Общественность, как обычно, ждала первых проявлений чьей-нибудь инициативы. А правительство, как всегда, ждало проявлений инициативы со стороны общественности.
Общественность медлила в нерешительности ровно сорок восемь часов. За этот период она разделилась примерно поровну на тех, кто был убежден в виновности мистера Тодхантера, и на сторонников версии его невиновности и альтруизма - с легким перевесом в пользу последних, более романтичных и сентиментальных.
Переломный момент оказался характерным. Откуда-то, из какого-то неизвестного источника вдруг поползли шепотки: фашизм! Мистер Тодхантер единолично решил, что некоего человека следует убить, и привел свой приговор в исполнение. Если это не фашизм, тогда что же? Не важно, кто совершил преступление - сам мистер Тодхантер или его сообщники: он задумал убийство, а это гораздо хуже. Ведь присяжные признали его виновным, верно? Что хорошо для присяжных, то хорошо и для нас. Это не по-британски! Это фашизм!
Во вдохновенной передовице "Дейли телеграф" провела прелюбопытную параллель между привычкой фашистских диктаторов избавляться от неугодных и поступком мистера Тодхантера. Во взрыве праведного негодования окончательно потонуло пятно на репутации британского правосудия. Заручившись поддержкой народа, правительство получило полное право повесить мистера Тодхантера, не испытывая ни малейших угрызений политической совести.
* 2 *
Мистер Тодхантер ничего не знал о таком повороте событий. Теперь, когда его тревоги остались позади, он слишком живо заинтересовался новой для себя обстановкой, чтобы уделять внимание таким банальностям, как общественное мнение. Мистер Тодхантер сомневался в том, что истинному интеллигенту когда-либо выпадал случай воочию увидеть все, что происходит между вынесением приговора и его исполнением, и сознавал всю полноту возложенной на него ответственности.
Именно поэтому он с нетерпением готовился попрощаться с друзьями и последовать за стражником. То, что с друзьями ему предстояло расстаться навсегда, его не волновало. Чувство новизны, чуть ли не радостное возбуждение, вызванное новой ролью узника, приговоренного к казни, заставляли мистера Тодхантера сгорать от любопытства.
Процесс завершился краткой сценой триумфа, сэр Эрнест и мистер Тодхантер обменялись поздравлениями, сияющий мистер Читтервик поздравил их обоих - могло показаться, что подсудимого приговорили не к казни, а к бракосочетанию. Врач улучил возможность обменяться парой слов со стражником, предупредить его, что здоровье мистера Тодхантера внушает чрезвычайно серьезные опасения - ему нельзя быстро ходить, поднимать и переносить тяжести и вообще переутомляться, иначе вместо живого заключенного стражник получит остывающий труп. Пораженный стражник пообещал передать все эти сведения надзирателю мистера Тодхантера. Все происходило в очень дружеской, неофициальной обстановке, мистер Тодхантер прощался с друзьями и знакомыми так беспечно, словно уезжал отдыхать на выходные.
Пожилой дружелюбный стражник провел мистера Тодхантера через двери с застекленным верхом в наклонный коридор с бетонным полом. Коридор заканчивался чугунными воротами, которые стражник отпер, а потом старательно запер за собой. Ворота вывели мистера Тодхантера в еще один длинный и узкий коридор с каменным полом. По обе стороны коридора шли двери с застекленным верхом, за стеклом мистер Тодхантер увидел размытые лица.
- Это заключенные?- вежливо осведомился он.
- Верно,- кивнул стражник.- Приговоренные или ждущие суда.
- Значит, их содержат под стражей и до суда? Пожалуй, это слишком жестоко...
- Больше негде.
- Да, ничего не поделаешь,- мистер Тодхантер сделал мысленную пометку для задуманной серии статей. Его впустили в одну из тесных темных камер и заперли. Дружелюбный тюремщик понятия не имел, сколько заключенному придется пробыть здесь. Прижав нос к застекленному верху двери, мистер Тодхантер засмотрелся на тюремщиков, осужденных и арестованных. Время от времени по полутемному коридору проходили адвокаты в париках и развевающихся мантиях.
- Любопытно...- пробормотал мистер Тодхантер себе под нос.Преступление еще не значит наказание.
Спустя некоторое время и его самого вновь повели по коридору. В дальнем его конце располагался кабинет, где седой полицейский делал мелом загадочные пометки на грифельной доске. Мистер Тодхантер полюбопытствовал, чем он занимается, и услышал в ответ, что эти пометки имеют непосредственное отношение к тюремным фургонам "Черная Мария", ждущим во дворе, и их грузу.
