потому как я рассержусь. По-настоящему рассержусь.
– Ты мне всегда очень нравишься сердитый, – небрежно сказала она, включая мотор. – А теперь я поеду, не то он прицепится с вопросами.
– Через день-другой ему самому придется отвечать на них, Эди, – заявил Крамнэгел, открывая дверцу.
– Я люблю тебя, Большой Барт, – сказала Эди и врезалась задним бампером в фонарный столб. Пытаясь развернуть свой огромный белый автомобиль, она чуть не сбила Крамнэгела, а пытаясь объехать его, смела несколько мусорных ящиков, скопившихся по случаю забастовки местных мусорщиков.
«Одно слово – бабы», – подумал Крамнэгел, следя за тем, как машина, набрав скорость, понеслась не по той стороне дороги.
Он провел ночь в гостинице «Уэлли фордж транзиентс» – неприметном здании, состоявшем, казалось, из одних пожарных лестниц, а к семи часам вечера на следующий день снова стоял на месте романтических свиданий. Поскольку забастовка еще не кончилась, мусорные баки, сбитые машиной Эди, так и лежали на прежнем месте. Слегка моросил дождь – легкий туман висел в воздухе, как вуаль, и незаметно пропитывал одежду.
У Крамнэгела было вдоволь времени, чтобы обо всем подумать. Чек он сдал в свой банк вместе с дорожными чеками, но оставил при себе деньги, вырванные у капитана Макарезоса. С Эди на этот раз он решил быть пожестче. Корень всех его бед – в его собственном благородстве, решил Крамнэгел, из-за чего он и страдает все время. Живешь среди жулья, надо самому быть еще большим жульем, более проницательным, и прежде всего надо быстрее преуспевать.
Вот скоро он окончательно переменится, и пусть тогда общество поостережется. Если разобраться, капитан Макарезос многому его научил. Что да, то да. Мир разделен на две команды – на «плохих» и «хороших», но, как и в футболе, некоторые игроки не подходят своим командам по темпераменту и так же неуместны в них, как, скажем, протестант, играющий за католический университет Тернового венца. В таком случае только и остается, что перебежать на другую половину поля! Крамнэгел считал, что всю жизнь был в команде «хороших», даже когда общество все перепутало и пыталось напялить на него не ту спортивную форму, но раз его верность не оценили по достоинству, то он найдет себе место там, где его оценят.
Появление «Кадиллака» нарушило ход его мыслей. Крамнэгел взглянул на часы. Ровно семь. Странно. Эди никогда не отличалась точностью. Крамнэгел не пошел навстречу машине, но впился настороженным взглядом в туман, где появились огни второго автомобиля. Красная мигалка на его крыше не горела, но Крамнэгел сразу узнал полицейский автомобиль. Дело плохо. Подъехав прямо к Крамнэгелу, «Кадиллак» ослепил его светом фар и чуть не вмял в забор из металлической сетки. Крамнэгел шагнул к дверце и увидел за рулем Ала Карбайда. Сидевшая рядом с Карбайдом Эди отвернулась, пряча лицо.
– Что это значит? – спросил Крамнэгел.
– Ты арестован, Барт, – ответил Карбайд.
– Арестован? За что?
– Сам я тебя забирать не буду. За мной едет дежурный автомобиль. А я спешу на ужин.
– Может, все-таки выйдешь из машины? – сказал Крамнэгел.
Прежде чем Ал успел ответить, раздался голос из темноты:
– С возвращеньицем, начальник!
– Это кто еще там?
– Марв Армстронг.
– Привет, Марв!
Ал Карбайд выпрыгнул из машины.
– Я вовсе не приказывал тебе ехать лично, – резко сказал он Армстронгу. – Я лишь приказал, чтобы дежурная машина сопровождала машину миссис Карбайд.
– А я решил поехать сам, начальник, – непринужденно ответил Армстронг. – Вы мне не приказывали не ехать.
– Ну ладно. – Ал Карбайд был явно не в духе. – Взять его.
– Ты не считаешь, что должен мне кое-что объяснить? – спросил Крамнэгел. – И разве так я тебя учил производить арест?
– Это ты обязан кое-что мне объяснить, Барт. Ты – осужденный преступник и, согласно законам штата, должен был зарегистрироваться в полиции по прибытии. А ты этого не сделал.
– Этот закон не распространяется на приговоры, вынесенные иностранным судом, Ал, и тебе прекрасно это известно. Вот уж не думал, что ты настолько глуп.
– Да, не распространяется, но англичане могут потребовать твоей выдачи, и в таком случае мы обязаны знать твое местонахождение, чтобы отправить тебя обратно, если они решат, что ты должен отбыть свой срок до конца там.
Одна только мысль об этом вызвала у Крамнэгела внезапный приступ тошноты.
– И еще, Барт. Я не желаю, чтобы ты болтался по городу и угрожал моей жене.
– Я никогда не угрожал Эди.
– Ты заявил, что изобьешь ее, если она не даст тебе денег.
– Разве я ее избил? Я тебя бил, Эди?
Мгновенно ожившая Эди приподняла край юбки:
– Смотри, что со мной сделал этот подлец...
– Заткнись! – приказал ей Ал на тот случай, если она имела в виду его самого.
– Это мои деньги! – заорал Крамнэгел.
– Суд, который слушал дело о разводе, такого решения не выносил. Если ты хочешь получить хоть цент из денег Эди, опротестуй решение суда.
– Ах ты грязная скотина! Ты что, не знаешь, что это сбережения всей моей жизни?
– Ты мне угрожаешь?
– Ладно, Барт, пошли, – тихо, но убедительно сказал Армстронг. – Ничего хорошего ты не добьешься, если попытаешься решить все прямо на улице. Я здесь нахожусь только в качестве свидетеля, ты ведь это понимаешь, правда? И мне не хотелось бы ни видеть, ни слышать ничего такого, что потом скомпрометировало кого-либо. И так уж хватит, верно? Пошли, парень, со мной, устроим тебе адвоката и прокрутим всю процедуру в управлении, ты же понимаешь.
Крамнэгел, оказавшись в дружелюбном объятии стиснувших его рук Армстронга, сделал довольно вялую попытку броситься на Карбайда; из глубины «Кадиллака» леди Макбет наблюдала за происходящим широко раскрытыми глазами.
– Пошли, Барт.
– Как мне известно, ты сумел угрозами, насилием и вымогательством получить у миссис Карбайд чек на две тысячи долларов, – холодно сказал Ал.
Тут уж Крамнэгел ринулся на него всерьез, но Армстронг мужественно удержал его.
– Ну что ж, попробуй только получить по нему деньги, – продолжал Карбайд. – И если ты не оставишь миссис Карбайд в покое, я предъявлю тебе обвинения по всем статьям, начиная с бродяжничества и кончая вымогательством. Ты видел, как он пытался напасть на меня, – сказал Карбайд Армстронгу.
– Хотите, чтобы я его отпустил, да? – довольно неожиданно спросил Армстронг. – Чтобы прямо сразу можно было пришить ему обвинение в нападении на должностное лицо?
Карбайд почувствовал себя так, будто его ударили ножом в спину, а Крамнэгел мгновенно понял, что слова Армстронга предназначались ему. Он сразу же затих и перестал вырываться. Армстронг отпустил его.
– Ладно, Марв, пошли, – сказал Крамнэгел, глядя в землю.