- А, "Черная Мария"!- повторил довольный мистер Тодхантер, глядя в окно на ряд лоснящихся черных машин, предназначенных для доставки заключенных по тюрьмам. Он не сразу заметил, что стражник с виноватым видом позвякивает чем-то металлическим.- Ах да, наручники! А это обязательно - учитывая обстоятельства?
- Насчет обстоятельств не знаю,- пробормотал стражник.- Так положено.
- У меня и в мыслях не было нарушать правила,- вежливо объяснил мистер Тодхантер и протянул руки, с любопытством наблюдая за процессом.- Так-так, вот что это такое! Очень интересно.
Его вывели во двор и предложили занять место в одной из машин. К своему удивлению, мистер Тодхантер обнаружил, что внутри "Черная Мария" поделена на миниатюрные камеры. В них едва хватало места, чтобы сесть. Мистер Тодхантер постарался устроиться поудобнее, насколько это было возможно, и решил, что в такой перевозке заключенных есть что-то варварское. Судя по звукам со всех сторон, остальные камеры в машине были заполнены. Вскоре машина тронулась с места. Мистер Тодхантер знал место ее назначения - печально известную тюрьму к северу от Темзы. Если бы мисс Норвуд жила на другом берегу, сейчас мистера Тодхантера везли бы в Уондсуорт. "Хорошо еще,- размышлял он,- что я не страдаю клаустрофобией. Но эта духота невыносима".
Наконец машина притормозила. Напрягая слух, мистер Тодхантер различил скрип открывшихся ворот. Машина въехала в ворота и опять остановилась. Послышалось шарканье ног невидимых пассажиров. Мистер Тодхантер прибыл в тюрьму.
* 3 *
Заключенные, приговоренные к смерти, подчиняются строгим правилам, которые гласят:
1. Каждый заключенный, приговоренный к казни, после прибытия в тюрьму и вынесения приговора должен быть обыскан самим начальником тюрьмы. У заключенного должны быть изъяты все предметы, которые начальник тюрьмы сочтет опасными или неуместными в заключении.
2. Приговоренных к казни помещают в одиночную камеру, находящуюся под круглосуточным надзором. Им разрешается питание и деятельность, одобренная начальником тюрьмы и судом.
3. Капеллан имеет свободный доступ к каждому приговоренному - за исключением тех случаев, когда приговоренный не принадлежит к государственной англиканской церкви. В таких случаях ему разрешены посещения священника той конфессии, к которой он принадлежит. За вышеупомянутым исключением, никто не имеет права входить в камеру приговоренного иначе, чем по приказу начальника тюрьмы или члена инспекционной комиссии.
4. Во время приготовлений к казни и во время казни никто не имеет права входить в тюрьму без особого разрешения.
5. Приговоренного к смерти могут навещать по его желанию родные, друзья и поверенные, а также те, кому разрешено навещать его письменным распоряжением инспекционной комиссии.
6. Человеку, сообщившему инспекционной комиссии о важном деле к приговоренному, может быть дано письменное разрешение на посещение приговоренного.
В таких условиях и очутился мистер Тодхантер. Его полагалось держать отдельно даже от товарищей по несчастью. Пока из машины не вышли все заключенные, ему пришлось ждать своей очереди. Он был бы не прочь помедлить во дворе, окинуть взглядом тюремные стены снаружи, но и это запрещалось правилами. Мистера Тодхантера бережно, но решительно взяли под локоть и повлекли прочь со двора, по коридорам, через двор, где приводили в исполнение смертные приговоры, и, наконец, в его последнее обиталище, где ему предстояло пробыть до самой казни, если не считать кратких прогулок.
- Это и есть камера смертников?- с любопытством спросил мистер Тодхантер.
- Вас велено поместить сюда,- уклонился от ответа тюремщик.
Мистер Тодхантер огляделся. Он имел некоторое представление об условиях в современных тюрьмах, поскольку их в первую очередь затрагивали социальные реформы, и все-таки был удивлен относительным уютом и величиной помещения. Оно походило скорее на комнату, чем на камеру. Забранное решеткой окно располагалось под самым потолком, но было довольно большим, впускало достаточно воздуха и света. Возле стола приличных размеров стояли стулья, в углу комнаты - удобная с виду кровать с чистым бельем, подушками в наволочках и покрывалом. На стене, обращенной к кровати, висела большая картина с изображением распятия, на других стенах - еще несколько ярких картин. В аккуратном маленьком камине приветливо пылал огонь.
